Наследие Розы: Магия безмолвия (СИ) - Анна Кувайкова

Так-так, Кейн. И что ты там забыл?

Оглянувшись по сторонам и, не почуяв моего присутствия, некромант бесшумно спрыгнул с подоконника. Заметив внимательный взгляд чуть прищуренных глаз моего эрингуса, он покачал головой и, приложив палец к губам, неслышно скользнул в сторону кровати. Зесс, услышав мой приказ, поворчал для вида, но успокоился и вновь пристроил голову на лапах.

Со своего места мне было видно, как Кейн, стоя возле постели, где в темноте виднелся смутный темный силуэт девушки, едва прикрытый тонким одеялом, внимательно, слегка наклонив голову, вглядывался в лицо спящей Саминэ. Неожиданно наклонившись, некромант медленно провел костящками пальцев по ее щеке и едва слышно выдохнул:

- Прости, что не уберег тебя.

Я удивленно вскинул брови. И что же это все значит, мой дорогой друг?

Вдруг нахмурившись, дракон приложил ладони к щекам Саминэ и, закусив губу, тут же приложил тыльную сторону ладони к ее лбу, чем вызвал у самого себя же свист втягиваемого сквозь сжатые зубы воздуха:

- Это плохо... Это очень-очень-очень плохо.

Мгновенно оборвав нить заклинания, я рывком оказался возле двери, но, когда распахнул ее, Кейна в комнате уже не было, что, впрочем, меня уже не волновало. Задать интересующие меня вопросы я смогу и потом. Лишь боковым взглядом я заметил блеснувшие в тусклом лунном свете парные саи, оставленные некромантом на подоконнике... Похоже, что прилетевшая в лоб поварешка как нельзя лучше стимулировала нашего шизофренника на поход обратно в Астрам: в спешке никто не успел забрать оружие нашей воспитанницы, упавшее во время поединка на тонкий подтаявший лед.

Причина недовольства дракона оказалась той, что я предполагал. Едва прикоснувшись к щеке девушке, как это сделал Кейн ранее, я едва слышно выругался, почувствовав невероятно горячую кожу. У Саминэ начался сильный жар. Дотронувшись до мокрых от пота волос на висках, я резко развернулся, чтобы выйти из комнаты и спуститься вниз, за зельями, но не успел дойти даже до двери, когда услышал невнятный шорох ткани, а следом за ним недовольное ворчание Зесса.

Саминэ недовольно ворочалась на постели, пальцами комкая тонкое одеяло. Ее губы беззвучно шевелились, словно она что-то шептала, но глаз она так и не открыла. Я в мгновение ока оказался на кровати и, склонившись над девчонкой, аккуратно придержал ее за плечи, негромко позвав:

- Саминэ. Давай, просыпайся, девочка.

И едва не отпрянул от неожиданности, когда она, так и не проснувшись, начала отбиваться.

- Хрдыр, Саминэ! - ругнулся, прижимая руки девушки к кровати, и прошипел, боясь напугать ее еще больше, - Прекрати отбиваться! Ты себе навредишь!

Тщетно. Так и не прешедшая в сознание девчонка вертелась, пытась освободиться, и заставляя меня крепче сжимать ее запястья. На ее повязке на плече быстро расплывалось кровавое пятно, но больше всего я боялся еще сильнее повредить итак сломанное запястье. По ее щекам градом катились слезы, она что-то беззвучно шептала, выгибалась всем телом, отталкивалась ногами, словно пыталась избавиться от чего-то... или от кого-то?

Понимая, что сейчас, не смотря на все мои попытки, из-за раны и навшегося жара она не очнется, я сжал зубы, на мгновение прикрыв глаза, но не отпуская вертевшуюся в моих руках девчонку. Я бы не хотел этого делать, но... Другого выхода я не вижу.

Переплетя свои пальцы с пальцами Саминэ, крепко, но осторожно прижимая ее сломанную руку к подушке, закинул ногу поперек ее тела, чтобы удержать продолжающую отбиваться девушку и, прикоснувшись губами к ее виску, глубоко вдохнул, погружаюсь в ее разум.

Если она не может самостоятельно избавиться от кошмара, я буду тем, кто поможет ей это сделать.

Первым, что я заметил, очутившись в полумраке незнакомого помещения, был тошнотворная смесь запахов, состоящая из отвратительно-гнилостной вони старой сукровицы и дразнящий, сладковатый аромат свежей крови. К этому коктелю примешивался запах тлеющих углей, смешанный с привкусом плавящегося старого воска. В нос ударил чад и жар, характерный для любой кузницы, но при этом легко узнаваемый запах сгораемых свечей наводил подозрения, что я находился в храме.

Оглядевшись по сторонам, я понял, что мое обоняние меня не подвело. Мрачные стены вокруг с вытянутыми витражными окнами, завешанными темной старой тканью, уходящие под острый свод потолка и каменный алтарь посередине, находившийся у подножия высокой статуи, изображающей молодую девушку с толстой косой, переброшенной через плечо - это был храм Латимиры... И в тоже время, это была кузница.

У одной из стен, разбавляя тусклый, жутковатый желтый свет потрескивающих свечей в тонких кованых извитых канделябрах на стенах и вокруг алтаря, стоял пылающий ярко-красными углями кузнечный горн. Наковальня, тиски, стол, рядом с горном ёмкости для угля, шлака, воды и масла, на стенах крепились стеллажи для ручного и подкладного инструмента. Кроме них был и слесарный верстак, и стеллаж для металла... как и многое другое, что я видел в кузнице Танориона.

Только вместо гибкой фигуры аронта, сновавшего среди инструментов, была грузная фигура, держащая за плечи распростертую на алтаре хрупкую фигуру, лежащую на животе, распятую на камене и прикованную к нему цепями.

Я похолодел, когда узнал в худеньком молодом подростке, обнаженном по пояс, которому на вид едва ли исполнилось тринадцать лет, собственную немую человечку, отданную мне драконом на обучение...

Женщина, стоящая рядом с алтарем, не произнося ни слова, молча, с явным наслаждением, не обращая внимания на громкие, полные боли крики, медленно доставала щипцами из разреза на спине Саминэ окровавленное, тонкое ребро...

Это был не просто кошмар нашей немой воспитанницы. Это было полноценное воспоминание Эльсами Та?Лих о том, как ковали ее собственные парные саи.

И только лишь осознание этого заставило меня замереть на месте, не позволяя броситься на помощь девушке, которая уже начинала хрипнуть от крика. Какое бы оно ни было, но оно должно было полностью всплыть в памяти Саминэ как часть ее прошлой жизни. Пусть так, но она имела право знать о том, что было когда-то...

Сжав кулаки так, что побелели костяшки пальцев, с трудом сдерживая рвущуюся наружу животную ярость, не давая свершиться обороту во вторую ипостась, титаническим усилием воли удерживая боевую ипостась эрхана, я заставил себя остаться на месте. Кровавая пелена застилала глаза, а в груди в слепой ярости бился хищник, когда раз за разом раздавались крики Саминэ в тот момент, когда жрица словно никуда не торопясь сделала второй надрез возле позвоночника, а потом, когда она острым тонким ножом отрезала второе ребро. Голос девушки сорвался в какой-то момент, оборвавшись на высокой ноте. Лишь крупные слезы продолжали стекать по ее щекам, а губы беззвучно шевелиться, зовя кого-то на помощь.