К суду истории. О Сталине и сталинизме - Рой Медведев

Конечно, Сталин не знал и не мог знать о всех беззакониях, которые происходили в те годы в нашей огромной стране. Но все основные репрессии и все главные директивы о направлении и масштабах репрессий исходили от Сталина. П. И. Шабалкин встретился в одном из лагерей с бывшим чекистом из личной охраны Сталина. Шабалкин узнал, что в 1937 – 1938 гг. Ежов почти ежедневно приходил к Сталину с толстой папкой для бумаг, и они вдвоем совещались по 3 – 4 часа. Нетрудно догадаться о содержании этих бесед. Таким образом, нет никаких оснований полагать, что главная ответственность за репрессии 30-х годов лежит на Ягоде, Ежове, Берии или ком-то еще, кто действовал без ведома Сталина. Главная ответственность за этот поистине «большой террор» лежит на Сталине, что не снимает, конечно, ответственности и со всех его соучастников.

Возникает, однако, вопрос – что толкнуло Сталина на истребление основных кадров Советского государства и Коммунистической партии?

К ВОПРОСУ О ТРАГЕДИИ «ОБМАНУТОГО» СТАЛИНА

Контраст между образом Сталина, утвердившимся в сознании народа, и действительностью, открывшейся после XX съезда КПСС, был настолько разительным, что у многих коммунистов и друзей СССР за рубежом возникло стремление как-то смягчить то нравственное потрясение, которое неизбежно возникает у человека, узнавшего о злодеяниях своего отца, своего лучшего друга, своего любимого учителя. Это стремление сочеталось также очень часто с желанием смягчить критику и в свой адрес, и в адрес коммунистического движения в целом. Главным образом этими мотивами можно объяснить появление весьма примитивной версии о трагедии «обманутого» Сталина.

Сторонники этой версии не отрицают личного участия Сталина в репрессиях 30-х годов. Они считают, однако, что Сталин действовал не по своему злому умыслу, но был обманут авантюристами и карьеристами и даже агентами вражеских разведок, пробравшимися в органы НКВД и желавшими ослабить и деморализовать СССР и ВКП(б).

«Ключ к пониманию событий, – писала, например, А. Л. Стронг, – вероятнее всего следует искать в действительном широком проникновении нацистской пятой колонны в органы ГПУ, во многих действительных заговорах, а также в том воздействии, которое эти заговоры оказали на исключительно подозрительного человека. Он видел, что замышлялось его убийство, и верил в то, что спасает революцию, осуществляя жестокую чистку... Сталин был безжалостен, ибо он родился в жестокой стране и в детстве испытал на себе жестокое обращение. Он был недоверчив, ибо он пять раз подвергался аресту и ссылке и, должно быть, не раз становился жертвой предательства. Он извинял – и даже санкционировал – акты насилия, чинившиеся политической полицией над невиновными людьми, однако никто еще не доказал, что Сталин знал об их невиновности» [437] .

Эту же версию можно найти и в книгах, вышедших в свет после XXII съезда КПСС. «Грубость и болезненная подозрительность Сталина, – писал, например, И. Верховцев, – оказались на руку иностранным разведкам, а также карьеристам, авантюристам, враждебным элементам, пробравшимся в советские органы безопасности и начавшим в массовом порядке фабриковать одно за другим дела об измене и предательстве руководящих работников партии» [438] .

«Лишь несколько лет спустя, – писал в своей книге о чекистах писатель В. Тарпанов, – узнал Николай, что в этой цепи трагических "случайностей" была своя система: что шайка авантюристов разработала сложную методику "выдачи на-гора" ложных фальсифицированных показаний, вымогаемых, иногда выколачиваемых из ни в чем не повинных, честных советских работников, чтобы доказать Сталину, что он окружен "шпионами" и "заговорщиками" и что только они – Берия, Абакумов и их подручные, а до них Ежов, Меркулов и другие – могут спасти вождя от уничтожения, а страну от гибели. А ведь эти карьеристы и были подлинными заговорщиками» [439] .

Примерно такую же версию насчет «обманутого» Сталина защищала и бежавшая из СССР дочь Сталина Светлана Аллилуева в своей книге «Двадцать писем к другу». Перечисляя многих родственников и друзей Сталина, которые были арестованы с его ведома и согласия, С. Аллилуева восклицает: «Как это мог отец? Я знаю лишь одно: он не смог бы додуматься до этого сам... Отцу можно было внушить, что этот человек не хороший, как мы думали о нем много лет, нет, он дурной, он лишь казался хорошим, а на деле он враг, он противник, он говорил о вас дурно, и вот материалы, вот факты, X и Y "показали" на него... А как уж могли эти X и Y "показать" все, что угодно, в застенках НКВД – в это отец не вникал. Это уж было дело Берии, Ежова и прочих палачей, получивших от природы свой профессиональный дар... Удивительно, до чего отец был беспомощен перед махинациями Берии... Я говорю не случайно о его, Берии, влиянии на отца, а не наоборот. Я считаю, что Берия был хитрее, вероломнее, коварнее, наглее, целеустремленнее, тверже – следовательно, сильнее, чем отец. У отца были слабые струны – он мог сомневаться, он был проще, его можно было провести такому хитрецу, как Берия» [440] .

Некоторые из западных коммунистов заходили в своих предположениях еще дальше. После XX съезда партии кое-кто из них пытался представить Ежова и Берию руководителями глубоко законспирированных организаций, которые обманывали Сталина... по прямому заданию буржуазных разведок. По заданию этих же разведок были якобы проведены и «открытые» процессы 30-х годов.

Версия «обманутого» Сталина поддерживается и сейчас большинством тех писателей и работников культуры, которые так усердно пытаются подчистить, восстановить облик «великого вождя народов». Автор романа «Москва, 41-й» А. Сердюк, который в своем прежнем романе «Война» намекал на виновность Тухачевского и Якира, пишет теперь о К. Рокоссовском: «Случалось, что в привычное и хлопотливое течение жизни врывалась беда, потрясая своей неожиданностью и своей сущностью. Так произошло в 1937 году. Необоснованный арест, вздорные обвинения в шпионаже на иностранную разведку, состряпанные затаившимися врагами Октябрьской революции, которые мечтали о возврате старых порядков, обретении утерянных богатств и с этой целью делали все возможное, чтоб ослабить командный состав Красной Армии, внести разлад в ряды партии и ее руководства. Много несчастий принесли они советскому народу... Но Константина Рокоссовского не сломили, не поселили в его сердце злобу и обиду» [441] .

Факты, уже приведенные нами выше, опровергают эту примитивную версию. Конечно, Сталин был подозрителен и во многих отношениях весьма ограничен. Поэтому при «дворе» Сталина, так же как в окружении любого из тиранов прошлого, плелись всяческие интриги – велась борьба за влияние и власть. Оторванный от народа Сталин плохо знал положение в стране, и это позволяло вводить его в заблуждение. Можно предположить, что в ряде случаев некоторым из приближенных Сталина путем клеветы и провокаций удавалось возбудить у Сталина подозрения в отношении лиц, которым он ранее доверял. Так, например, во время судебного процесса над приспешниками Берии в Грузии было установлено, что «покушение» на Сталина и Берию во время их прогулки на катере по Черному морю было организовано самим Берией, и оно ничем не грозило жизни Сталина. Несколько проходимцев, нанятых Берией, стреляли с гор в воздух, а затем, явившись за вознаграждением, были уничтожены. Для Берии это покушение дало желанный повод к расправе над председателем ЦИК Н. Лакобой, который считался личным другом Сталина. Я бы не удивился, если бы узнал, что и сам Сталин был посвящен в тайну этой провокации. Слухи о подобном покушении были для него еще более важны, чем для Берии.

Ряд провокаций, имевших целью обмануть Сталина, предпринимался, как мы знаем теперь, и зарубежными разведками. По свидетельству Ф. Раскольникова, болгарская контрразведка подсовывала агентам Ежова фальшивые документы, результатом чего явился арест почти всех работников советского полпредства в Болгарии от шофера посольства М. И. Казакова до военного атташе В. Т. Сухорукова. Но было бы большой ошибкой объяснять репрессии 30-х годов подобного рода провокациями. Напротив, именно развязанный Сталиным террор создавал питательную почву и для отдельных провокаций западных спецслужб.

Показательна в этом отношении трагическая судьба М. Тухачевского и его соратников. Еще в 20-е годы западная печать немало писала о Тухачевском, подчеркивая знатность его происхождения и приписывая ему бонапартистские замыслы. Иногда его прямо называли «красным Наполеоном». С другой стороны, немецкие военные и фашистские лидеры, готовясь к войне с СССР, понимали, какую опасность представляет для них Тухачевский и другие крупные военачальники Красной Армии. Немецкие генералы знали Тухачевского, Якира и других советских военачальников по совместной работе начала 20-х годов, по встречам на маневрах. Известно также, что ЦК ВКП(б) направлял в 20-е годы немалое число «красных генералов» на обучение в немецкие военные академии.