Анжелика - Анн Голон

— Архиепископ Тулузский и впрямь не предполагал, что дело зайдет так далеко, и, сам не веря в колдовство, во всяком случае в колдовство вашего мужа, был бы вполне удовлетворен, если бы церковный суд или же тулузский парламент вынесли графу порицание. Но у него отняли «его» обвиняемого, прислав заготовленный заранее приказ об аресте за подписью короля.

Затем герцогиня сказала, что, беседуя с другими высокопоставленными лицами, она все больше убеждалась, что ведение дела Жоффрея де Пейрака в тулузском парламенте было умышленно не допущено кем-то из сильных мира сего.

— Это я узнала из уст самого господина Массно, уважаемого лангедокского магистрата, которого сейчас вызвали в Париж по какому-то таинственному поводу, и он предполагает, что именно по делу вашего мужа.

— Массно? — задумчиво переспросила Анжелика.

В ее памяти всплыл краснолицый человечек в бантах, который топтался на пыльной дороге в Сальсинь, угрожающе размахивая тростью и крича дерзкому графу де Пейраку: «Я напишу наместнику Лангедока… в Королевский совет…»

— Боже мой! — прошептала Анжелика, — Это же враг моего мужа!

— Я сама разговаривала с этим магистратом, — сказала герцогиня де Монпансье, — и, хотя он низкого происхождения, он показался мне человеком весьма честным и достойным. Он и сам опасается, что его назначат судьей по делу графа де Пейрака именно потому, что всем известно об их ссоре. Он говорит, что брань, которой обмениваются на дороге под палящим солнцем, не имеет никакого отношения к делам правосудия и ему будет чрезвычайно неприятно, если его заставят инсценировать видимость процесса.

Анжелика ухватилась за слово — «процесс».

— Значит, процесс будет? Адвокат, с которым я советовалась, уверяет меня, что процесс — это уже своего рода достижение, особенно если добиться, чтобы дело разбирал парижский парламент. И тогда участие в суде этого Массно, который тоже является советником парламента, было бы обоснованным.

Герцогиня де Монпансье скорчила гримасу, которая отнюдь не украсила ее.

— Видите ли, деточка, я достаточно знакома со всяким крючкотворством и знаю, что такое судейские. Так вот, уж поверьте мне, парламентский суд ни к чему вашему мужу. Ведь почти все советники парламента — должники Фуке, нынешнего суперинтенданта финансов, и они будут выполнять его приказы, тем более что он — бывший президент парижского парламента.

Анжелика вздрогнула. Фуке! Эта опасная белка сунула свою острую мордочку и сюда!

— Но при чем тут мессир Фуке? — спросила Анжелика неуверенным тоном. — Клянусь вам, мой муж не сделал ничего, что могло бы вызвать его ненависть. Кстати, он никогда его не видел!

Герцогиня снова покачала головой.

— Лично у меня на службе нет шпионов, которые следили бы за Фуке. Впрочем, в отличие от него я вообще этим не занимаюсь. Вот мой покойный отец

— дело другое, он считал, что в нашем королевстве без шпионов не обойтись. Словом, я очень сожалею об этом из-за вашего мужа, но среди приближенных суперинтенданта у меня нет своих людей — ни мужчин, ни женщин. Но насколько я поняла из разговоров брата короля, которого, как я подозреваю, тоже содержит суперинтендант, ваш муж и вы знаете какую-то тайну, касающуюся Фуке.

У Анжелики оборвалось сердце. Должна ли она во всем признаться своей знатной покровительнице? Она уже готова была сделать это, но вовремя вспомнила, что герцогиня не отличается ни тактом, ни умением держать язык за зубами. Лучше подождать и посоветоваться с Дегре.

Она вздохнула и, отведя взгляд, проговорила:

— Что я могу знать об этом могущественном сановнике, если я никогда даже в глаза его не видела? Помню только, что, когда я была девочкой, в Пуату поговаривали о каком-то заговоре знати, в котором были замешаны мессир Фуке, принц Конде и другие вельможи. А вскоре после этого была Фронда.

Даже это было весьма рискованно говорить герцогине де Монпансье… Но та не почувствовала недомолвки и добавила, что ее отец тоже всю жизнь занимался заговорами.

— В этом заключался его основной порок. А вообще-то он был человеком слишком добрым и мягким, чтобы взять в свои руки бразды правления. Но в заговорах он был непревзойденным мастером. Он тоже мог оказаться в лагере Фуке, в ту пору еще не очень-то известной личности. Но мой отец был богат, а Фуке только начинал свою карьеру. Моего отца никто не посмеет обвинить в том, что он участвовал в заговорах, движимый корыстными интересами.

— А мой муж разбогател, не участвуя ни в каких заговорах, — слабо улыбнулась Анжелика. — Может быть, именно это и вызывает подозрение…

Герцогиня не стала оспаривать эту догадку. Она добавила, что с точки зрения двора нелюбовь к придворной куртуазности — большой недостаток. Но тем не менее это не является основанием для приказа о заключении в одиночную камеру, подписанного самим королем.

— Ваш муж наверняка знает что-то еще, — с уверенностью сказала герцогиня.

— Но как бы там ни было, помочь может только король. О, с ним нелегко иметь дело! Он прошел с Мазарини неплохую школу флорентийской дипломатии. Он может улыбаться, может даже пустить слезу, ведь он человек чувствительный… и в то же время готовить кинжал, которым заколют его друга.

Увидев, что Анжелика побледнела, герцогиня обняла ее за плечи и весело сказала:

— Полно, я, как всегда, пошутила. Не надо принимать меня всерьез. В нашем королевстве меня никто больше не принимает всерьез. Итак, давайте подведем итог: вы хотите увидеться с королем?

Резкие переходы от отчаяния к надежде сделали свое дело — Анжелика не выдержала, бросилась в ноги герцогине, и обе женщины разрыдались.

Успокоившись, герцогиня де Монпансье предупредила Анжелику, что опасное свидание уже назначено и король примет графиню де Пейрак через два часа.

Анжелика не только не пришла в смятение от этой вести, но даже, наоборот, ощутила вдруг удивительное спокойствие. Итак, сегодня — решающий день.

Времени сходить домой в квартал Сен-Ландри уже не оставалось, и она попросила у герцогини разрешения воспользоваться ее пудрой и румянами, чтобы привести себя в порядок. Герцогиня предоставила в ее распоряжение одну из своих камеристок.

Стоя перед туалетным столиком, Анжелика разглядывала себя в зеркале. Достаточно ли она еще хороша, чтобы расположить к себе короля?

В талии она немного раздалась, лицо ее, раньше по-детски пухлое, осунулось и побледнело, а под глазами появились темные круги. Однако после придирчивого осмотра она пришла к выводу, что удлиненный овал лица и глаза, увеличенные сиреневой тенью, в общем, делают ее даже интересней. Они придают ее лицу что-то драматическое, волнующее, и это не лишено очарования.