Драгун, на Кавказ! - Булычев Андрей Алексеевич

– Шевелись! А ну за мной ступай! Чего там замешкались?! – крикнул идущий впереди всех ефрейтор. – Вот отсель и досель – это место для ночного сна нашего отделения, – отсчитал он десять крайних в длинном правом ряду нар. – Тут, на месте всё своё положили, запомнили, кто где спит, и безо всякой задержки потом на выход пошли. Опять снаружи построились и строем на ужин маршируем. Три минуты времени вам тут осмотреться даю! – и, развернувшись, пошёл в сторону выхода.

Димка нырнул к нарам и бросил на неструганые доски свой узелок и старый кафтан.

– А вот мне наверху лучшивее, чем внизу будет! – с верхнего уровня склонилась вниз конопатая мордаха Лёньки. – Тута и чище, и начальство так не видит, как внизу.

– От начальства нигде теперь не спрячешься, – пробурчал Димка в ответ. – Ладно-ладно, спи, где нравится, ты, главное, мне на спину смотри не спрыгни, кузнечик. И чего это, так мы и будем спать на голых досках, словно в тюряге? Ни матраса, ни подушки какой захудалой, – огляделся он вокруг. Хотя напротив через широкий проход было видно, что рекруты из «старичков» сидели на какой-то подстилушке.

– Стерлитамакские, а ну-ка быстро все на выход! – донёсся издали уже знакомый голос командира отделения. – Бегом, бегом, рохли! Кто замешкается, тот вместо ужина всю ночь на плацу будет стоять!

– А кто будет плохо стоять, тому палки! – проворчал негромко Димка, спеша к выходу.

Топая по утрамбованной многими сотнями ног земле, небольшая колонна прошла по плацу в сторону ворот и, немного не доходя до них, приняла вправо к низинке. Потом спустилась к похожему на большой деревенский амбар зданию и встала на месте по команде ефрейтора. Дальше, там, где поблёскивала река, виднелись ещё какие-то строения, а чуть в сторонке стояли широкие навесы. Около очагов-печей со встроенными в них большими котлами караулило варево два немолодых дядьки в поношенных солдатских мундирах. На изголодавшихся людей пахнуло дымком и съестным духом.

– Колонна, смирно стоять! – крикнул ефрейтор и подошёл к ближе к поварам.

– Чего, Никодимка, никак тебе сызнова отделение доверили? – спросил с усмешкой тот повар, что был моложе. – Опять же их вещи пропьёшь и до рядовых потом снова скатишься.

– Да нет, Проша, он теперяча у нас цельный ефрейтор, на отделении много на выпивку не насобираешь, – хохотнул тот, что был постарше, с пышными седыми усами.

– Ну, вы это, вы тут не очень-то шуткуйте! – выкрикнул покрасневший Панкратов. – Я тут как бы на службе и на начальственном месте как-никак состою! Повеление их благородия, господина капитана – новую партию рекрутов сытно накормить. Они только недавно, около обеда к нам с речного каравана пришли, а завтра у них осмотр у доктора. И вид им надобно весьма здравый для того иметь.

– А чего, раньше нельзя было сказать, чтобы мы для вас побольше порциона оставили? – проворчал тот повар, что был с усами и, наступив на приставленную колоду, заглянул в котёл. – А ну-ка, Проша, черпак мне сюды подай! Да ладно, на пару десятков каши у меня точно найдётся, – пошерудив в котле поварёшкой на длинной ручке, наконец, пробормотал он. – Так, вода вон в колодах, бачки́ с ними рядом стоят, как только ополоснут их, пусть потом ко мне подходят.

– Ты, ты, ты и ты! – ефрейтор толкнул четверых из отделения в грудь. – Взяли бачки вон из той кучи, наскоро их помыли, и себя не забудьте заодно ополоснуть, а потом опосля бегом к поварам. Всем остальным мыть руки и морду вон в тех бадьях, – кивнул он на стоящие в ряд деревянные кадки. – После того садитесь на лавки под навесом и ждите. Вольно, разойдись!

Димка метнулся вслед за самыми шустрыми к колодам. Вода после жаркого дня была в них тёплая. Он черпал её ладонями, лил на голову, на шею. Глотал пересохшими губами живительную влагу.

Резкий удар по спине заставил его отпрыгнуть в сторону.

– Чего тут тебе, баня, что ли?! – помощник ефрейтора Архип угрожающе поднял палку. – Плескается он здесь! А ну, бегом к столу!

Парень, шипя и почёсывая спину, рванул к навесу.

– Сюда, Тимоха, сюда садись, – Лёнька пододвинулся на лавке, уступая место рядом с собой.

– Что, получил, Барин, по горбу? Намылся?! – хохотнул сидящий напротив Фрол. – Поделом тебе, чтобы в следующий раз не зевал.

Вскоре от поваров подошли четверо рекрутов с бачками.

– На кажную пятёрку предназначена сия посудина! – возвестил громко ефрейтор. – С завтрашнего утра и хлебный припас с сухарями вам будет полагаться, а пока и это ешьте. К молитве!

Все сидящие за столом встали и негромко зашептали молитву, полагающуюся перед вкушением пищи. Димка, вслушиваясь в речь товарищей, тоже шевелил губами, но её слов он наизусть не знал. «В этом времени так нельзя», – тукала в голове мысль. Нужно было как-то врастать в эту жизнь. Даже в, казалось бы, такой мелочи, как сейчас, нужны были особые знания, которых у него пока ещё не было. Ведь сколько уже раз он замечал во время пути, как шептали перед едой степенные мужики, казаки и парни. А сколько их ещё, таких вот мелочей, предстоит пропустить через себя, чтобы они стали для него привычными. А ведь для людей из XIX века всё это далеко не мелочь, они действительно искренне верующие люди, просто для них это всё естественно, в отличие от него.

– К трапезе! – крикнул Панкратов, закончив молитву, и замелькали деревянные ложки.

Ячневая каша из дроблёного ячменя была холодной и скользкой, но кто же это сейчас замечал. Слышались только лишь громкое чавканье и стук ложек о медные стенки бачков. Начальство сидело отдельно, за дальним широким столом. У каждого там помимо каши в свойской тарелке была ещё краюха ржаного хлеба и парящая горячим глиняная кружка.

– Заканчиваем ужин! – крикнул ефрейтор. – Бачковы́е моют свои посудины у кадок. Всем остальным оправиться и построиться. Ждите пока нас и чтобы тихо!

Стемнело. К ефрейтору с солдатами подсели повара, и все они, трапезничая, вели неспешную беседу.

Строй рекрутов стоял молча подле крайнего навеса. Слышались только сопение и негромкий шепот.

– Кашу-то они вон с хлебом жрут и не торопятся, а ещё и овсяным киселём ее, небось, запивают, – проворчал стоящий позади Димки Антип. – А мы вот свою в брюхо наскоком, словно воробьи, закинули, и теперяча даже не поймёшь, ели вообще али, может, и нет.

– Да ладно тебе, Антипушка, – сказал со вздохом Захар. – Хоть это дали, а то, слышал же, в самом начале вообще ведь не хотели ужином кормить.

От главного каменного здания донеслась барабанная дробь, и Панкратов нехотя встал со своего места.

– Пошли, ребятки, вон уже и вечернюю зарю отбивают, пора этих вон укладывать, да и самим идти опочивать.

Вернувшееся в казарму отделение рассыпалось по своим нарам, и сразу же с мест послышались негодующие возгласы. Димка увидел свой развязанный узелок и валяющийся внизу старый кафтан.

С верхнего яруса спрыгнул Лёнька и зашарил в потёмках по земляному полу.

– Тимох, ты мою суму случаем не видал? – спросил он огорчённо. – Сумы на месте нет, а там ведь и полотно, и рубаха с портками новыми была, да много ещё чего мне маменька с собой положила.

– Нет, Лёнь, – покачал головой Димка. – У меня и у самого узелок вон развязан, да там так-то кроме лаптей и тряпки и брать ведь совсем нечего было.

В дальнем конце казармы у выхода мелькнул неяркий свет и раздался грозный начальственный окрик:

– Кому это там неймётся?! Сигнал отходить ко сну когда ещё был?! Если ещё хоть один крик услышу, вся рота на плац шагать выйдет!

– Емельян Назарович, господин унтер-офицер, да это новенькие там у себя шебаршатся! – послышалось из расположения рекрутов-«старичков». – А мы-то уже спим все давно! Не извольте гневаться!

– Эй, лапотные, а ну заткнитесь там, не то потом вам тёмную устроим! – раздались возгласы со всех концов казармы.

Полоска света приблизилась, и в центральном проходе выросла мощная фигура дежурного унтера. В руке он держал такую же масляную лампу, которую Димка уже видел ранее в уездном правлении. Язычок пламени колыхался, и световое пятно дергалось, освещая ряд нар и замерших на них людей. За унтером следовало ещё двое солдат с палками.