Рассказы - Степан Печкин

Кто ж из наших остается в тех краях, Совету верный? Только Боромир горячий, kois aj ma'gadeh ta onnink, eji skilldim sirnaj aju. Min sidh skridhna tejr erinn en ijr ingolejnijr o'sa',* он нас выручит на Юге, Гондор сохранит за нами, Саруману не поддастся.

Вот мои какие мысли.

Элронд:

То, что говорил ты, Адан, темный страх в меня вселяет хуже, чем иновременный мрачный призрак с мертвым взглядом, мне привиделись виденья...

Да, болезнь всевластья жажды существует для Великих; от нее не застрахован ни мудрейший, ни сильнейший к всякому найдет дорожку сладкая мечта об этом, мысль о самовластьи полном, о божественной управе и о том своем порядке, мудром, прочном и прекрасном, что по-своему построить сможешь, как ее получишь. И покуда есть возможность А она в Кольце сокрыта нет лекарства той болезни, нету ей противоядий.

Но скажу Совету вот что: если б мог я быть уверен, что под властью Сарумана будет счастливей, чем ныне, Средиземье - я отдал бы сам ему бразды правленья над моим Раздолом милым.

Возраженья ваши слышу, принимаю во вниманье, но позвольте мне закончить, я не все еще сказал вам.

Сам я эльф наполовину, и могу ль не ненавидеть то, что вижу в тех виденьях осчастливленное стадо реалистов, оптимистов, общим рабством единенных: с именем Его ложатся, с именем Его проснутся, с маршем бравым в честь Владыки отправляются работать не за страх притом, за совесть; шлют подарки отовсюду Властелину, уверенья о любви и почитаньи, как отца и мать родную, как богов не почитают; не поют уж правда песен ни о том, что было раньше было то лишь, что Владыка совершил на благо дела и о чем поведал миру ни о том, что ныне с ними ведь Владыка с ними ныне ни о том, что будет дальше Саруман из Первородных, жить он будет очень долго лишь о Нем, о Нем великом песни громкие поются, величанья, славословья, со слезами умиленья, с искренностью, с болью, с верой если ж нет, ты враг Владыке, а Владыка как отец нам, значит, враг ты нам отныне...

Ну да что за дело в песнях? Ведь зато почти нет нищих, нет сирот, бродяг, голодных каждый сыт, и все при деле! Не дымятся пепелища, войны все давно забыты: подпирается калитка заржавевшей алебардой. Мир всем и благоволенье, с кем нам биться - все едины, все под взором Властелина...

Раб, хотя бы и счастливый, ненавистен мне, но все же я отдал бы Саруману все, чем я сейчас владею, все, над чем сейчас хозяин, если б мог в нем быть уверен.

Впрочем, нет! Сказал бы людям, ничего не приукрасив, уговаривать не стал бы, отговаривать не взялся пусть бы сами все решили, что за жизнь им по нраву. Ведь народ порой решает помудрее всяких Мудрых.

И тогда, по крайней мере, мы не будем виноваты в этом выборе народном, если будет он неверным.

Думаю, со мной согласен будет Гэндальф, мой соратник. Если да, то пусть он скажет; если нет, конечно, тоже.

Гэндальф:

Нет, сейчас с тобою друг твой, Гэндальф Серый, не согласен! Вот что я скажу Совету:

Обмануть народ нетрудно: Сарумановы посланцы хоть кого к себе заманят по себе я это знаю.

Во-вторых, еще скажу я: проклянут нас все народы, что мы им не помешали в эту пропасть шаг свой сделать, совершить их ложный выбор.

В остальном же рассуждал ты, как достойный быть мудрейшим.

Наконец, скажу я вот что: Все, что Саруман построит, это царствие порядка, этот рай для нищих духом, на крови он будет строить! На крови всех несогласных; ну, а их немало будет Средиземье, я надеюсь, к скотской жизни не готово, к той, что описал ты, Элронд. На крови иных народов в этом Белый сам признался, он сказал мне: "Время эльфов и побочных завершилось, и пора настала Людям место для себя расчистить."

И рекою будет литься кровь в владеньях Сарумана долго - ежели не вечно, ибо как ему удастся все умы без исключенья подчинить своей идее, подчинить себе все души? Он и сам не верит в это. Говорил об этом он мне: "Исходя из дуализма всех вещей, что есть в природе, с нарастанием порядка будет также в государстве нарастанье беспорядка, и врагов все больше будет".

Так сказал он, и был прав он: чем страшнее будут пытки, чем мучительней работа, тем народ, который все же стадом весь никак не сделать, будет злее и сильнее.

И конечная победа будет рано или поздно за народом. Так извечно было, есть и, знаю, будет.

Но какой ценой великой обойдется та победа?! Сотни тысяч, миллионы самых светлых лучших жизней! Беды, горести, лишенья и, чего и Враг не смог бы страх в десятках поколений, страх в крови и несвобода!

Мудрые! Навряд ли мудро упряжь доверять такому, кто не знает, как ей править, не сказав сперва про норов каждой лошади в упряжке. Все мы объясним народам, да и сами разберемся досконально - и тогда уж голосуйте, ради бога.

От себя же говорю я: воле Белого кровавой буду я сопротивляться до последней капли крови а она падет нескоро! Я силен! В былые годы с Сауроном я тягался силою своей и мощью, я силен. И ты, о Элронд! Вы, о Кирдан с Арагорном! Ты, о Боромир горячий! Все посланцы Средиземья! Говорю я Саруману: "Нет!" Вы присоединитесь?

[* - Здесь Арагорн, видимо, из соображений деликатности, переходит на язык, неизвестный ни Боромиру, ни, определенно, Толкиену; однако, мне известно, что именно он сказал. А вам интересно? 08-21-96]

3. Серебряный странник (поминальная) (Печкин - Баэз ("Jack-a-roo")

Кто знал хотя бы треть того, что делал он, Тот ни одним из дел его не будет удивлен.

А Митрандир Сервэрен!

Кто в путь с ним выходил дорогой непрямой, Тот был всегда за ним, как за каменной стеной.

А Митрандир Сервэрен!

Всю жизнь он прожил так, как будто шел в огонь, И не один под ним горячий загнан конь.

А Митрандир Сервэрен!

Он знал своих врагов, их мысли и лицо, Великим был бойцом и великим мудрецом.

А Митрандир Сервэрен!

Прозвался Серым он, и был всегда в тени, Но серый - это цвет, что серебру сродни.

А Митрандир Сервэрен!

И он ушел во тьму, ушел в последний бой, И всех он спас, но был сражен Багровой тьмой.

А Митрандир Сервэрен!

Прощай же, славный друг, надежд на встречу нет. Пылает за тобой твоих деяний след.

А Митрандир Сервэрен!

VII Завершение

1. Возвращение домой (Печкин - Печкин, Pink Floyd)

Пусть рассыплются все троны, драгоценности померкнут, заржавеет все оружье, все богатства оскудеют! Ведь всегда порхают листья, в свете дня и в лунном свете; ни на миг не умолкая, распевают ночью птицы; зацветают вечно травы, и огонь в костре сияет, цветом золота прекрасней, и сияют в небе звезды, что прекраснее алмазов.

И везде так. Что мы ходим в наши дальние походы? И не лучше ль нам остаться здесь, иль там, куда идем мы?

Нет, покоя здесь нам нету, и не там его найдем мы: вечно тянет нас куда-то, к дому или прочь от дома... Не хотим остановиться, и в пути нас смерть встречает.

Верно, нам нужны не цели бесконечных наших странствий сами странствия нужны нам. Нужен путь. Большое небо, зори, сумерки, привалы с тихой песнею вечерней, а наутро - вновь шаганье по холодным росным травам или искристому снегу, до полудня, до заката и до нового привала...

Путь! И снова блещут звезды на бездонной черни ночи, снова ветерок порхает по округе, полной тайны; отзвенели все припевы песен грустных и веселых; лишь река шумит во мраке и костер, уж на исходе, чуть трепещется в кострище.

Отдыхает путник дальний. Он лежит под кровом леса, травы взяв под изголовье, меч прибрав себе под руку, ведь чего в пути не встретишь.

Ясень кряжистый укроет от нежданной непогоды. Руки есть - так будешь сытым, а река всегда напоит. От врага кустарник спрячет. Зверя блеск огня отгонит. Сосны путь на север скажут, к югу - скажет муравейник.

Что еще нам в жизни надо? Что еще? Никто не знает...

Путник мирный отдыхает, мысль его струится плавно: вспоминает он собратьев, сотоварищей и близких, что в пути том затерялись: кто нашел Святую Пристань, кто - лишь цепи да темницу; кому грудь стрелой пронзило, а кому - кинжалом спину; кто ослеп, кто обезножел, кто осел семейно в доме и скитание окончил...

И промолвил слово путник:

"Водят вдаль и вдаль дороги по земле извечной нашей, через черных скал подножья, через льдистые вершины, то к норе, что век без солнца, то к ручью, что исчезает в жаркой и сухой пустыне, то по льдинам, ноги жгущим, то по глыбам раскаленным, но всегда за горизонты, да, и от рожденья к смерти, что стоит концом дороги, но о ней лишь ветер знает...

Вдаль и вдаль дороги водят, но всегда, как только сможет, возвратится путник дальний к месту, где он свет увидел, где свой первый шаг он сделал. Помолчит он, оглядится и увидит пред собою то, о чем в походах сердце неустанно тосковало: дом пустой, знакомый с детства, дерево пред ним большое, холм далекий за рекою и дорогу меж деревьев..."

2. Алая Книга (Печкин - Кинчев)

Алая Книга правду хранит. | Am'' G' C' | Память ее прочней, чем гранит. | Dm Am Em/G Am | Алая Книга - летопись дней, Алая память страны моей.