Разбитое небо - Евгения Михайлова

— Слава… Я никогда не считала, что у тебя эмоции, как у амебы… Но чтобы так…

— Ларочка, может, отменим? Ты точно будешь переживать, а это для тебя лишнее бремя. Я не должен был даже поднимать эту тему. К тому же речь о неприкосновенности чужой тайны.

— Ты чего-то не понимаешь. Мое бремя — величина постоянная. Оно уже не может стать тяжелее от нового знания. Так уж получилось: мне идти по неизбывному горю, пока я способна двигаться, видеть и понимать. Не смотри на меня так тревожно. Это больше не деградация, это наоборот. Я даже надеюсь на любовь и радость, верю в счастье покоя, пусть на минуты. Но воспринимать себя полноценным человеком смогу, лишь не отворачиваясь ни от чьей беды. Я хочу смотреть на нее прямо, не боясь разорвать свое сердце. Иначе не понимаю, зачем оно мне дано. А Надя мне уже не чужой человек. Она оплакивала моего ребенка. Она даже предлагала нам с Сергеем схватить Гошу, выбить из него признание или заказать его. Надя не может пережить потерю маленького мальчика, она его даже никогда не видела.

— Она это говорила? Только она и могла такое придумать. Это милое, нежное дитя и стойкий, храбрый человечек, который с отчаянной отвагой прошел по каторжному пути страшных испытаний и запредельных унижений.

— Говори, пожалуйста.

— Значит, два года и три месяца назад. Мне ночью звонит жена одного клиента и сообщает, что ее мужа полиция схватила у подъезда, когда они вышли из машины, и увезла в отделение. Ему шили липовое обвинение по заказу конкурента. Отделение с устойчиво грязной репутацией: обслуга коррупции. Короче, я навожу справки у информатора, работающего в отделении, и мчусь туда. Информатор меня запускает со скрытого входа. Я получаю там, что хотел. У меня крошечная скрытая камера. Система такая. Снимаю то, что подводит ментов под статью. Потом договариваемся или нет. Через какое-то время информатор меня выпускает. Пустынный кусок двора, ночь, мороз… Уже почти дошел до маленькой калитки, за которой стоит моя машина. И тут… Из двери, из которой я вышел, не выталкивают, а швыряют на землю то ли большой сверток, то ли небольшое человеческое тело. Понимаю лишь, что это не труп, его не оставили бы во дворе. Жду, пока в отделении погаснут все окна. Подхожу с фонариком. Это девочка. Лицо все в кровоподтеках, куртка просто накинута и застегнута на шее. Под ней разорванная одежда. Она в сознании, но явно боится шевельнуться, глаза огромные смотрят на меня с ужасом. Короче, донес ее до машины, положил на заднее сиденье. С дороги позвонил знакомому врачу-эксперту. Он ее осмотрел, зафиксировал следы побоев, пыток, точечных ожогов от сигарет и ударов электрошокером. Изнасилование, в том числе извращенное и предметами… Он написал заключение. Я сделал снимки. Можно покурю?

Слава достал сигарету, но тут позвонил его телефон.

— Да, Таня. Я у Лары еще. Как раз собирался уходить. Она не все поняла в отчете Сергея. Я объяснил как смог. Она меня покормила.

Слава разъединился.

— Придется на этом закончить. Я заеду к тебе. Созвонимся.

Лара пристально смотрела на его страдальческое, перевернутое лицо. Ее потрясло не столько то, что она услышала, сколько боль, которую он при этом испытывал.

— Слава, я правильно поняла, что то, что ты сразу увидел, оказалось не самым страшным?

— Правильно. Ты всегда и все понимаешь правильно. Там была история коллективной травли и мучений, которые страшны даже не сами по себе, а тем, что объектом стал, в общем, ребенок. Еще раз прости за то, что начал эту тему.

— Я буду ждать. Только не передумай, пожалуйста. Я должна знать.

— Да кто же от тебя, такой, уйдет… Конечно.

«Дитя ночи»

Утром Вячеслав отправил Юко к их самому интересному и известному клиенту. История яркая и почти анекдотическая. Кирилл Савицкий, писатель-сатирик, в интервью одному изданию ответил на вопрос о задачах искусства коротко, едко и, как всегда, прямолинейно:

— О! Эти задачи бывают золотыми. У тех, кто успешно их решает, руки до локтей покрыты золотой пылью.

А затем в нескольких фразах рассказал о многомиллионных регулярных хищениях одного из руководителей кинематографа режиссера Полунина. Никаких Америк он ни для кого не открыл, но видео с интервью стремительно разлетелось по Сети. Даже не из-за содержания, а в силу непреодолимого обаяния и блестящего злого таланта писателя. Понятно, что информацию Савицкого никто не бросился проверять, хотя он даже указал путь и адрес проверки. На том все могло бы и закончиться. Полунин узнал об этом с некоторой задержкой. И сразу бросился в бой. Написал жалобы по всем возможным адресам, а также иск о клевете. СК принял решение о возбуждении уголовного дела против Савицкого по факту клеветы. Суд принял его к рассмотрению, бессодержательно и косноязычно обосновав свое решение. Дело должно было рассматриваться в закрытом даже для прессы режиме. Свидетели были в основном у обвинения Савицкого. Статья 128, по которой грозит срок заключения до трех лет и большой штраф.

Тут и началось самое интересное. Огромное количество людей, которые были в теме, делилось острой и пикантной конкретной информацией о «золотой пыли» Полунина в Сети. Это и были свидетели. Тысячи свидетелей защиты. Вячеслав и Юко только собирали факты и проверяли их с помощью Сергея. И так приходит к людям слава с отрицательным знаком. Даже предельно сдержанная и сверхкорректная Юко, просматривая со Славой длинное полотно найденной информации, однажды звонко расхохоталась:

— Да, это, конечно, большой разум. Так хотелось покарать врага, что сам попал под грозу из грязи.

Слава быстро заметил, что Юко ни с кем из клиентов так охотно не встречается, как с Савицким. Временами он чувствовал что-то похожее на ревность. Юко даже с ним сокращала деловые разговоры до минимума. Она патологически боялась потерянного времени. А у Савицкого проводила часы.

Однажды Слава вышел из кабинета в тот момент, когда Юко вернулась от Савицкого. На ее лице из прозрачного мрамора появился нежный румянец, оттеняя темные удлиненные глаза, в которых явно был отблеск яркого огня. Тут и расследования никакого не нужно. Независимая и самодостаточная, Юко попала в ловушку страсти. Можно сказать, в облик статуэтки требовательно вписалась живая и горячая женственность.

Он мысленно увидел их вместе. Представил себе лицо Савицкого. Его некрасивое и немолодое лицо. Бледно-голубые холодные глаза с тяжелыми, высокомерно приспущенными веками, мешки под ними, большой рот с презрительно поджатыми губами… Редкие тонкие сероватые волосы едва