Королевская кровь - Далия Трускиновская

Поискал Жилло взглядом ту красавицу, что платок уронила. Вроде не видно, а, может, голову повесила, шаль до бровей опустила, спрятала гордое лицо? Тут только вздохнуть остается и идти своей дорогой.

И вот проходит Жилло, медленно-медленно и глядя в другую сторону, мимо дверей спальни к дверям, ведущим на галерею, откуда ему следовало спуститься во двор и сесть в лекарскую карету. Вдруг на краткий миг прижалось к нему горячее тело!

— Молчи! Спрячь… — шепнул голос.

И скользнуло что-то мягкое за пазуху.

Глянул Жилло — а это ведь она, соколица сероглазая, что платочек оброненный у его ног поднимала. Только стоит она уже у стены, прижавшись спиной, и смотрит на разгром в спальне. Словно и не она его сейчас телом да дыханием обожгла.

Не замедляя шага, вышел Жилло из девичьей мастерской — а точнее, вылетел, потому что ног под собой он не чуял. Пропали ноги куда-то и объявились, треклятые, когда галерея поворот сделала и из перил сломанная балясина вылезла. Так двинула чуть пониже колена — Жилло сразу понял, на каком он свете. Спустился, ругая себе под нос треклятую балясину, а тут его гвардеец, которому из окна башни было приказано, перехватил и пошел следом.

И были те минуты, что Жилло спускался с галереи в замковый двор и, сопровождаемый гвардейцем, шел к карете, последними спокойными минутами за вечер — впрочем, уже и не вечер, дело шло к полуночи.

Кабироль со знакомым стражником языками сцепился — гвардеец на ходу подхватил его за шиворот и увлек. Потом подбородком на козлы указал занимай место, значит. Кабироль встряхнулся и перед тем, как лезть наверх, к приятелю своему повернулся рукой помахать.

У самой кареты, когда оставалось только дверцу открыть и внутри поместиться, услышал Жилло из Девичьей Башни шум какой-то несусветный. Гвардеец, что с ним был, тоже туда голову повернул. А стражник, стоявший рядом с каретой, и вовсе взвизгнул, тыча факелом куда-то вверх. Задрали Жилло с гвардейцем головы. И увидели они — кого бы вы думали, господа любезные? Молодого графа!

Он стоял между зубцов невысокой, приземистой Девичьей башни — и стоял с клинком в руке!

То есть, не настолько было светло, чтобы узнать человека на башне в лицо. Но во дворе хватало факелов, да и стройная тонкая фигура молодого графа достаточно хорошо была знакома слуге — ведь Жилло лет пять, не меньше, прожил в замке.

Уж неизвестно, что там у него за разговор вышел с гвардейцами, которые оставались в опочивальне у хворой вышивальщицы, но, судя по всему, не нашел граф с ними общего языка. И как он умудрился на самую верхушку попасть — слуга тоже так сходу не сообразил. Так ведь не это было главное.

— Жилло! Жилло! — донесся сверху голос. — Выручай, Жилло!

А как выручать? Граф — он вон где, не в охапку ж его ловить?

Огляделся Жилло — все вверх таращатся, и тот обормот с факелом тоже. Как-то даже задумчиво взял Жилло у него из рук факел. Тот отдал не глядя. Пожал плечами Жилло — никак не мог решить, что же делать, и нужен ли ему факел для спасения молодого графа. Но другого-то оружия все равно нет! Пока замковый народ разиня рот стоял, отодвинул Жилло ошалевшего Кабироля, проскользнул между ним и гвардейцем, быстро залез на козлы. Теперь уж обратного пути не было. Тем более — мысль в голову пришла.

Коротенькая была мыслишка, на ближайшие минутки полторы, а что далее — непонятно. Но хоть так! Жилло вожжи кое-как разобрал, хлестнул ими коней, поднял в крупную рысь и погнал коней впритирку к замковой стене.

— Эй, ваша светлость! — сам орет. — На крышу сигайте! На крышу! Ничего, не страшно!

Это он имел в виду, что крыша кареты — дело хрупкое, сломается под графскими ногами, зато удар смягчит.

Графу было не до того, чтоб еще и соображать. Услышал он голос слуги, с которым вместе по горам за целебными травами лазил, и, недолго думая, действительно сиганул вниз — прямо на крышу кареты!

Почувствовав удар, хлестнул Жилло коней и погнал их к воротам — в одной руке вожжи, в другой — факел, чтобы огнем отбиваться. За спиной у него граф, застрявший в крыше, барахтается, впереди из-под копыт люди скачут — весело! Да еще ворота никто закрыть не догадался — так карета и вылетела на дорогу.

А дорога-то — серпантин! То есть, и сотни футов прямого пути не наберется, одни повороты. Прокатись-ка вниз по такому штопору, да еще впотьмах… Несколько поворотов слуга, правда, благополучно миновал, но в конце концов опрокинул карету — чего и следовало ожидать. Полетел граф с крыши в одну сторону, Жилло — в другую, карета — в третью. Факел вспорхнул вверх и — прямо в обломки кареты! Лошади, скользя по откосу, бьются, костер за ними следом поехал. А тут и погоня из замковых ворот вылетела. Шум, крики, карета пылает, кони ржут, кавардак полный!

Покатился Жилло по склону. Камни острые, кусты какие-то в сплошных колючках — ну, все удовольствия… К тому же погоня все эти выкрутасы знает, а он — нет. Ну, скатился на дорогу, ну, опять нырнул в кусты — а дальше что? Когда это путешествие поперек серпантина кончится? Вообще никогда, что ли?

Шли они, можно сказать, ноздря в ноздрю — Жилло и конные гвардейцы. Они преодолевали петлю дороги — а он за это время полосу кустарника, обильно снабженную валунами. И Жилло уходил у них из-под носа раз пять или шесть — пока не оказался у подножия того крутого холма, на котором торчал Коронный замок. А дальше слуге пришлось задуматься.

Была перед ним дорога к городу Кульдигу — но на дороге конные словили бы его в один момент. И слышал он поблизости шум реки. Что по пути к Коронному замку карета переправилась через мост, он помнил. И что мост был длинный — тоже вдруг вспомнил. А шумело-таки порядочно. Солидная река с быстрым и бурным течением — вот что это такое было. И название вспомнилось — Вента.

Но слуга провел интересную молодость — кроме прочего, выучился он и неплохо плавать. Горную речку мог одолеть. И решил Жилло — надо рискнуть. Не станут же они на лошадях ночью в кипящую Венту лазить! Да и стрелять по нему впотьмах, когда его волны прячут, тоже вряд ли кто всерьез станет разве что для порядку. Правда, если течение подхватит, потащит и башкой к камушку приложит… Пожалуй, будет это не лучше мушкетной пули. Но и не хуже.

Расстегиваясь и сбрасывая кафтан, добежал слуга до берега, а бегал он тоже неплохо, спустился к реке — и понял, что дело-то куда сложнее, чем реку переплыть. Шумела не просто вода — шумел водопад. С каретных запяток его и не разглядеть-то было.

Находился он еще футов на пятьсот ниже по течению того места, где выбрался к воде Жилло. Стало быть, тут переплывать не стоило — это бы уж точно плохо кончилось. Побежал Жилло берегом и возле самого водопада съехал, простите, на заднице по скользкой крутой тропинке. Стенка воды в два человеческих роста и сплошное кипение, сколько хватает взгляда — вот что он увидел, оказавшись на пятачке под откосом. Вода летела вниз в трех дюймах от лица. Сообразил Жилло, что попал в ловушку. Прямо дыхание перехватило. Поднял Жилло руку — ворот рубахи ослабить. И ощутил тот сверточек, который сунула ему в мастерской та сероглазая соколица.