Особый отдел и тринадцатый опыт - Юрий Брайдер

Будка, о которой ему уже все уши прожужжали, была вовсе и не будка, а полноценный жилой домик, судя по габаритам, перестроенный когда-то из товарного вагона.

На полотно железной дороги смотрели два мутноватых окошка и ещё четыре располагались по бокам. Уже одно это обстоятельство говорило о многом. В Псковской глубинке дом с шестью окошками был то же самое, что трёхмачтовая яхта в Карибском море.

Конечно, служебное жилище Посибеевых требовало хотя бы косметического ремонта, но в любом случае на лачугу оно не походило. Во дворе, огороженном казённым желто-зеленым штакетником, имелся сарай, сложенный из старых шпал, а на приусадебном участке росло с дюжину деревьев, часть из которых имела явные следы термического воздействия.

Только сейчас до Цимбаларя дошло, что место таинственного взрыва находится где-то совсем рядом. Впрочем, как он уже знал, искать там какие-либо улики было совершенно бесполезно — эксперты ФСБ тщательно собрали всё подозрительное, вплоть до пылинок, а железнодорожное начальство велело потом усилить железнодорожное полотно двумя платформами щебня.

На пути к будке Цимбаларь несколько раз сходил с насыпи и начерпал полные туфли болотной воды. Выглядел он сейчас не очень презентабельно: небритая рожа, воспалившиеся от бессонницы глаза, мятая одежда, грязная обувь. Однако столь неопрятный внешний вид как нельзя лучше отвечал той роли, которую Цимбаларь собирался сыграть в самое ближайшее время.

Окрестности посибеевской усадьбы патрулировали две овцы и целая стая пёстреньких курочек. Бесцеремонно отфутболив задиристого петуха, Цимбаларь приблизился к распахнутым настежь дверям и постучал в косяк:

— Эй, кто здесь есть! Войти можно?

В ответ изнутри раздался женский голос, напрочь лишённый теплоты и певучести, так свойственной потомственным крестьянкам, не испорченным урбанистической культурой:

— Войди, коли не шутишь.

В продолговатом помещении, расположенном сразу за сенями-тамбуром, царил полнейший кавардак, и то, что это кухня, можно было понять лишь по наличию заросшей жиром и копотью газовой плиты. Тут же стоял топчан, на котором кто-то спал, с головой накрывшись разноцветным тряпьём, а прямо на некрашеном дощатом полу лохматая дворняга грызла кость — по виду, баранью.

Женщина, сидевшая в закутке между стеной и газовым баллоном, вопросительно, хотя и без особого интереса, уставилась на гостя. Судя по увядшему, малоподвижному лицу, ей можно было дать лет сорок, а судя по красным, разбитым работой рукам — все шестьдесят Просто не верилось, что в этом забитом и заезженном существе ещё сохранилась страсть к противоположному полу.

Несмотря на то, что молва причислила Посибеевых к горьким пьяницам, нигде не было заметно ни одной пустой бутылки, хотя, например, в квартире Цимбаларя они стояли целыми батареями. Либо здесь предпочитали «рассыпуху», либо вовремя сдавали стеклотару.

— Вечер добрый, хозяюшка, — приглаживая растрёпанную шевелюру, сказал Цимбаларь. — Водички попить можно?

— Попей, — без всякого выражения сказала Посибеева. — Ведро за дверью стоит.

Кружку заменял почерневший деревянный ковш ёмкостью литра полтора, но Цимбаларь только смочил в нём губы — питьевая вода тоже отдавала болотом. После этого он без приглашения опустился на самодельный табурет, судя по всему, кроме своего прямого назначения служивший ещё и разделочной доской для мяса.

Жужжали мухи, собака упорно грызла свою добычу, хозяин храпел, иногда сбиваясь на тяжёлые стоны, хозяйка молчала, словно бы вместо гостя было пустое место. Почему-то не находил нужных слов и Цимбаларь. Его неудержимо клонило ко сну.

— Откуда путь держите? — осведомилась наконец хозяйка.

— Да сам не знаю, — сделав над собой усилие, ответил Цимбаларь. — Вчера на пикничок с друзьями выезжал. Выпил лишку, вот и отбился от компании. С утра по лесам и болотам шляюсь.

— Ну-ну, — равнодушно молвила хозяйка. — А документы у вас имеются?

— Конечно, — заверил её Цимбаларь, даже не пошевеливший пальцем.

— Это хорошо, — зябко кутаясь в серую старушечью шаль, сказала хозяйка. — У нас без документов нельзя. Граница рядом.

Внезапно храп резко оборвался, и Посибеев, отбросив тряпьё, заменявшее ему одеяло, вскочил на ноги. Выглядел он так, словно бы пресловутая инопланетная личинка, недавно выдуманная Цимбаларем, уже начала овладевать его телом и сознанием. Шею и лицо путейца покрывали багровые пятна ожогов.

— Стерва! — выламываясь как припадочный, завопил он. — Опять хахаля приволокла! Разорву обоих!

— Отвяжись. — Посибеева без особого усилия оттолкнула супружника, заставив вернуться на топчан. — Человек попить зашёл. Говорит, что заблудился. Врёт, конечно…

— Врёт, — вновь закутываясь в тряпки, подтвердил Посибеев. — В наших краях сейчас воды по колено, а в лесу и того больше. Утопиться там можно, а заблудиться нельзя.

— Я ничего не собираюсь вам доказывать. — По примеру хозяйки Цимбаларь тоже напустил на себя отрешённый вид. — Мне бы выпить чего-нибудь горячительного и отдохнуть чуток. А то ног от усталости не чувствую. За всё заплачу, можете не сомневаться.

— Я и не сомневаюсь. — Посибеев опять вскочил, ещё резвее, чем прежде. — За отдых мы денег не берём, а горячительное в магазине даром не дают. Так что гони бабки.

— За этим дело не станет. — Цимбаларь выложил на подоконник (наверное, самое чистое место в комнате) заранее заготовленные купюры того достоинства, которые в народе называются «шушвалью». — Заодно и на зуб чего-нибудь возьмите.

— На зуб у нас и своё найдется. По такому случаю можно даже петушка зарезать. — Посибеев молниеносно сграбастал деньги, но тут же передал их своей благоверной: — Дуй на разъезд к Циле. Только в темпе. Одна нога здесь, другая там.

Посибеева, не говоря ни слова, перекинула платок с плеч на голову и степенно удалилась, будто бы ходить за водкой к чёрту на кулички было для неё самым обычным занятием.

— Курва! — сказал Посибеев ей вдогонку. — Пока где-нибудь не перепихнётся, домой не жди.

— Как же мы тогда без выпивки обойдёмся? — забеспокоился Цимбаларь.

— Не переживай. Уж она-то перепихнётся обязательно, — заверил гостя Посибеев. — Тут недалече пастухи стадо пасут, а на сороковом километре солдаты рельсы меняют. Найдет себе щекотунчика. Так что скоро обратно явится… Тебя как звать-величать?

— Александр, — представился Цимбаларь.

— А меня Никодим Иваныч. Для своих просто Никудыша… Надолго к нам?

— Отдохну немного и пойду дальше.

— Если тебе через границу надо, так и скажи, не робей. Ночью переведу. Всего за два пузыря, — предложил Посибеев.

— Спасибо, не надо. У меня семья в Пскове осталась, — соврал Цимбаларь. — Волноваться будут.

— Дело хозяйское, — не стал спорить Посибеев. — Семья, натурально, уважения требует. Хотя, с другой стороны, дешевле двух пузырей не бывает. Сходили бы на денёк и вернулись живым манером. За одну ходку можно на месяц веселой жизни заработать.

— Что же ты сам не ходишь? — поинтересовался Цимбаларь.

— В одиночку не дойду, — честно признался Посибеев. — Туда надо водяру нести и сигареты. Я по дороге нажрусь и засну прямо у пограничного столба… Да и оборотного капитала не имеется.

— Давно тут живёшь? — спросил Цимбаларь, начиная исподволь готовить почву для откровенного разговора.

— Давно. Ещё при советской власти сюда перебрался. Из Смоленской области.

— А там что не понравилось? Леса и болота те же самые.

— Долгая история. — Хотя возвращение посыльного (вернее, посыльной) ожидалось не раньше чем через час-два, Посибеев всё время поглядывал в окошко. — Я, между прочим, потомственный земледелец. Работал механизатором в колхозе «Заря коммунизма». За уборку зерновых имел кучу почётных грамот. Раз даже к ордену хотели представить… В восьмидесятом году перед жатвой началась эта всемирная Олимпиада. Нас она, конечно, ни хвостом, ни боком не касалась, но какой-то мудак из обкома партии объявил почин: дескать, каждый передовой комбайнер должен вызвать на социалистическое соревнование одного спортсмена-олимпийца, имеющего отношение к Смоленской области. Мне в соперники назначили боксёра. Не то Педридзе, не то Пердадзе. Грузина. Он у нас армейскую службу в спортбате проходил… Я, признаться, про эти дела сразу забыл. Своих забот хватало. Убрал за сезон пятьсот тонн зерна, а боксёра, как на беду, в первой же схватке вырубили. Нашла, как говорится, коса на камень… Всё бы хорошо, да по случаю Дня урожая решили подвести результаты соцсоревнования. Того боксёра чуть ли не силком из Москвы вытребовали. Мы с ним плечом к плечу на сцене стояли. Мне холодильник «Саратов» достался, а ему только букет цветов. Короче, шиш с маслом. Мне хлопают, а ему свистят. Знамо дело, чужой, да ещё чёрножопик. Он и так смурной был, а тут, вижу, мрачнеет час от часу. До самой ночи злобу копил, пока банкет не кончился. А потом в укромном местечке так дал мне по сусалам, что я только на второй день в хирургии очнулся. Сотрясение мозга и перелом челюсти в трёх местах. Способный, значит, боксёр был. На следующей Олимпиаде мог бы прославиться. А так срок схлопотал из-за собственной дурости. На суде этот Пердадзе вообще пообещал мне голову снять. Вот я и рванул сюда от греха подальше. Тем более что после сотрясения мозга мне уже не до комбайна было. Оставалось только подвозчиком кормов на свинарнике работать…