«Братская могила экипажа». Самоходки в операции «Багратион» - Владимир Першанин

Пулеметная очередь прошила женщину, затем старика. Оба тела остались лежать на дороге. Дождевая вода, скопившаяся в колее, стала бурой от вытекшей крови. Подошел еще один полицай, и шарфюрер предупредил их:

– Надо смотреть внимательно. Из села никого не выпускать.

Мотоцикл, разбрызгивая грязь, умчался, а полицаи, убедившись, что старик и женщина мертвы, принялись торопливо разбирать вещи в тележке.

В основном там было заношенное тряпье, но отыскалось и что-то приличное: овчинная безрукавка, расшитая цветными нитями, и почти новая теплая свитка, принадлежавшая, видимо, старику. Полицаи немного поспорили из-за вещей, затем бросили жребий и забрали, кому что причиталось.

Уходя, они услышали звук, похожий на щенячий визг. Это плакал младший подросток, а брат зажимал ему рот и уговаривал:

– Молчи, Сашко! Матери уже не поможешь, а нас убьют.

Полицаи на всякий случай пальнули из винтовок и направились дальше.

В селе уже поджигали дома, а жителей выгоняли на дорогу. Они несли узлы с одеждой, посудой, гнали домашнюю скотину. Кто-то бросился бежать, застучали выстрелы.

Испуганные крики, гомон толпы, стрельба помешали немцам и полицаям увидеть вынырнувшие из-за поворота бронетранспортер и три самоходки с десантом на броне. Они шли на полном ходу, приближаясь к селу.

Первым опомнился экипаж бронетранспортера «ганомаг», вооруженный крупнокалиберным и обычным пулеметами. Он занимал хорошую позицию, но его пулеметы были бесполезны против самоходных установок.

Оставалась надежда лишь на «сорокапятку», возле которой суетились полицаи-артиллеристы. Скорострельная пушка, доставшаяся немцам в качестве трофея еще летом сорок первого года, была способна пробить лобовую броню легких самоходок за полкилометра и выпустить десяток прицельных снарядов в минуту.

Но любое оружие эффективно в руках смелых людей. Полицаи из охранного батальона таковыми не были. Они неплохо существовали эти годы. Некоторые сумели хорошо разжиться за счет людей, угнанных в концлагеря или расстрелянных.

Стычки с партизанами иногда уносили чьи-то жизни, но все это являлось мелочью по сравнению с неумолимо приближающимися советскими войсками. В некоторых городах карателей и полицаев уже судили за военные преступления и публично вешали на площадях. Других расстреливали или отправляли на Север, откуда не было возврата.

Бывший старший лейтенант Красной армии, а теперь командир расчета 45-миллиметровой пушки перешел к немцам осенью сорок первого года.

– Иди к нам, – позвал его полицай из лагерной охраны. – Или за москалей хочешь от голода в лагере загнуться?

Загибаться от голода и наступивших холодов тридцатилетний старший лейтенант не хотел. Сначала служил в лагере, затем в волостной полиции, а потом был направлен в охранный батальон.

Ловил в прицел головную машину и лихорадочно гадал, что делать. Никто не ожидал появления русских самоходок в тылу. Надавил на спуск. Бронебойный снаряд прошел мимо. Заряжающий загнал в казенник новый снаряд.

– Стреляй, не лови мух!

Но уже выл, свистел ответный трехдюймовый фугас, и взорвался он совсем близко. Самоходка остановилась. Старший лейтенант Павел Карелин не знал, что целится тоже в старшего лейтенанта Красной армии, только бывшего.

Бывший понял, что новая пушка, установленная на самоходке, не промахнется, а мощности фугаса хватит, чтобы разнести «сорокапятку» вместе с расчетом.

И хотя снаряд был уже в стволе его пушки, бывший старший лейтенант побежал прочь, надеясь снова выиграть в этой жестокой игре свою жизнь.

Следом за ним бросились в разные стороны полицаи, которые числились в штатной ведомости батальона как артиллеристы, но являлись на самом деле всего лишь карателями. Во время «спецопераций» они довольно метко рушили крестьянские избы и догоняли осколочными снарядами разбегавшихся женщин и детей. Вступать в бой с бронированными машинами они не решились.

Фугас подбросил «сорокапятку», разлетелись колеса, выбило из креплений и задрало вверх ствол. Второй снаряд Карелин выпустил в немецкий бронетранспортер, но механик-водитель, дав полный газ, ушел из-под выстрела.

Появление русских самоходок стало неожиданностью и для эсэсовцев. Кроме пулеметов, у них имелось новое оружие – «фаустпатроны». Следовало лишь подпустить самоходки на 40–50 метров. На это способен не каждый солдат, но несколько эсэсовцев, выполняя приказ, спрыгнули на землю, держа под мышками «фаустпатроны».

Полицаи, бросившие свою пушку, бежали в сторону леса, однако навстречу вывернулась машина лейтенанта Зацепина. Это было страшное для них зрелище. Не расстрел безоружных крестьян, а непонятный танк с массивным орудием, мчавшийся прямо на полицаев, от которого не было спасения.

Двигатель ревел на полном газу, мелькали блестящие звенья гусениц. Бронированная машина, казавшаяся громадиной, догоняла полицаев. В открытой рубке стоял советский офицер в танкошлеме и целился из автомата.

Попасть в бежавших полицаев при такой тряске было трудно, но лейтенант Зацепин свалил очередью одного из них. Второй поднял руки, но удар корпуса подмял его, встряхнув самоходку, словно она налетела на пень.

Двое полицаев добежали до деревьев, их догнал бывший старший лейтенант. Эсэсовцы с «фаустпатронами» целились в самоходку. Александр Зацепин уже приобрел достаточный опыт и не рискнул приближаться к зарослям.

С расстояния восьмидесяти шагов наводчик его машины выпустил осколочный снаряд. Кто-то из эсэсовцев был убит, другие оглушены взрывом. Все же они успели выстрелить. Две кумулятивные мины взорвались огненными клубками, не долетев до самоходки.

Вспыхнула трава, кустарник, горели как свечки мелкие березы и осины. Механик сдал «сушку» назад, а наводчик выпустил еще один снаряд. Взрыв подбросил исковерканное тело эсэсовца, а его напарник, приходя в себя от грохота, заметил полицая, бросившего пушку.

– Трусов вешают! – выкрикнул он. – Ты мог подбить русскую «штугу», но сбежал.

Прежде чем бывший старший лейтенант успел что-то сказать в свое оправдание, эсэсовец выстрелил ему в голову из штурмовой винтовки. Двое других полицаев попятились, но эсэсовцу было уже не до них. Русская самоходка шла прямиком на их группу.

Один из карателей поднял «фаустпатрон», но снаряд взорвался неподалеку. Бежали, стреляя на ходу, десантники. С другой стороны приближался колесный бронетранспортер, сверкали вспышки двух его пулеметов.

Партизаны не зря предупреждали, что каратели, особенно эсэсовцы, будут драться упорно и оружие у них сильное.

На пути «скаута» оказалась «полуторка». Пулеметные трассы подожгли грузовик. Шофер упал рядом с машиной. Командир полицейского взвода знал, что пощады не ждать.

Полтора десятка его подчиненных открыли огонь из винтовок и ручного пулемета. У взводного, который тоже когда-то служил в Красной армии, не было «фаустпатрона». Эсэсовцы не доверяли им новое оружие, которое считалось секретным.

Но у командира полицейского взвода имелось в запасе достаточно ненависти. Он имел хороший дом, молодую жену и двухлетнего сына. Все его благополучие, накопленное добро скоро пойдет прахом. А семьи предателей ссылают в Сибирь, или поспешат устроить самосуд местные крестьяне. Им есть за что ненавидеть немцев и полицаев.

Николай Шендаков, старший на бронетранспортере, несмотря на свой опыт, допустил ошибку. Глядя на горящие дома, тела убитых жителей, он слишком приблизился к полицаям, торопясь смести их огнем двух пулеметов.

Из-за дерева шагнул помощник командира взвода с массивным огнеметом. Он предназначался для деревни, чтобы быстрее сжигать дома, и бил струей пламени на тридцать метров. «Скаут» в горячке боя оказался в пределах досягаемости немецкого огнемета.

Струя кипящего пламени ударила в нижнюю часть капота и передние колеса. Механик-водитель успел дать задний ход и спасти часть людей, находившихся в открытом сверху десантном отсеке.

Второй огнеметный выстрел догнал «скаут», но не дотянулся до десантного отсека. Горели два колеса, двигатель, механик-водитель, вцепившись намертво в штурвал и потерявший сознание от болевого шока.

Стрелок крупнокалиберного «браунинга» выпустил рукоятки пулемета и, опираясь на горевшие кисти рук, спрыгнул вниз. Через борт и заднюю дверцу выскакивали остальные бойцы. Некоторые падали, срезанные пулями.

Николай Шендаков, распластавшись на земле, бил очередями по огнеметчику. Ранил его, заставив бросить металлическую трубу, из которой выбивалось слабеющее пламя. Молодой партизан лежал, пробитый пулеметной очередью. Его товарищ поймал на мушку спину огнеметчика и угодил пулей в компрессор со сжатым воздухом.

Полицай из последних сил пытался избавиться от своего страшного оружия, которым он сжигал не только дома, но и людей. Он видел, как катаются по земле, исходя криком, заживо сгорающие жертвы.