Песнь хлыста - Макс Брэнд

Все собравшиеся в эту ночь за столом, за исключением новичка, Хулио Меркадо, были людьми прославившимися. Взять хотя бы Вильяхена, знаменитого своим виртуозным искусством владеть ножом. Это он спустился с гор и в одиночку выступил против генерала Папантла и его тысячи солдат. Под покровом ночи этот смельчак пробрался в лагерь генерала. В тишине раздался лишь свист рассекаемого воздуха; удар достиг цели и здоровенный нож пронзил грудь генерала. А когда труп обнаружили и извлекли из него нож, то на рукоятке увидели надпись: «Счастливого пути, дорогой генерал. С наилучшими пожеланиями. Вильяхен».

Солдаты бросились на поиски убийцы, но Вильяхен словно растворился в той самой темноте, под покровом которой проник в лагерь.

Круглолицый человечек с наивной улыбкой, по имени Колоньяс, больше походил на деревенскую девушку, чем на головореза, но при этом отличался необыкновенной изобретательностью в вытягивании секретов из самых стойких людей.

Паредон когда-то был знаменитым карманником, изворотливым как змея. Поговаривали, будто он способен, стоя на коленях и получая у епископа благословение, незаметно срезать с его мантии золотые кисти.

Роблес не мог жить без своих ружей. Постоянно под рукой у него находилась парочка отличнейших дробовиков. Это был тихий, спокойный парень, пока дело не касалось опасного задания. Тут он становился настоящим маньяком, который мог с легкостью отнять чужую жизнь лишь ради удовольствия убивать.

Ороско оказался тем самым бандитом, который, не долго думая, отправился прямиком в Мехико-Сити только потому, что увидел в газете фотографию великолепных лошадей президента республики. Он украл этих красавцев и вернулся с ними обратно, на север.

За каждым из сидевших за столом тянулась целая история, долгая и увлекательная. Это были настоящие головорезы, однако Рубрису удавалось железной рукой сдерживать их буйный нрав. И сейчас он, с потным, сияющим от счастья лицом, восседал во главе стола, одаривая благосклонностью всех присутствующих. Он передавал им огромные дымящиеся куски свинины, стопки вкуснейших маисовых лепешек, приготовленную тремя различными способами горячую фасоль, караваи свежеиспеченного хлеба, початки молодой кукурузы, хорошо прожаренной, необычайно нежной и сладкой… Все эти яства запивались целыми реками красного вина. Но вот в самый разгар веселья дверь неожиданно распахнулась и в комнате появилась громадная фигура брата Паскуаля.

Все пирующие с радостным ревом поднялись на ноги. Рубрис вскочил на кресло и, как был босым, бросился прямо по столу к дверям. Спрыгнув на пол, он очутился в медвежьих объятиях улыбающегося монаха. Восторженно вопя и поднимая чаши с вином, разбойники сгрудились вокруг прибывшего гостя.

Один только Монтана не спешил. Он выжидал, пока монаха не обступили плотным кольцом, ведь каждый старался пробиться как можно ближе, чтобы поднести ему чашу вина первым. Затем несколькими шагами достиг края толпы и, оттолкнувшись от плеча ближайшего парня, взлетел над бандитами, приземлился прямо перед носом брата Паскуаля.

Раздался громкий восторженный вопль. Вне себя от радости при виде Монтаны, монах схватил его обеими ручищами, поднял высоко над головой и двинулся по направлению к столу, неся вырывающуюся и брыкающуюся ношу.

Увидев славного героя в столь беспомощном положении, молодцы Рубриса пришли в неистовый восторг. А Монтане, так и не сумевшему освободиться, пришлось с улыбкой покориться своей участи. Когда здоровенный монах снова опустил героя на ноги, лицо его полыхало как маков цвет.

Рядом возник повар с огромным кубком, в который вмещалось не меньше кварты вина. Для того чтобы наполнить его до краев, понадобилось опустошить в него несколько чаш поменьше.

Брат Паскуаль поднял богатырский кубок и, воздев глаза к небесам, провозгласил:

— Господь Всемогущий, обрати свой взор с небес на этих нехристей и постарайся разглядеть в их сердцах только хорошее. Аминь!

Прочитав молитву, он уселся за стол между двумя разбойниками, готовыми ради него перерезать всех остальных. Но и другие не пожелали оставаться в стороне. Они сгрудились вокруг, похлопывая брата Паскуаля по спине, щупая его могучие мускулы и посмеиваясь, будто брат истощал и стал худым, как подросток.

Вдруг монах вскочил с места и воскликнул:

— Матео! Матео! Я чуть не забыл о самом главном… Ты помнишь танцовщицу Розиту? Она, как и я, догадалась, что Эль-Кид у тебя, и пришла вместе со мной. Как только услышала о событиях в поместье Лерраса, так сразу и догадалась. Можно ей войти?

Но тут от двери донесся голос:

— Это кто собирается ввести девушку в мужскую компанию? Кому тут понадобилась женщина?

Все разом повернули головы к говорившему и увидели высокую стройную фигуру Ричарда Лэвери. Рассмеявшись, юноша добавил:

— И что это за охрана, когда кто угодно может совершенно спокойно проехать по ущелью вслед за толстым монахом?

Из глоток тех, кто не забыл, как многие годы в их банде жил и воспитывался похищенный мальчишка, считавшийся сыном Рубриса, вырвался крик: «Тонио!» Но затем сразу же повисла напряженная тишина— Никто из них не мог бы сказать, каковы теперь отношения между «отцом» и «сыном», поскольку всем было известно, что Тонио умыкнули от них, и не без содействия Монтаны.

Бандиты с тревогой смотрели на Рубриса. При виде приближающегося гостя на лице атамана отразилась целая гамма чувств. Он уже поставил ногу на кресло, собираясь броситься приветствовать Тонио, как это было при встрече монаха, но затем передумал. Опустив ногу на пол, Матео гордо выпрямился в ожидании. Его красная шапочка сбилась набок. Тяжело дыша, он напряженно следил за медленно приближающимся Ричардом Лэвери. Но и сам Тонио был напряжен не меньше «отца». Он побледнел. Голова его надменно вскинулась вверх. Не доходя до Рубриса пару шагов, юноша остановился. Присутствующие затаили дыхание. Наконец Тонио, внезапно поддавшись прежним сыновним чувствам, широко раскинул руки и заключил Рубриса в объятия. Тот в ответ с такой силой сжал «сына», что едва не выпустил из него весь дух. Он так обрадовался, что по его безобразному лицу потекли слезы радости.

— Пусть все будут свидетелями! — восторженно проревел Рубрис. — Дружба крепче, чем женская любовь или любовь Господа. Видите, стоило появиться Эль-Киду, как за ним последовали и остальные. Совсем недавно я был наедине со своими мошенниками, и вот я уже окружен самыми преданными друзьями! Господи! Да теперь я с большей легкостью готов отдать мою кровь, чем когда-либо проливал чужую…

— Но ты забыл о девушке, Матео! — прогромыхал бас монаха. — Как быть с Розитой?