Никколо Макиавелли - Кристиана Жиль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Альбицци был освобожден за большой выкуп, но полученные деньги не помешали швейцарцам и гасконцам разойтись в разные стороны к вящей ярости короля Франции.
Отныне Никколо убежден, что «наемные и союзнические войска бесполезны и опасны…»[17].
ЧЕЛОВЕК-БУФЕР
После злоключений Лукки дельи Альбицци Синьория не нашла никого, кто бы мог лучше Никколо доказать королю Франции невиновность Флоренции в происшедшем. Он был свидетелем мятежа, ему была известна вся подноготная событий, интриги, двойная игра той и другой стороны, короче, все, что, по мнению Флоренции, объясняло случившееся.
Поэтому именно он и поехал в Лион вместе с Франческо делла Каза, комиссаром-дознавателем, спешно направленным в лагерь под Пизой, когда франко-швейцарская армия разбежалась. Приказ о командировке, как всегда, был насыщен многочисленными и точными указаниями о том, что, когда, где и кому надлежало говорить, а что — нет.
Из-за различных происшествий в пути флорентийские посланники прибыли в Лион только в последних числах июля 1500 года. Французский двор к тому времени уже оттуда уехал. Лоренцо Ленци, один из двух флорентийских послов, хотя и спешил вернуться на родину, куда уже отбыл его коллега, дождался их приезда, чтобы, в дополнение к приказам Синьории, преподать им урок дипломатии. Довольный тем, что может умыть руки в этом щекотливом деле, Ленци не скупился на ценные советы, поскольку знал, «кто при дворе в фаворе, а кто в опале».
В первую очередь, говорил он, надо снискать расположение кардинала Руанского заручиться его покровительством. Жорж д’Амбуаз, кардинал одной из самых красивых и богатых епархий Франции, делал погоду при дворе Людовика XII еще тогда, когда тот был Людовиком Орлеанским, помогая ему во всех политических и военных предприятиях. Еще в апреле, когда Лодовико Моро собрал войско, чтобы попытаться отвоевать Милан, Людовик XII назначил кардинала своим полномочным представителем в Италии, наделив его властью «командовать, вести переговоры и решать, как если бы это был он сам». Победив Моро, Жорж д’Амбуаз, действуя как хозяин, занялся политическим и административным устройством Миланского герцогства, а когда пришла пора возвращаться во Францию, оставил там вместо себя своего племянника Шарля д’Амбуаза. Поскольку кардинал имел право решать «итальянские дела», надо было убедить его стать покровителем и адвокатом Флоренции. Но обхаживая Жоржа д’Амбуаза, не следовало, по мнению Ленци, оставлять без внимания и другого влиятельного человека при французском дворе — Флоримона Роберте, главного казначея: никогда не помешает «подпитать его дружбу». Надо было также принять в расчет и маршала де Жие, пользовавшегося у короля таким же доверием, как и его соперник кардинал…
На этом витке карьеры Никколо привела бы в восторг возможность покопаться в тайнах французского двора, если бы ему не надо было скакать вместе с Франческо по отвратительным дорогам, считавшимся почему-то более короткими, чтобы как можно быстрее догнать короля. Но на самом деле они все дальше от него удалялись, потому что, убегая от эпидемии инфлюэнцы, свирепствовавшей в стране, король без конца менял маршрут. Никколо доставляли страдания не только капризы короля и лошадь, настоящая кляча, но и тощий кошелек. В Лионе, где жизнь была неимоверно дорога, он за три дня истратил все свои скудные подъемные. Какие «божественные и человеческие» причины, сетует Никколо, оправдывают то, что его жалованье в два раза меньше, чем жалованье Франческо делла Каза, тогда как оба несут одинаковые расходы? И какие расходы! Положение стало еще хуже, когда в Невере они наконец догнали короля и вынуждены были следовать в его свите до Нанта, живя главным образом в «частных домах, где приходилось самим заботиться о пище и обо всем остальном», ибо придворные первыми занимали постоялые дворы, которых либо не хватало, либо и вовсе не было!
Несмотря на «почтительные» призывы Никколо проявить к нему «сострадание и гуманность», правительство Флоренции демонстрировало свое полнейшее равнодушие, что вынудило Никколо, как и любого чиновника, которому надоело, что его эксплуатируют, и который знает, что незаменим, прибегнуть к шантажу: «В настоящее время, Ваши Светлости, я живу при дворе за свой счет, и всякий раз я тратил и продолжаю тратить столько же, сколько Франческо. И поэтому я прошу либо платить мне такое же жалованье, либо отозвать меня вовсе…»
«Их Светлости» не желают ничего слышать. Тотто Макиавелли, который ведал деньгами и расходными книгами семьи, вынужден был докучать им с утра до вечера целых две недели, чтобы заставить наконец немного раскошелиться. Между тем 2 сентября у Никколо не было денег даже на то, чтобы отправить очередное срочное донесение с просьбой незамедлительно прислать послов, наделенных реальными полномочиями, чтобы распутать, наконец, сложившуюся ситуацию.
* * *Но вернемся к событиям 7 августа, «с именем Бога на устах» Никколо и Франческо догнали в Невере французский двор. Их миссия заключалась в том, чтобы доказать, что не Флоренция несет ответственность за разгром под Пизой. Однако кардинал Руанский, к которому они явились, следуя наставлениям Лоренцо Ленци, не дал им возможности привести заранее подготовленные аргументы в пользу невиновности Республики. «Оставим мертвым хоронить мертвецов, — сказал он решительно, — и подумаем о том, как восстановить нашу честь и возместить упущенные выгоды». Что собирается предпринять Флоренция, дабы вернуть Пизу?
Это был самый сложный вопрос. Синьория вовсе не намеревалась возобновлять осаду Пизы, но ставила цель отклонить предложение короля направить в Кашину французские войска — пятьсот всадников и три тысячи пехотинцев — до возобновления «настоящих военных действий». Никколо и делла Каза узнали об этом от Ленци, с согласия второго посла придержавшего письмо Синьории, чтобы дать последней возможность в случае чего изменить решение, которое, принимая во внимание характер Людовика XII, могло иметь серьезные последствия.
К счастью, флорентийским посланникам не пришлось отвечать на «неудобный» вопрос, поскольку этот их разговор с кардиналом состоялся по пути в покои короля, куда кардинал выразил готовность их провести. Жорж д’Амбуаз покинул их в передней, дабы посовещаться с Людовиком XII, который отдыхал после обеда.
Никколо и его спутнику пришлось долго топтаться под дверью, прежде чем им было позволено вручить свои верительные грамоты. На первый взгляд король принял их сердечно и лично сопроводил посланников в уединенные покои, где собирался дать им аудиенцию. Но там рядом с кардиналом Руанским и Флоримоном Роберте — советником Людовика XII — неожиданно для них оказались итальянцы: Джан Джакомо Тривульцио, Тривульс (как при дворе Людовика XII именовали этого коренастого, черноволосого, смуглого, храброго воина, из ненависти к Сфорца служившего французской короне со времен Людовика XI), который, как было известно Флоренции, «прекрасно понимал, насколько необходимо Милану сохранить Пизу», и еще двое миланцев, тайный сговор которых с пизанцами должны были, помимо всего прочего, разоблачить флорентийские посланники.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});