Эркюль пуаро (сборник) (СИ) - Кристи Агата

– Так-то оно лучше, – пробормотал Боннингтон, – какие все-таки люди избалованные создания. Говорят им: ходите больше пешком, так нет, всё норовят проехаться! Совершенно не думают о здоровье.

– Человек живет сегодняшним днем, – пожал плечами Пуаро, – и совсем не думает о том, что будет завтра.

– Это точно. Сегодня ты радуешься жизни, а завтра, глядишь... – произнес мистер Боннингтон с какой-то мрачной удовлетворенностью. – Да, кстати, помните того старичка из «Гэллант Эндевор»? Не удивлюсь, если он уже ушел в мир иной. Он уже не заходил в ресторан целую неделю. Молли страшно переживает по этому поводу.

Эркюль Пуаро даже привстал, в глазах его вспыхнули зеленые искры.

– Неужто целую неделю? – спросил он. – Целую неделю?

Боннингтон сказал:

– Помните, я говорил, что, может быть, старик ходил к врачу и тот предписал ему диету? Насчет диеты – это, конечно, ерунда, но я не удивлюсь, если он действительно был у врача и тот поставил ему смертельный диагноз. Потому-то он и заказывал все подряд – мысли его в это время были в другом месте. Потрясение было столь сильным, что он раньше времени покинул наш бренный мир. Врачи все-таки должны быть потактичней с пациентами.

– Обычно они очень тактичны, – заметил Пуаро.

– Ну вот и моя остановка, – сказал мистер Боннингтон. – До свидания. Вряд ли мы теперь когда-нибудь узнаем хотя бы имя этого бедолаги. Забавно устроен этот мир.

И он поспешил на выход.

Эркюль Пуаро сидел нахмурившись. Похоже, он не находил этот мир забавным. Придя домой, он тотчас дал своему верному дворецкому несколько указаний.

Эркюль Пуаро водил пальцем по списку фамилий. Это был список людей, умерших в последнее время.

Палец Пуаро остановился на одной фамилии.

– Генри Гаскойн. Шестьдесят девять лет. Что ж, начнем с него.

Через несколько часов Эркюль Пуаро уже сидел в кабинете доктора МакЭндрю на Кингз-роуд. Доктор МакЭндрю был высоким рыжеволосым шотландцем, с умным живым лицом.

– Гаскойн? – проговорил он. – Да, припоминаю. Чудаковатый такой старик. Он жил в одном из тех допотопных домов, которые сейчас сносят, чтобы очистить место для застройки новых кварталов. Он не был моим пациентом, но я знал его. Первым почувствовал неладное молочник. Никто не забирал бутылки с молоком, которые он оставлял на крылечке. В конце концов соседи послали за полицией. Они взломали дверь и обнаружили старика в холле. Он свалился с лестницы и сломал себе шею. На нем был старый халат с рваным поясом – возможно, он запутался в его полах и упал.

– Понятно, – сказал Эркюль Пуаро. – Это был просто несчастный случай.

– Совершенно верно.

– У него были родственники?

– Племянник, сын его сестры. Он приезжал проведать дядюшку раз в месяц. Его фамилия Лорример, Джордж Лорример. Он сам врач. Живет в Уимблдоне.

– Сколько времени он пролежал в холле?

– Ага! – сказал доктор МакЭндрю. – Вот мы и перешли к официальным вопросам. Не меньше сорока восьми часов и не больше семидесяти двух. Его нашли шестого утром. Но, как выяснилось, можно было установить более точное время. В кармане халата покойного было найдено письмо, написанное третьего и отправленное из Уимблдона в тот же день после обеда. Судя по штемпелю, оно пришло в девять двадцать вечера. Это позволяет предположить, что смерть наступила третьего после девяти двадцати. Это подтверждает состояние его желудка и степень разложения трупа. Старик ел за два часа до смерти. Я проводил вскрытие шестого утром. По моему заключению смерть произошла за двое с половиною суток до этого, что-нибудь около десяти часов вечера.

– Похоже, все состыкуется. Скажите, когда его последний раз видели живым?

– В тот же вечер третьего, это был четверг, на Кингз-роуд, – он обедал в ресторане «Гэллант Эндевор» в семь тридцать. Кажется, он всегда там обедал по четвергам.

– У него были другие родственники? Или только этот племянник?

– Еще был брат-близнец. Их жизнь сложилась довольно странно. Они не встречались много лет. Видите ли, в юности Генри был артистом, правда, весьма бездарным. Второй брат, Энтони Гаскойн, тоже был артистом, но, женившись на богатой женщине, покончил с актерской карьерой. Братья по этому поводу поругались и, насколько я понимаю, больше не виделись. Но самое странное, что умерли они в один день. Энтони Гаскойн оставил этот бренный мир тоже третьего числа, в три часа дня. Я и раньше слышал историю о близнецах, в один день покинувших наш грешный мир, находясь при этом в совершенно разных местах. Возможно, что все это, конечно, просто совпадение, но таковы факты.

– А жена брата жива?

– Нет, она умерла несколько лет тому назад.

– Где жил Энтони Гаскойн?

– У него был дом на Кингстон-Хилл. По словам доктора Лорримера, он жил затворником.

Эркюль Пуаро задумчиво кивнул.

Шотландец бросил на него пытливый взгляд.

– О чем вы подумали, мосье Пуаро? – грубовато спросил он. – Я ответил на ваши вопросы. Это был мой долг, поскольку вы предъявили удостоверение. Но ведь, в сущности, я нахожусь в полнейшем неведении...

Пуаро медленно проговорил:

– Вы думаете, что это смерть в результате несчастного случая. Мое мнение не менее тривиально – его просто столкнули с лестницы.

Доктор МакЭндрю озадаченно взглянул на Пуаро.

– Другими словами – убийство! У вас есть какие-нибудь основания так думать?

– Нет, – ответил Пуаро, – только подозрения.

– Но должно же быть что-нибудь... – настаивал его собеседник.

Пуаро ничего не ответил.

МакЭндрю продолжил:

– Если вы подозреваете племянника, мистера Лорримера, то учтите: вы идете по ложному следу. Лорример играл в бридж в Уимблдоне с восьми тридцати до двенадцати ночи. Это выяснилось во время дознания.

Пуаро пробормотал:

– И конечно, было тщательно проверено. Я знаю: полиция здесь работает весьма оперативно.

– Может быть, у вас есть что-нибудь против него?

– До разговора с вами я вообще не знал о его существовании.

– Значит, вы подозреваете кого-нибудь еще?

– Да нет. Дело не в этом. В основе человеческого поведения лежат привычки. Это очень важно. А некоторые поступки мосье Гаскойна абсолютно противоречат его привычкам. Похоже, здесь что-то не так.

– Я не совсем понимаю.

– Если соуса многовато, значит, рыба с душком, – пробормотал Пуаро.

– Прошу прощения?

Пуаро улыбнулся.

– Еще немного, и вы захотите отправить меня в сумасшедший дом, Monsieur le Docteur. Нет, с головой у меня все в порядке. Просто я привык действовать методически, находя таким образом объяснение тому или иному факту. И если какой-то факт нарушает единую схему, это страшно меня удручает. Прошу простить меня за причиненное беспокойство.

Пуаро встал, доктор тоже поднялся.

– Видите ли, – произнес МакЭндрю, – сказать по правде, я не нахожу ничего подозрительного в смерти мистера Гаскойна. Я считаю, что он упал, вы – что его столкнули. Но где доказательства?

Пуаро вздохнул.

– Да, кто-то все это сумел ловко проделать.

– Так вы в самом деле думаете, что...

Маленький бельгиец развел руками.

– Я человек дотошный, и у меня есть идейка, но, к сожалению, ничего в ее подтверждение. Кстати, доктор, у Генри Гаскойна были вставные зубы?

– Нет, его зубы были в прекрасном состоянии. Большая редкость в его возрасте.

– Он за ними следил? Они были белые, он всегда их чистил?

– Наверняка. Ведь с возрастом зубы слегка желтеют, а у него – отнюдь.

– И ничем не были окрашены?

– Нет. Не думаю, чтобы он курил, если вы это имеете в виду.

– Да нет. Я имел в виду совсем другое. Есть у меня некоторые соображения, хотя, возможно, я и на ложном пути. Всего хорошего, доктор МакЭндрю, извините, что отнял у вас много времени.

Он пожал доктору руку и удалился.

– А теперь, – проговорил Пуаро, выйдя на улицу, – проверим эту версию.