Врезано в плоть (ЛП) - Тим Ваггонер

Индикатор электромагнитного поля не зарегистрировал никаких выбросов энергии; они не нашли следов – ни человека, ни животных. Они притворились, что записывают разговор и пообещали Лайлу выслать номер журнала, когда выйдет статья. А потом они ушли, и хотя Сэм не мог не согласиться с мнением брата о Лайле, его преследовало ощущение, что тот не врет. Назовите это охотничьей интуицией. Может, приложив некоторые старания, он бы и смог убедить Дина пересмотреть историю Лайла, но об этом позже. Сейчас надо ловить монструозную собаку.

Братья припарковались около ближайшего к пруду здания и спустились с холма к воде. Оба были вооружены: Дин на этот раз зарядил дробовик обычными патронами, а не солью, а Сэм нес пластиковый пакет, украшенный логотипом сети крупных супермаркетов.

– Не знаю, что и думать про твой этот план, Сэмми. Это немножко чересчур даже для тебя.

Сэм не стал огрызаться на подтекст, который явственно читался в словах брата – что именно хрупкое равновесие его рассудка ответственно за такой нетипичный план приманивания чудовищной собаки.

– Мы знаем, что Франкенпес питается жизненной энергией, так? А после нашей вчерашней встречи он сильно пострадал. Ему нужно исцелиться, а значит – поесть.

– Если он, конечно, в принципе может исцеляться, – заметил Дин. – Вдруг он как киношный зомби: просто продолжит гнить и становиться все омерзительнее, сколько бы не съел?

– Возможно, – ответил Сэм. – Но вчера никаких следов разложения не было, так?

– Нет, вроде. Мерзкая была псинка, но мясцо свежее.

От пруда братья свернули и углубились в лес.

Сэм понизил голос:

– Если ему нужно вылечиться, он будет голоден, но искать он станет не еду, которую можно съесть, а жизненную энергию, которую можно вытянуть. Ее-то мы ему и дадим. Или притворимся, что дадим.

– Логику я улавливаю, – не уступал Дин. – Я просто не думаю, что Франкенпсина на такое купится. Может, этот пес и урод, но все-таки собака, а их чувства слишком хорошо развиты, чтобы… – он затормозил и указал на что-то пальцем.

Сэм посмотрел в указанном братом направлении и увидел на земле тело кролика, частично укрытое зарослями. Наверное, кролика, во всяком случае. Тело усохло так, что животное выглядело просто скелетом, обтянутым чересчур просторной шкуркой.

– Похоже, Франкенпсина уже перекусила, – тихо заметил Дин.

Сэм кивнул, и они углубились еще дальше в лес.

По пути братья увидели иссушенные трупики еще нескольких животных – кролики, пара лесных сурков и кошка. Ошейника на кошке не было, из чего Сэм заключил, что она бродячая.

Когда они вышли на небольшую полянку, Сэм сказал:

– Думаю, подойдет.

Дин встал на страже, подняв обрез, а Сэм принялся за работу. Опустившись на колени и поставив рядом пакет из магазина, первым делом он извлек оттуда очень правдоподобного пупса, купленного в игрушечном отделе. Уже в машине он снял упаковку, и теперь только осталось уложить розового голыша на небольшую груду листьев.

– Боже, ты только взгляни на нас, в куколки играемся, – пробормотал Дин.

Сэм это замечание проигнорировал.

Затем на свет появилась коробочка детской присыпки: «Мягкость любимой кожи!» – гласил слоган фирмы. Присыпкой Сэм щедро посыпал куклу. Потом достал банку готового детского питания и плеснул густую белую жидкость кукле на губы. Не очень много: как будто ребенка покормили, и теперь ему не помешает вытереть ротик. Ну а затем пришел черед самой важной части иллюзии. Из кармана пиджака Сэм выудил смартфон, поставил звук на максимальную громкость и запустил скачанный из интернета аудио-файл. По лесу разнесся детский плач, и Сэм оставил смартфон около кукольной головки. Братья отступили к близстоящим деревьям и затаились. Поставив вещи на землю, Сэм вытащил «Беретту».

План объяснялся просто. Франкенпсу нужна была жизненная энергия, а у чего еще может быть больше жизненной энергии (хотя бы в мистическом смысле), чем у ребенка? С такой точки зрения ребенок полон потенциальной жизненной энергии, прямо как банковский счет, с которого еще никто не снимал деньги. Таким образом, ребенок – богатый источник пищи для такого существа, как Франкенпес. По край ней мере, Сэм на это надеялся.

В дни пребывания без души Сэм, наверное, использовал бы в качестве приманки настоящего ребенка. Да, он бы сделал все возможное, чтобы тот не пострадал, но даже если что-то пошло бы не по плану и ребенок погиб, бездушный Сэм не стал бы… не смог проливать по нему слезы. От одной подобной мысли Сэму стало не по себе, и он радовался, что те дни в прошлом. Когда он впервые поделился с братом своей затеей, Дин признал, что из идеи может выйти толк… пусть она и слегка безумна, но потом высказал некоторые сомнения.

– Ты можешь заставить эту штуку звучать, как настоящий ребенок, но кукла по-прежнему пахнет пластиком и резиной. Как только Франкенпес подберется достаточно близко, чтобы как следует обнюхать Сэмми-младшего, то сразу поймет, что что-то не так, и унесет ноги.

Сэм согласился, что такой исход возможен, и потому использовал присыпку и детское питание: чтобы кукла больше смахивала на настоящего ребенка. Он понятия не имел, жил ли Франкенпес когда-нибудь, как обыкновенная собака – или обыкновенные собаки – до того, как стать эдакой корпорацией монстров, но если да, то Сэм надеялся, что собачий мозг сохранил память о том, как пахнут дети. Ну а если нет, он лелеял надежду, что тварь настолько проголодалась, что сердитых криков будет достаточно, чтобы приманить ее и отвлечь от запаха пластика.

Аудиофайл он поставил на повтор, поэтому несколько минут братья слушали детские крики, а от Франкенпсины не было ни слуху, ни духу.

– Может, он уже наелся и больше не голоден? – предположил Дин. – Или слишком далеко и не слышит?

Сэм рассудил, что возможны оба варианта.

– Давай подождем еще немного, пока… – он осекся.

Уголком глаза он уловил какое-то движение и резко развернулся, приготовившись стрелять. Он ожидал увидеть изготовившегося к нападению Франкенпса, но увидел человека, стоящего метрах в десяти поодаль, у подножия старого дуба. Сэм не мог его хорошенько разглядеть, будто смотрел сквозь пелену: мужчина был среднего роста, одет в темный костюм. Синий? Черный? Сказать наверняка не удавалось. Волосы были светлые, русые, наверное, хотя может быть, и белые. Возраст определить не получилось, а вместо лица была размытая муть телесного цвета, которая постоянно шла рябью, словно вода.

– Что? – спросил Дин, с дробовиком наготове оглядывая окрестности.

Не успел Сэм ответить, как человек исчез. В один момент был здесь, а в следующий – пуф! – будто его и не было. Накатила волна головокружения вместе с ужасной усталостью, которая растеклась с головы до ног. «Беретта» внезапно показалась тяжелой, и Сэм подумал, что пистолет может сейчас выскользнуть из пальцев и упасть на землю. Но он сумел удержать оружие, а моментом позже головокружение схлынуло и усталость уменьшилась, хотя полностью не ушла.

– Ничего, – ответил Сэм. – Показалось, будто там что-то есть. Просто почудилось.

Дин нахмурился, глядя на него, и Сэм вполне мог догадаться, о чем он думает.

– Со мной все нормально, – возразил он. – Все мои шарики и ролики более или менее на месте.

– Это меньшее, что меня беспокоит, – проворчал брат.

Сэм ничего не ответил. Ну случилась у него галлюцинация, и что с того? Не первая, и он сомневался, что последняя. Главное, что длилась она недолго и не отвлекла его от…

Позади треснула ветка, а затем послышалось тихое горловое рычание.

– Оно сзади, да? – спросил Сэм.

– Угу.

Братья развернулись и выстрелили.

? Рип ван Винкль – персонаж одноименной новеллы В. Ирвинга, проспавший двадцать лет.ГЛАВА 6

Лайл Суонсон не был счастливым человеком.

Не то чтобы это было для него нехарактерно. Даже в лучшие времена веселым нравом он не отличался. Его коллеги в «Быстрой Печати» придумали для него ироничную и забавную – как им казалось – кличку Мистер Солнышко. Нельзя сказать, что у него был мерзкий характер. Он не злился и не раздражался, когда что-то шло наперекосяк, и не жаловался на неудачи. Он был не особенно разговорчив, но бесед с коллегами не избегал. Он просто был одним из тех людей, которые вечно выглядят мрачными. Был бы он персонажем мультика, над его головой постоянно висела бы маленькая черная тучка. При ходьбе он шаркал ногами, сутулился, опускал голову, черты лица у него были обвисшие и вялые. Он редко улыбался, а когда улыбался, просто слегка приподнимал уголки рта – так незаметно, что люди обычно не распознавали эту улыбку. А еще никто никогда не слышал, как он смеется или хотя бы тихо хихикает.

У Лайла не было причин быть человеческим воплощением ослика Иа-Иа, по крайней мере, очевидных. Детство у него было достаточно счастливое, и хотя популярным в школе он не считался, его там не травили. На самом деле, большинство детей едва замечали его существование; то же можно сказать и об учителях. Пока его жизнь, будучи совершенно непримечательной, проходила почти целиком без конфликтов любого размера. Да, он немного боялся микробов – входил в число тех, кто из дома без антисептика для рук и салфеток не выходит. И он никогда особенно не интересовался сексом. Для этого понадобилось бы приложить слишком много усилий, да и грязи, если честно, многовато.