Как я был солдатом американской армии - Артем Боровик
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В ответ Сорс щелкнул фотокамерой, зафиксировав еще одно мгновение из истории человечества.
— Пока, Уэйн! — сказал я.
— Пока! — улыбнулся он. — Увидимся через пару часов на занятиях по изучению мин.
Он опять улыбнулся и натянул кепку почти на самые глаза, пряча их от солнца. Я поправил ремень фотоаппарата на его плече и пошел на второй этаж, где расположилась приемная командира Форт-Беннинга генерал-майора Кеннета Льюера. Присев на небольшой диванчик в приемной, я устроился поудобней и стал ожидать разрешения войти в кабинет генерала, пообещавшего мне несколько дней назад тридцать минут для интервью.
Командир форта
Коротко подстриженный помощник генерала предложил горячего кофе.
— Спасибо, — отказался я.
— Если не хотите кофе, — встал из-за письменного стола помощник, — угощу-ка я вас биографией шефа. Вот, держите.
И он протянул мне лист бумаги с прикрепленной к верхнему левому углу визитной карточкой генерала.
Ждать мне оставалось еще минут пятнадцать, и я, решив не тратить времени впустую, принялся изучать жизнь Кеннета Льюера.
«Двухзвездный генерал родился 13 августа 1934 года в Миннесоте»… Прочитав это предложение, я представил себе жаркий летний полдень, сияющую от счастья, чуть усталую молодую мать, ее мужа со здоровенным букетом цветов, чуть поодаль — целую стаю бабушек, дедушек, тетушек, дядюшек, братьев и сестер… Какую судьбу прочили новорожденному все эти люди, собравшиеся 13 августа 1934 года у выхода из роддома?
«Кеннет Льюер закончил в 1956 году университет в Айове и училище офицеров резерва»… Воображение мигом нарисовало портрет двадцатидвухлетнего бравого второго лейтенанта. Подбородок выдвинут вперед. Брови сведены у переносья.
«Военное образование получил на Основных и Высших курсах офицеров-пехотинцев, в Штабном колледже и в Индустриальном колледже Вооруженных Сил»…
Перед глазами стоял тот же молодой офицер. Лишь на лбу появилось несколько едва заметных горизонтальных морщинок.
«Он командовал 193-й пехотной бригадой, был начальником штаба и заместителем командира 4-й механизированной дивизии в Форт-Карсоне, штат Колорадо»…
— Господин Льюер готов принять вас, — помощник генерала аккуратно тронул меня за плечо.
Командир форта оказался человеком выше среднего роста, очень коротко подстриженным, с отменной выправкой.
— Есть хотите? — генерал улыбнулся и протянул мне крепкую руку.
— Спасибо, только что это сделал в вашей штабной столовой.
— И правильно. А я вот все никак не найду свободных десяти минут. Не возражаете, если во время разговора я проглочу пару бутербродов? — он достал из лежавшего на письменном столе атташе-кейса маленький термос и сверток с сандвичами.
— Как вам понравилась еда в столовой Форт-Беннинга? Вкусно?
— Есть можно.
Льюер почему-то рассмеялся.
— Честно говоря, — сказал я, мое внимание привлекла не столько еда, сколько обилие иностранных офицеров. Кого я только там не видел. Вы что, весь мир обучаете военному ремеслу?
Льюер опять рассмеялся. Потом сказал:
— Да, много у нас тут стран представлено. Слушатели занимаются по 15–18 человек в группе. Стараемся, чтобы в группу входило 3–5 иностранцев. Американские и иностранные офицеры не только учатся здесь, но и сами учат. Таким образом мы обеспечиваем обмен воинским опытом во время занятий.
— Давно вы ввели такую систему?
— В начале шестидесятых годов учебные группы состояли из 160–180 человек. Из них двадцать человек — иностранцы. Но в ту пору лишь преподаватель говорил, а слушатели конспектировали его лекции. Теперь же мы всячески пытаемся стимулировать дискуссии, споры. Это очень сближает людей.
— Я видел тут неподалеку огромное здание, на котором здоровенными позолоченными буквами написано: «Эскуэла де лас Америкас».[25] Латиноамериканцы и азиаты обучаются раздельно?
— Нет, все вместе. Просто часть офицеров посещает основной курс, а часть — высший курс. Первый длится 16 недель. Второй — 20. Желающие могут продлить свое пребывание в Форт-Беннинге, если они хотят дополнительно пройти курс какой-либо специальной подготовки.
— Курс рейнджеров, парашютистов и так далее?
— Совершенно верно.
Льюер налил в пластмассовый стаканчик крепкого кофе и бросил туда чайную ложку молочного порошка.
— Вам с молоком или без? — спросил он, наливая кофе во второй стаканчик.
— Без. Вы были во Вьетнаме?
Льюер откинулся на спинку дивана и несколько мгновений сидел молча, потом опять придвинулся ближе к журнальному столику, по разные стороны которого мы сидели, уперся локтями в напружиненные ноги.
На краю столика лежала брошюра «Советская военная мощь: стиль руководства войсками». Льюер взял последний номер «Тайма» и прикрыл им брошюру.
— Был. 101-я воздушно-десантная дивизия, 501-й полк. Был командиром 2-го батальона.
— В какие годы?
— Семьдесят первый — семьдесят второй. Но я отвоевал во Вьетнаме еще и первый тур: шестьдесят седьмой — шестьдесят восьмой.
— Тоже командовали батальоном?
— Служил в штабе батальона. А в семьдесят втором выводил последнее американское подразделение из северных провинций Южного Вьетнама.
— В семьдесят втором война пошла на убыль?
— Я бы не сказал. Первые шесть месяцев батальон участвовал в активных наступательных операциях.
— А потом?
— А потом мы преимущественно обороняли коммуникации, по которым доставлялись боеприпасы и продовольствие.
— Наступательных операций не было?
— Были. Но лишь в тех случаях, когда нас обстреливали. Потом мы в течение длительного времени передавали южным вьетнамцам технику, наши заставы, полевые лагеря…
Он прошелся по кабинету. На полу лежал толстый ковер, и шагов генерала не было слышно.
Он подошел к письменному столу, взял миниатюрный серебристый танк, повертел его в руках. Поставил танк на прежнее место рядом с пивной кружкой, заполненной идеально заточенными карандашами. Кружка, похоже, была сувениром из Западной Германии.
Я спросил:
— Вы любите пиво?
— Люблю, — улыбнулся он. — Но вынужден себя сдерживать: вес…
— Вы в отличной форме, — заметил я.
— «Отличная форма» не так-то легко дается, он провел широкой ладонью по впалому животу. — Встаю в 5.30 утра. Включаю здешний девятнадцатый радиоканал и под музыку занимаюсь аэробикой.
— Мне казалось, аэробика — женский вид спорта.
— Не думаю. Сразу после нее я пробегаю 3–5 миль…
— Каждый день?
— Шесть раз в неделю. По воскресеньям позволяю себе расслабиться: сплю дольше и не бегаю.
— А гольф? Разве классический генерал может не играть в классический гольф?
— Нет, — рассмеялся Льюер, — не может. Кстати говоря, я сам ношу свои клюшки и прочее снаряжение.
— Ваш ординарец, должно быть, вами не нарадуется.
— Должно быть, — опять улыбнулся генерал. — Я, между прочим, не исключение. Сейчас все военнослужащие следят за своим весом и физподготовкой. Иначе нельзя. Наша добровольная армия даже внешне очень отличается от нашей же армии тех времен, когда она была основана на всеобщей воинской обязанности. Очень.
— В чем, на ваш взгляд, основное различие? Внешний вид? Численность? Что еще?
— По моим наблюдениям, приходится иметь дело с двумя диаметрально противоположными типами солдатской психологии. В годы всеобщей воинской обязанности люди шли в армию с одним желанием: поскорее оттуда удрать. В добровольную армию идут люди, которые хотят служить. В былые времена офицеру все время приходилось подталкивать солдат, чтобы добиться от них выполнения любого пустячного приказа. А сегодня рядовой понимает: армия — его постоянный дом. Он хочет делать карьеру в армии и потому стремится показать себя с лучшей стороны. В этом вся разница. Сегодняшний солдат хочет бегать по пять миль в день. Сегодняшний солдат хочет отжиматься по семьдесят пять раз за две минуты. Сегодняшний солдат хочет служить.
— Но ведь многие ребята, вербуясь в армию, даже и не предполагают, что армия не для них, а они не для нее. Как быть с ними?
— Мы всячески стремимся поддерживать и развивать веру людей в свои способности. Настроение солдата резко падает, если офицер заставляет его заниматься не своим делом, не сутью, а внешней стороной. Так вот, мы даем возможность солдату посвятить себя сути — боевой и физподготовке. Конечно, не все приказы по душе солдату. Но даже если это и так, все равно необходимо добиваться выполнения приказа. Однако приказ всегда, при всех обстоятельствах должен быть разумным. Иначе подрывается вера в командиров, мораль падает, а повернуть такой процесс вспять весьма трудно.