Валентин Гиллуа - Густав Эмар

Густав Эмар

Валентин Гиллуа

ПОСВЯЩЕНИЕ ВАЛЕНТИНУ ГИЛЛУА

Друг мой! Эта книга, которая носит ваше имя, посвящена вам; но эти листки, посланные так далеко и наудачу, дойдут ли до вас? Я не смею льстить себя этой надеждой: наша разлука на реке Хоакин, когда вы уезжали в сопровождении вашего верного Курумиллы в ту таинственную экспедицию по Скалистым горам, из которой вы надеялись не воротиться, оставила в моем сердце печаль, которую время не уменьшило, а, напротив, увеличило.

Мрачное предчувствие говорило мне, что я в последний раз сжимаю ту благородную руку, которая так долго поддерживала меня во время моих опасных путешествий по пустыне! Предвидения мои оправдались, потому что я давно не получал известий от вас! Однако, если я пугался понапрасну, если мои опасения неосновательны — и дай Бог, чтобы было так! — если эта книга дойдет до вас наконец, вы увидите, друг мой, что воспоминание о вас всегда оставалось в моем сердце, и вы простите мне, что, рассказывая вашу жизнь, наполненную столь благородными, прекрасными поступками, я высказывал на каждой странице дружбу, соединявшую нас, и показал скептическим обитателям городов нашей старой Европы одну из тех избранных натур, какие может только выковать жизнь в великих американских пустынях.

Густав Эмар

Глава I

ГОРА РЕКИ ВЕТРА

Скалистые горы составляют между Калифорнией и собственно Соединенными Штатами, границу почти непроходимую; их опасные ущелья и обширные западные равнины, орошаемые реками, еще доныне почти не известны американским искателям приключений, и путешествуют по ним только неустрашимые канадские охотники.

Эти величественные горы, называемые горами реки Ветра, возвышают до небес свои белые, заснеженные вершины, которые простираются на северо-запад, до тех пор, пока не исчезают на горизонте в туманной дымке.

Горы реки Ветра самые замечательные из Скалистых гор, они образовывают огромный массив в тридцать миль длины и двенадцать ширины, над которым возвышаются утесистые вершины, увенчанные вечными снегами, имеющие у своего подножия и узкие, и глубокие долины, наполненные источниками, ручейками и озерами, обрамленными скалами. Эти великолепные резервуары дали начало некоторым из тех могущественных рек, которые протекают сотни миль по живописной местности и становятся притоками Миссури, с одной стороны, Коломбии, с другой, и несут дань своих вод в два океана.

По рассказам охотников, горы реки Ветра знамениты по справедливости: ужасные ущелья и дикие места, окружающие их, служат убежищем луговым пиратам, и много раз были театром ожесточенной борьбы белых с индейцами.

В конце июня 1854 года путешественник, на хорошей лошади и старательно закутанный в толстые складки плаща, поднятого до глаз, ехал по самой крутой покатости горы реки Ветра, недалеко от источника Зеленой реки, этого великого западного Колорадо, который несет свои воды в Калифорнийский залив.

Было около семи часов вечера; путешественник ехал, дрожа под ледяным ветром, который зловеще свистел в ущелье.

Он ехал, не слыша шума шагов своей лошади; иногда причудливые извилины тропинки принуждали его проезжать через чащу леса, и гигантские скелеты деревьев нависали над ним.

Путешественник продолжал путь, тревожно озираясь; лошадь его, утомленная длинной дорогой, спотыкалась на каждом шагу и, несмотря на понукания всадника, решилась, по-видимому, совсем остановиться, когда на повороте тропинки вдруг вышла на обширную прогалину, где довольно сухая трава составляла окружность метров сорока в диаметре; пожелтевшая зелень резко отделялась от белого инея, окружавшего ее со всех сторон.

— Слава Богу! — закричал путешественник на прекрасном французском языке. — Вот, наконец, место, где я могу переночевать, а я уже отчаивался найти его.

Обрадованный путешественник остановил свою лошадь и сошел на землю.

Первой заботой его было заняться лошадью: он снял с нее узду и седло, и накрыл ее своим плащом, несмотря на холод который свирепствовал на этих возвышенных местах.

Лошадь начала щипать траву на прогалине. Успокоившись насчет своего товарища, путешественник стал располагаться на ночлег.

Высокий, худощавый, хорошо сложенный, с широким и высоким лбом, с умными, смелыми голубыми глазами незнакомец, казалось, давно привык к жизни в пустыне и не находил ничего необыкновенного или особенно неприятного в том положении, в котором он оказался.

Это был человек, доживший до половины жизни, на челе которого огорчения, скорее, чем усталость от опасной жизни в пустыне, провели глубокие морщины, рассыпав серебристые нити по густым белокурым волосам; его костюм, довольно изящный, представлял нечто среднее между одеждой белых охотников и золотоискателей, но легко было узнать, несмотря на загорелый цвет лица, что он был чужд этой земле и родился в Европе.

Бросив довольный взгляд на свою лошадь, которая прерывала свой обед время от времени, чтобы повернуть в его сторону свою умную голову, он перенес свое оружие и упряжь лошади к подножию скалы, представлявшей довольно ненадежное убежище против порывов ночного ветра, и начал подбирать сухие ветки, чтобы развести огонь.

Предприятие было нелегкое — найти сухих ветвей в месте, почти не имевшем деревьев, и где земля была покрыта снегом; но путешественник был терпелив — он через час собрал, наконец, довольно сухих ветвей для того, чтобы развести на всю ночь два костра. Скоро ветви затрещали и яркое пламя устремилось к небу.

— Ага! — сказал путешественник, который, как все люди, принужденные жить одиноко, взял привычку разговаривать сам с собой вслух. — Огонь хороший, теперь приготовим ужин.

Пошарив в двойных карманах, которые у охотников находятся всегда у седла, он вынул оттуда все, необходимое для умеренного ужина, то есть говядину, высушенную на солнце, и несколько маисовых лепешек.

Путешественник положив, говядину на угли приподнял голову, и остался неподвижен, открыв рот и только величайшей силой воли подавив крик удивления, а может быть, и ужаса.

Хотя никакой шум не обнаруживал присутствия живого существа, он вдруг увидал перед собой человека, который, опираясь на длинный карабин, стоял перед ним неподвижно и смотрел на него с пристальным вниманием.

Преодолев минутную растерянность, путешественник старательно разложил говядину на уголья, потом, не спуская глаз со своего странного гостя, протянул руку к своей винтовке, говоря самым равнодушным тоном:

— Друг или враг, добро пожаловать, товарищ! Ночь холодна и если вы озябли, отогрейтесь, если вы голодны — кушайте. Когда ваши нервы успокоятся, а ваше тело обретет свою обыкновенную силу, мы откровенно объяснимся так, как должны делать люди с честным сердцем.