Сквозь ад русской революции. Воспоминания гардемарина. 1914–1919 - Николай Реден

Другой вспышкой насилия была расправа над морскими офицерами на кораблях Балтийского флота. Объяснить ее еще труднее. Возможно, это была реакция на строгую дисциплину, устанавливаемую в связи с постоянной бдительностью перед превосходящими силами германского флота. Возможно также, это был результат продолжительного бездействия крупных боевых кораблей, вызванного обстоятельствами. Как бы то ни было, с поступлением на флот вестей о революции здесь произошло несколько ужасных сцен.

Толпы матросов и штатских нападали на офицеров в их каютах или на улицах Гельсингфорса (прежнее название финской столицы Хельсинки. – Примеч. пер.) и Кронштадта. Офицеров избивали, расстреливали, кололи штыками и оставляли умирать на улице в пургу от потери крови. Насильники с воплями и руганью топили тяжелораненых людей в прорубях. Члены семей офицеров и их друзья, опрометчиво пытавшиеся спасти дорогих им людей или вытребовать их изуродованные тела, сами становились жертвами насилия. Безумная жажда крови вихрем пронеслась по флоту.

Свирепость, проявленная матросами, стала погребальным звоном по русскому флоту в Балтийском море. Хотя официально флот продолжал действовать и после революции, моральный дух его личного состава был основательно подорван. Офицеры не могли забыть ужасные мартовские ночи, а ощущение матросами своей вины создало невидимый барьер между сторонами и похоронило надежду на достижение взаимопонимания.

Но сколь бы ни были ужасными эти вспышки насилия, они затронули лишь небольшое число людей. В зоне боевых действий, в тылу, в большинстве городов и селений России мартовская революция отнюдь не сопровождалась насилием – она оставила мало шрамов в сердцах и душах. Легкость, с которой победила революция, внушила многим людям ложное чувство безопасности. Их дезориентации послужило и еще одно обстоятельство: за одним исключением все посты в первом кабинете министров заняли представители либеральных партий. Новые министры мыслили в категориях западной демократии и избранного народом конституционного правительства. Наиболее выдающиеся из них – министр иностранных дел Милюков и военный министр Гучков – были лицом правительства. Милюков представлял собой патриота, блестящего историка, эксперта по международному праву, либерального лидера Думы, где он последовательно защищал права национальных меньшинств. Гучков хорошо зарекомендовал себя в качестве представителя Красного Креста во время Русско-японской войны, проявил большую активность в военно-индустриальном комитете в ходе мировой войны и внес большой вклад в разоблачение бездарной роли военного министерства.

Когда обнародовали список министров нового кабинета, он был встречен в обществе с энтузиазмом. Консерваторы были удовлетворены тем, что новые министры говорили с ними на одном языке. Надежды радикалов на новое правительство покоились на том, что новые руководители страны при старом режиме в течение ряда лет находились в оппозиции. Однако в течение 60 дней Временное правительство утратило свой общенациональный, надпартийный характер и попало в незавидное положение партии меньшинства во власти. Выяснилось, что идеалы министров кабинета и образованных классов России не совпадают с надеждами и чаяниями масс.

Милюков и Гучков с коллегами не несли всю полноту ответственности за провал либерализма в России, хотя и повинны в этом из-за недостатка административного опыта. Вхождение либералов в исполнительную власть произошло частично из-за их собственной обструкционистской политики, и внезапность перемены в их статусе не дала им времени приспособить свои взгляды к новым условиям. Кроме того, хотя либеральные лидеры и являлись стойкими приверженцами конституционной формы правления, сам механизм демократии был им в новинку. В результате своего академического образования они переоценивали способность обывателя к рациональному мышлению и отвергали важность эмоционального воздействия на него. Россия же в отсутствие традиций самоуправления была не готова следовать за такими мягкими просвещенными лидерами.

Но главное препятствие для либералов состояло в другом. Дело в том, что политические ценности вдруг радикально изменились, умеренные партии оказались в экстремальной ситуации. Сразу после революции от последовательно консервативной точки зрения не осталось и следа. Даже некоторые великие князья превратились в демократов. Они шествовали в Думу, приколов к своей верхней одежде красные ленты. Либерализм, бытовавший до сих пор посреди реакции и радикализма, оказался отброшенным к позиции отъявленного консерватизма. Взяв на себя всю ответственность за управление государством в создавшихся обстоятельствах, либералы немедленно стали мишенью атак радикалов.

Революция высвободила эмоции, разбудила дремавшие надежды и поставила на повестку дня осуществление фантастических желаний в качестве конкретных целей. Отдельные лица и группы людей требовали к себе внимания, немедленного решения своих специфических проблем. Никто не желал смотреть на вещи объективно, каждый ждал от правительства невозможного.

Националисты добивались отсрочки всех реформ до конца войны. До наступления этого срока они не хотели никаких перемен. Лидеры национальных меньшинств требовали немедленного местного самоуправления без созыва для этого конституционного совещания и без процедуры изменения фундаментальных законов. Профсоюзы ожидали от революции повышения заработной платы и сокращения рабочего дня без учета потребностей армии в военное время. Промышленники и финансисты видели в розовом свете день, когда они займут в российском обществе такое же важное положение, каким уже много лет пользовались их коллеги в западных странах. Крестьяне рассчитывали, что большие поместья будут немедленно распределены между ними без предварительной оценки, компенсации владельцам, выработки политики справедливого перераспределения земли. Крупные землевладельцы считали, что первейшим долгом правительства является защита прав собственности граждан.

Россия превратилась в кипящий котел конфликтующих надежд и мнений. Страна была поставлена перед необходимостью вести жесточайшую в истории войну и одновременно перестраивать свою жизнь в мельчайших подробностях. Во главе страны стояла небольшая группа произвольно выбранных лиц, которые прежде никогда не решали задач исполнительной власти и которые не решались использовать силу даже в чрезвычайных обстоятельствах. Они черпали поддержку среди образованного класса, политически незрелого и воспитанного в обществе, которое не поощряло личную инициативу. Предполагалось, что этот конгломерат деятелей будет руководить страной, контролировать миллионы людей, уставших от войны, безразличных ко всему и ожесточенных тремя годами вооруженного противостояния. Исход был предопределен.