Валентин Гиллуа - Густав Эмар

Карнеро также брошен был на землю в одно время со своим господином и так же крепко связан.

— Подлые демоны! — закричал мексиканец, делая сверхъестественные усилия, чтоб разорвать связывавшие его узы. — Покажитесь по крайней мере, чтоб я знал, с кем имею дело.

— Молчите, генерал дон Себастьян Герреро, — сказал грубый голос, который заставил его задрожать, несмотря на его мужество, — покоритесь вашей участи, вы попали во власть людей, которые не выпустят вас на свободу прежде, чем будут иметь с вами одно важное объяснение.

Генерал Герреро, о котором читавшие «Золотую лихорадку» 2, без сомнения, помнят, сделал движение бессильной ярости, но промолчал, он понял, что виновники засады, которой он был в эту минуту жертвой, были его неумолимые враги, потому что не побоялись прямо назвать его по имени, враги, пострашнее луговых разбойников или краснокожих, с которыми сначала он думал иметь дело.

Притом он размышлял, что темнота, в которой он находится, без сомнения скоро прекратится, и он увидит этих врагов лицом к лицу и узнает их.

Но ожидания его были обмануты: когда его перенесли в залу, где пеоны его были обезоружены и окружены индейцами, он увидал при свете факела, освещавшего залу, что между людьми, окружавшими его, на пятерых был мексиканский костюм, но лица их закрывали черные маски, так хорошо привязанные, что ему невозможно было узнать их.

— Чего хотят от меня эти люди? — прошептал он, с унынием опустив голову на грудь.

— Имейте терпение, — сказал тот, чей голос он уже слышал, — вы скоро это узнаете.

Глава VII

ОБЪЯСНЕНИЕ

Наступила пауза, во время которой похитители совещались между собою шепотом, между тем индейский начальник, который был никто иной, как Насмешник, вошел в залу и сказал несколько слов на языке команчей.

Генерал и капатац снова были подняты руками краснокожих и по знаку одного из замаскированных перенесены на эспланаду.

Вид ее совершенно изменился во время краткого отсутствия генерала и представлял в эту минуту самое странное и живописное зрелище.

До двухсот индейских всадников, вооруженных по большей части ружьями, стояли в порядке вокруг эспланады — центр которой оставался свободен — лицом к пещере, держа посреди себя обезоруженных мексиканцев, багаж, лошадей и лошаков.

Палатка одиноко возвышалась среди места, на котором следовало быть лагерю, только занавес был поднят и всадник стоял неподвижно перед входом, как бы защищая его и предохраняя от грабежа драгоценные вещи, находившиеся в палатке.

В ту минуту, когда похитители вышли из пещеры, всадники, стоявшие перед входом в ущелье, расступились, чтобы пропустить другую группу всадников в костюмах охотников, в которых, несмотря на загорелые лица, можно было узнать белых; две женщины на лошаках ехали между ними.

Эта группа состояла из восьми человек и вела с собой десять вьючных лошаков.

Так как все мужчины были обезоружены и шли пешком посреди пятидесяти всадников, то они по всей вероятности были захвачены в плен краснокожими в искусно расставленной засаде.

Обе дамы — из которых одна была уже пожилая, а другой, по-видимому, было не более восемнадцати лет, и которых по сходству в чертах можно было бы считать в очень близком родстве, — были с чрезвычайной вежливостью, какой они вовсе не ожидали от краснокожих, отведены в палатку, занавес которой опустился за ними, чтобы избавить их от взглядов индейцев, выражение лиц которых, хотя очень почтительное, должно было быть для них неприятно.

По знаку тех, кто их привел, пленники стали возле пеонов, также пленных. Это были люди в расцвете лет, с чертами резкими и энергичными, должно быть, индейцы захватили их в плен без битвы, напав на них врасплох, иначе они по всей вероятности дали бы скорее убить себя, чем сдались.

Они не выказывали ни страха, ни уныния, но их блестящие взгляды и нахмуренные брови показывали, что они молча переносили свою участь, но вовсе ей не покорялись, и поспешно ухватятся за первый случай, чтобы возвратить свою свободу, так вероломно у них отнятую.

Однако несмотря на намерение, очевидно, принятое ими, оставаться равнодушными ко всему, что будет происходить, они скоро заинтересовались, более чем хотели, странной драмой, при которой присутствовали невольно, и мрачные приготовления к которой в высшей степени возбуждали их любопытство.

Было принесено несколько обломков гранита и положено внизу скал, представляя довольно хорошо тот страшный трибунал, который в другую эпоху заседал на берегах Рейна; сходство было еще поразительнее от стараний похитителей скрыть свои черты.

Пятеро в масках сели на гранитных обломках.

Индейцы, которые принесли генерала, поставили его на землю перед этим трибуналом.

Человек, казавшийся президентом этого зловещего собрания, сделал знак — и веревки, связывавшие пленника, тотчас спали.

Генерал выпрямился, скрестив руки на груди, гордо приподняв голову и бросив на тех, кто вздумал сделаться его судьями, презрительный взгляд, сказал:

— Чего вы хотите от меня, разбойники? Кончите эти оскорбительные поступки, они не испугают меня.

— Молчите! — холодно заметил президент. — Не вы должны говорить здесь.

Обратившись к Насмешнику, стоявшему в нескольких шагах от него, он сказал:

— Приведите других пленников, прежних и новых, все должны слышать, что будет сказано этому человеку

Насмешник сделал знак воинам — некоторые сошли с лошадей, приблизились к пленникам и, развязав узы, связывавшие капатаца, привели его, пеонов и пленников второго каравана к трибуналу и поставили их в ряд, потом по знаку, поданному Насмешником, ряды всадников сомкнулись вокруг белых, и они со всех сторон были окружены команчами.

Зрелище, представляемое этими людьми с резкими чертами, в странных костюмах, собравшихся на эспланаде, висящей над страшной бездной и прислоненной к высоким горам с крутыми склонами и заснеженными вершинами, при блеске ослепительного солнца, было странно, таинственно и даже ужасно, но в нем было какое-то дикое величие.

Мертвая тишина царила в эту минуту над эспланадой; все едва переводили дух, сердца всех тяжело бились; краснокожие, охотники и мексиканцы — все инстинктивно понимали, что готовилось дело высокого правосудия и совершалась великая драма; внизу слышался рокот воды и время от времени порыв ветра проносился со свистом над головами всадников.

Пленные с беспокойством и с тайным ужасом ждали, какую участь назначат им их свирепые победители; но были уверены, что, каково бы ни было решение, просьбы и жалобы бесполезны, им придется вытерпеть страшные муки, на которые без сомнения их осудят.