Река - Сергей Колбасьев

Осторожно ступая, Малиничев шел по косогору. Шел сквозь густой туман, по рыхлой, осыпавшейся под ногами земле. Где-то впереди, вероятно уже совсем близко, стоял ето корабль. Вернее, не корабль, а проклятая посудина.

Мальчишка Бахметьев прямо его обхамил, и это было еще хуже, чем холодный взгляд Плетнева. Не так опасно, зато совершенно невыносимо... "Вы тоже кое-чего не учитываете..." Прохвост желторотый!

Нет, пришло время весь этот узел разрубить, потому что дальше можно было еще хуже запутаться. Так, что совсем не выберешься. А сегодня все складывалось на редкость благоприятно. Особенно кстати был туман.

Впереди постепенно возникала какая-то темная масса. Это наконец был "Уборевич", и Малиничев прибавил шагу.

Вахтенный встретил его у трапа. Он стоял закутанный в тяжелый тулуп, на котором блестели крупные капли росы.

- Так, так, - благодушно сказал Малиничев. - Это вы правильно делаете, товарищ вахтенный, что стоите именно здесь. Сейчас на реке ничего случиться не может, а с берега мало ли кто залезет. Враг рядом.

Вахтенный слушал его с полным безразличием. Даже нельзя было понять, слышит он вообще или нет. Ему, видимо, смертельно хотелось спать.

- Вот, никуда отсюда и не отходите.

- Есть, - еле слышно ответил вахтенный и на мгновение закрыл глаза.

Малиничев прошел к себе в каюту и быстро переоделся с ног до головы. Белья не переменил, потому что это было дурным предзнаменованием, но надел новую тужурку и брюки, и даже крахмальный воротничок.

На мгновение присел к столу и, чтобы не забыть, на листке бумаги изобразил участок реки с предполагавшимися к постановке минными заграждениями. Листок аккуратно сложил и спрятал в бумажник.

Разложил по карманам все, что у него было ценного, и в первую очередь, конечно, розовые коробки с ампулами. Достал из шкафа шинель и, раньше чем ее надеть, старательно ее вычистил; щетку повертел в руках, но, пожав плечами, бросил на койку.

Потом потушил свет и прислушался. На корабле стояла полная тишина. Только где-то вдалеке тонко свистел пар и постукивала какая-то помпа.

Вышел и бесшумно прикрыл за собой дверь. Тихо поднялся по трапу, а потом на цыпочках обошел надстройку он оказался на правом, обращенном к реке, борту.

Вахтенный, скорее всего, уже спал. Но даже если смотрел во все глаза, со своего места все равно не мог его увидеть.

Малиничев усмехнулся и заглянул за борт. Моторный катер стоял на месте. Только бы теперь не нашуметь.

Уцепившись за фальшборт, он спустил ноги в пустоту и сразу же нащупал ими выпуклую носовую часть катера. Опустил руки и присел на корточки. Теперь оставалось только подтянуться вперед, а потом отдать конец.

Это было совсем не просто. Одной рукой приходилось удерживать катер на течении, а другой развязывать отсыревший узел. Все тело дрожало от напряжения, и пальцы соскальзывали с изгибов толстого троса. Наконец узел все-таки подался, конец соскользнул в воду, и серый, с грязными потеками борт медленно поплыл в тумане. Прощайте, дорогие товарищи!

Больше беспокоиться было решительно не о чем. За "Уборевичем" не стояло ни единого корабля, и широкий свободный фарватер шел под самым берегом,

Он перебрался в корму и сел, плотнее запахнув шинель. Мотор пока что запускать не годилось, - его услышали бы на всей флотилии. И к тому же в нем не было никакой необходимости. Можно было спокойно плыть по течению.

- По течению, - вслух повторил он и снова усмехнулся. Эта мысль ему пришла в голову всего лишь несколько ночей тому назад и уже принесла превосходные плоды. Все мерзости и унижения остались позади, а впереди была новая, несравненная жизнь.

Два часа, в крайнем случае два с половиной, Ничтожно мало для такого огромного перехода в совсем иную эпоху, на совсем другую планету.

Справа берег все больше и больше расплывался в тумане. Значит, его несло на середину реки, и это было отлично.

"Если ночь будет темной, вы сядете на мель", - кажется, так сказал уважаемый товарищ Бахметьев?

Малиничев рассмеялся коротким смехом. Он был твердо уверен, что даже в тумане дойдет куда угодно. У него в кармане лежал брутовский рубль за номером два нуля четыре тысячи семьсот одиннадцать.

Стрелки на бледном циферблате часов показывали двадцать минут второго. Теперь его уже отнесло по меньшей мере версты за полторы от корабля. Можно было давать ход.

Он встал, снял с мотора чехол и залил бензином пробные краники. Потом систематически включил все, что полагалось, и, наклонившись, рванул пусковую ручку.

Мотор фыркнул, но сразу же остановился. Это, конечно, было несущественно. Он отнюдь не сомневался, что заставит его работать. Не спеша он осмотрел все, Что только можно было, и внезапно обнаружил, что бензиновый бак был совершенно пуст.

От такой неожиданности он даже вспотел и, почувствовав, что с трудом держится на ногах, сел на планшир. Как он этого не предусмотрел?

Нет, отчаиваться не стоило. У него был надежный союзник - течение. Ну, не два с половиной, а шесть или семь часов будет продолжаться переход. Только и всего.

По носу открылся берег. Катер несло бортом, и никак нельзя было понять: правый это берег или левый. Все равно, у обоих могли оказаться отмели, а где-нибудь рядом стояли красные посты.

Он стиснул зубы, достал крюк, чтобы в случае чего отталкиваться, и вернулся на корму. Попытался закурить, но спички отсырели и не загорались.

Берег снова открылся. Теперь нужно было не думать об отмелях. И не смотреть на часы, потому что время шло слишком медленно.

Оно тянулось молочной мутью тумана и тусклым блеском гладкой воды, часами, а может быть, неделями неподвижности и сырого холода, бесконечностью нестерпимого ожидания.

Потом на середине реки появился большой корабль.

Ему бросили конец, и он подтянулся к трапу. Вышел на палубу, но прежде всего должен был вымыть руки, и его привели в сверкающую ванную, где была теплая вода.

Потом в кают-компании на ослепительно белой скатерти появилось настоящее мясо, и в стакан ему налили соломенно-желтого виски. Но когда он протянул руку, кто-то толкнул его в спину и громко зашипел.

Он вскочил, и сразу все пропало. Остался только непроницаемый туман и вода, бежавшая бурунами по перекату.

Справа, однако, никаких бурунов не было, и, оттолкнувшись крюком, он снова вывел свой катер на чистую воду.

Часы показывали пять сорок. Как это могло случиться? Неужели он все-таки уснул и проспал около четырех часов? Вероятно, да, потому что все тело его затекло и в ногах бегали мурашки. В детстве он это называл: сельтерская вода в ногах, и его отец громко смеялся. Нет, не нужно было вспоминать. Это было страшно.