SoSущее - Альберт Егазаров

с так называемым Откровением Богга. Из трех находившихся в ней файлов он щелкнул по letterfromfuture.html, и файл выскочил в «Опере», красуясь длинным, не помещавшимся в одной строке, заголовком. Таким: «Письмо из прошлого в будущее Вячеслава Лебедкина, составленное 4 октября 1957 года, с полученным ответом от тезоименитого правнука и последовавшими вслед за этим действиями».

Волопас механически проглядел первые два абзаца и решил, что произошла какая-то ошибка. Такие малявы от Богга — это уж слишком!

«Здравствуй, мой любимый правнук. Если у тебя есть сестра, моя ненаглядная правнучка, прочти ей мое послание тоже.

Но обращаться я буду к тебе лично. Быть может каким-то чудом, передачей мыслей через время и расстояние, я получу от тебя обратный ответ. Ну а ты, внученька, слушая эти строки, ты меня, надеюсь, простишь. Мне с девчонками всегда было тяжело разговаривать. А мысленно, да еще через пятьдесят лет — так и подавно. Но тайн я от женского пола не держу. И вообще, мы с Поленькой душа в душу живем. Может, уговорю я ее, она и тебе письмецо черкнет. И справедливость восторжествует. Ведь женщины у нас наравне с мужчинами».

Он проверил адрес. Нет, все правильно. С хоста UNIVERSE с адресом 666.666.666.666. С трудом ворочая мозгами и волоча мышку рукой, Артем все же прочитал беспомощно-наивное послание деда и ответ тезоименитого правнучка, точнее сказать, правнучега, закончившийся типичным для «падонкофф» бессмысленным «олбанским» гонивом:

Жостко, нах и жжот нипадеццки?

Зато жызненна и ниипет.

Твой, бля, любимый правнучег.

Марьян Ле Беда ака Вячеслав Лебедкин.

Енжинер па пачинке мосга[289].

Глядя в иллюминатор на расстилавшиеся под крылом самолета позолоченные осенью леса, он вновь вернулся в то раннее московское утро. Вспомнил, как, прочитав первый текст от Богга, поднялся, подошел к окну. Небо за стеклом уже порозовело, на горизонте не было ни облачка — редкая для Москвы удача — и тут невесть откуда взявшийся в полный штиль порыв ветра налетел на стоящую рядом с домом березу, бесцеремонно согнул ее в дугу и со всей силы шлепнул гибкой верхушкой прямо по окну. Артем инстинктивно отпрыгнул в глубь комнаты и занял оборонительную позицию — столь явственно черные розги метили ему прямо в лицо.

Он лег на диван, не раздеваясь, в надежде на то, что пьяный сон мгновенно сморит уставшую голову… Не сморил. Стоило ему закрыть глаза, как на огромном холсте темно-красного бархата перед глазами кто-то написал «СЕЙЧАС». Что сейчас, он уже знал.

Начав Предуведомление, он даже обрадовался — лучшего снотворного не придумаешь. Но вопреки ожиданиям дочитав текст до конца, Артем понял, что хмельная сонливость начинает его отпускать, а вот сил на начало нового дня взять пока было неоткуда.

Пробежав глазами несколько страниц «SoSущего», он решил сварить себе кофе и продолжить чтение. До начала будничной активности оставалось каких-то полтора часа. Спать ему все равно не дадут, а вот…

Так рано Симеон Коробко ему еще не звонил. А может, и так поздно, поскольку трудно было предположить, что шеф вскочил в половине восьмого утра. Скорее, не ложился. И ляжет он теперь только после утреннего хаша. Главное, не настаивал бы на продолжении разговора под разогретый холодец из бритых свиных копыт (да простят нас филологи за этот оксюморон).

Нет, Коробко в то утро был абсолютно трезв и серьезен. И звонил он не для того, чтобы обсудить очередной сумасбродный прожект, а с вполне конкретной целью — отправить их с Антоном на Крит, где с его комплексами удаленных развлечений случилось нечто невообразимое. Мало того, что на острове не работали разом все три: «Охотник», «Наездник» и «Соглядатай», — так и местные офисы как будто все вымерли. Молчали телефоны — стационарные, мобильные и спутниковые; молчало все, включая самые секретные чаты, телемосты и даже допотопный телетайп. Обращаться в местную полицию по понятным причинам Симеон не стал — и поэтому на плечи Волопаса легла не только задача по восстановлению системы, но и чисто розыскные функции.

Им с Антоном предстояло в кратчайшие сроки ввести в строй резервное оборудование и попытаться обнаружить по GPS- и радиомаякам старое, если оно еще где-то дышало. Ну и на закуску найти исполнителей и заказчиков дерзкого похищения. И попутно выяснить, зачем им это потребовалось. Короче, задача для Бонда при поддержке всех служб MI6.

«Гольфстрим», заходя на второй круг, постепенно набирал высоту, и Волопас смог окинуть взглядом панораму утренней Москвы. Его спутники все еще сладко дремали после пережитого, нисколько не беспокоясь странными маневрами самолета. Но Артему было не до сна. Слишком много совпадений за последнюю ночь. Начиная с этого похрапывающего клоуна-растамана с обрезанными дредами и порочными губами торчка, который не только назвался Марьяном Ле Бедой, но имел к тому же явно падонкоффские замашки правнучега инженера Лебедкина из пресловутого письма. Ожившие литературные герои пока что были Волопасу в новинку, и он не знал, как к ним относиться. Ладно бы герои. Ему предстояло решить куда более важный, можно сказать, краеугольный вопрос, что делать с оживающим мифом, финал которого не предвещает ничего хорошего всем, включая потенциальных бенефициаров Овулярий за стенкой.

Он вспомнил позавчерашний вечер в Ханье, казавшийся теперь таким далеким, как будто с того момента прошло полжизни. Ту странную, как будто внедренную извне беспечность, не только его — все обитатели разомлевшей от курортной неги набережной реагировали на сверхординарные события так, будто смотрели «-дцатую» серию «Звездных врат». Ни жуткая инфернальная вибрация под ногами, ни прозревшие слепцы Мамаева кургана из экстренного выпуска CNN, ни убитый в прямом эфире псих-геофизик, пытавшийся предупредить жителей планеты Земля о надвигавшейся катастрофе, ни паника на бирже с обвалом голубых фишек, — ничего не вызвало у сидевших за столиками зрителей эмоции большей, чем от попавшей в кофе мухи.

А потом он услышал зов… Ее зов. Но до того случилось и вовсе непредставимое, и он до сих пор не знает где — в природе вообще или для него лично, издав похожий на отдаленный раскат молнии звук, порвалось на горизонте небо, и темно синий бархат ночи театральным занавесом разъехался в стороны, и сноп белого слепящего света обжег ему глаза. Тогда-то и прозвучал этот низкий речитатив, идущий из самых глубин обнажившейся Вселенной:

«За мною день ночной и ночь — для дня, за мной цветок — для пламени, и пламя — для огня, за мной очаг, за мной коса, за мной себя ядущая змея, за мною ты, я — за тобой, мы все за временем, а время — за собой».

В какой-то момент он понял, что смотрит уже не в белую дыру,