Рудольф Нуреев. Неистовый гений - Ариан Дольфюс

Западные средства массовой информации резюмировали поступок Нуреева двумя словами: «поиск свободы». Политической свободы, разумеется. Этого было достаточно, чтобы оскорбленный Советский Союз выразил официальный протест, указывающий на недопустимость «задержания советского гражданина». Однако Франция через свое Министерство иностранных дел ответила, что «речь шла о предоставлении убежища по просьбе самого Нуреева»4.

Как бы то ни было, муссирование в прессе этого «большого прыжка к свободе» (на фоне сложной международной обстановки) сразу же превратило Нуреева в героя, «вырвавшегося из коммунистического ада». А ведь он был не единственным артистом балета, покинувшим Россию5. В сороковые – пятидесятые годы многие советские люди, попав за границу, оставались на Западе6, и пресса не сходила с ума в связи с этими фактами. Почему же бегство Нуреева так завладело умами?

По мнению Владимира Федоровского, бывшего политического советника Горбачева в Париже, «Нуреев был первым выдающимся советским артистом послевоенного периода, посмевшим дезертировать»7. Поимка такой крупной рыбы очень льстила западному сознанию.

Возможно, для Нуреева все бы обошлось более-менее благоприятно (с точки зрения реакции советских властей), если бы не еще одно «но». В 1958 году Нобелевской премии по литературе был удостоен Борис Пастернак. Годом раньше роман «Доктор Живаго» был опубликован за пределами СССР, поэтому присуждение премии вызвало резкую критику в советской печати. Пастернак был исключен из Союза писателей, а от Нобелевской премии он вынужден был отказаться. Кремль, однако, почувствовал, какой силой может быть художник, творец в разгар «холодной войны». Отвергаемый «советскими людьми», в «стане врага» он становился иконой, «жертвой борьбы с коммунизмом». Пастернаку «позволили» умереть на Родине (он умер от рака легких в мае 1960 года)8, а вот Нуреев автоматически становился изгоем. Кроме того, оскорбление, нанесенное «танцоришкой» сотрудникам КГБ, сделало из него лицо, особо ненавидимое в недрах этой организации9. Гонения продолжались более четверти века – до 1987 года, когда Нуреев вернулся в Россию. КГБ так и не удалось устранить его физически, но эта всесильная организация изрядно попортила ему жизнь на Западе. В канцеляриях и правительствах он всегда вызывал большое недоверие.

В тот день, когда Нуреев устроил демарш в аэропорту Бурже, и западные, и восточные секретные службы были приведены в готовность номер один. Кто этот молодой артист-дезертир? Шпион? Если да, то чей? Агент КГБ, если предположить, что он «ненастоящий диссидент»? Агент ЦРУ? А может, во время гастролей в Париже его завербовала французская разведка? Не спешите улыбаться, в начале шестидесятых годов подобные домыслы воспринимались со всей серьезностью.

Французы были настроены к Нурееву тем более настороженно, что советские перебежчики могли помешать нейтральному курсу генерала де Голля в отношениях с СССР. В Бурже Нурееву задавали обычные вопросы. В протокол было записано: «Вышепоименованный заявил о своей собственной инициативе следующее: „Я обращаюсь к вам без какого-либо внешнего нажима. Я не хочу более возвращаться в мою страну и прошу предоставить мне право убежища“. Отмечаем, что это заявление было сделано в присутствии г-на Клейменова, генерального консула СССР в Париже. Перед этим заинтересованное лицо в нашем присутствии лично информировало г-на Михаила Романова, атташе посольства СССР в Париже, о своем желании не возвращаться более в свою страну и попросить о предоставлении права убежища во Франции. Это утверждение было повторено всем сотрудникам посольства СССР, просившим с ним встречи, и эти заявления делались добровольно»10.

Из Бурже офицеры Общей разведки немедленно перевезли Нуреева в Префектуру полиции для более глубокого допроса.

В тот же день между 18 и 20 часами Министерство внутренних дел сообщило по телефону в Префектуру о пожелании коллег из Министерства иностранных дел: «Если представитель советского посольства захочет послушать г-на Нуреева, целесообразно будет не препятствовать ему в этом, но настоять на присутствии третьего лица». 28 июня министр иностранных дел направил запрос министру внутренних дел, в котором уточнил: «Мне было бы интересно располагать сведениями, полученными вами о личности г-на Нуреева, о мотивах, побудивших его на обращение к властям Франции, а также другой информацией, которую он мог бы сообщить о Советском Союзе»11.

Выражаясь яснее, речь идет о том, чтобы допросить Нуреева.

Западные секретные службы всегда интересовались советскими артистами. Не потому, что они были носителями военных или иных секретов, – просто считалось (вероятно, не без оснований), что КГБ давало им небольшие задания на время гастролей. Так, артисты могли передавать сообщения, устанавливать контакты с агентами, работающими на Западе, вербовать «нужных» лиц. Кроме того, артистов всегда сопровождали сотрудники КГБ, которых тоже неплохо было бы вычислить… И если внезапный побег Нуреева был политически неудобен для дипломатов, то для разведки он представлял немалый интерес. Тем более что к началу шестидесятых французская разведка не была достаточно осведомлена о том, что происходит в Советском Союзе, ведь у нее на тот момент был другой участок активной деятельности – Алжир.

ДСТ[14] признает сегодня, что инспекторы задали Нурееву два вполне определенных вопроса: 1) состоит ли попросивший убежища молодой человек в отношениях с советскими секретными службами? 2) знает ли он людей, сотрудничающих с этими службами?

В 1989 году Нуреев обмолвился: «Мне предлагали смотреть за русскими, чтобы выявлять среди них шпионов»12. Согласился он или нет – об этом ДСТ умалчивает до сих пор. Логично предположить, что нет: сбежавший танцовщик всегда испытывал глубочайшее отвращение к доносчикам. К тому же по известным причинам Нуреев был лишен советского гражданства, и у него не было никаких причин служить какому-либо государству.

В досье службы Общей разведки о ситуации с Нуреевым, датируемом августом 1961 года, имеется следующее заключение: «Хотя заявитель [Нуреев] удовлетворен тем, что избежал порабощения советским режимом, он не проявляет в политическом плане выраженную враждебность по отношению к руководителям СССР. Также не установлено никаких связей с его стороны с участниками новой русской оппозиции, штаб-квартира которых находится в Мюнхене. Весьма очевидно, что Нуреев полностью поглощен только своим искусством»13.

Досье беглеца больше не пополнялось.

Когда в январе 1962 года Нуреев впервые вступил на американскую землю, ФБР отнесло к нему с большой осторожностью14. Американские спецслужбы вплоть до конца семидесятых подозревали, что Нуреев работает на «врага».

…18 марта 1964 года в комнате калифорнийского мотеля при ремонтных работах была обнаружена странная записка, спрятанная за гипсовой плиткой. В ней по-английски от руки были написаны следующие слова: «Нуреев… [неразборчиво] я вошел в контакт с агентом в MLS, и он согласен, чтобы мы ждали, перед тем как попробовать 3689001427. Надеюсь, что вы найдете сообщение в том месте, которое вы мне указали, 19–7. Я не совсем согласен с этим тайником. Он слишком заметен». Записка, разумеется, была передана по назначению, и ФБР начало расследование. По мнению специалистов-криптографов, аббревиатура MLS означала Monterey Language School, языковую школу, предназначенную исключительно для военных. Она располагалась в Монтерее, в тридцати километрах от мотеля, где была найдена записка. Следователям из ФБР был хорошо известен «интерес, проявляемый в прошлом разведывательными службами коммунистического блока к деятельности этой школы». Фамилия, указанная в записке, у всех была на слуху. Что еще надо было, чтобы развязать широкую операцию по прочесыванию окружения молодого танцовщика?

«19–7» – это дата: 19 июля. ФБР, изучившее до мелочей распорядок жизни Нуреева, установило, что с 28 июня по 5 июля 1963 года он выступал в Лос-Анджелесе с лондонским Королевским балетом[15]. Значит, он вполне мог заехать в мотель, даже если ни один клиент под именем Нуреев в книгах учета постояльцев не был зарегистрирован. Сотрудники ФБР нашли и опросили всех клиентов, занимавших комнату между июлем 1963-го и мартом 1964 года. Один из бывших постояльцев, как отмечалось в отчете, «пользовался дешевой туалетной водой», и скорее всего, «он был гомосексуалистом». Было установлено, что в «номере проживали двое мужчин, но кровать была одна». Так может, одним из мужчин и был Нуреев?

Отделению ФБР в Лос-Анджелесе было поручено проанализировать все звонки, которые делал Нуреев во время гастролей в США (они записывались), но все оказалось чисто.

В августе 1964 года «русский танцовщик» был вызван для беседы в отделение ФБР в Сан-Франциско. Отвечая на вопросы, Нуреев, «казался очень раздраженным»15.