Я люблю Капри - Белинда Джонс

— Вам нехорошо, синьорина? — Он продолжает меня разглядывать.

Хм. Значит, изобразить искушенный вид не совсем получилось.

— Я… э… — лепечу я.

— Мы так устали в дороге! — говорит мама, обнимая меня одной рукой, чтобы защитить от жестокого мира.

— Вы хотите кофе или, может быть, коктейль?..

— О нет! — хихикает мама. — Еще слишком рано! Мы как раз собирались зарегистрироваться.

— Вы остановились у нас? — Он, кажется, зверски доволен. — Мы вам очень рады. Я — Марио, бармен. Пожалуйста, позвольте мне представить вас администратору.

Его до блеска отполированные ботинки пересекают мраморный пол холла, мы следуем за ним: мама — быстро цокая каблучками от «Карвелас», я — поскрипывая подошвами кроссовок.

— Добро пожаловать в отель «Луна»! — улыбается за стойкой лощеный джентльмен с квадратным подбородком.

Я понимаю, мама ждет, что я сейчас заговорю с ним по-итальянски, но я никак не могу подобрать слов.

Она терпеливо улыбается администратору:

— Моя дочь говорит по-итальянски, но она немного застенчива. Вы говорите по-английски?

Он кивает ей с выражением искреннего восхищения на лице, потом с состраданием смотрит на меня.

— Для нас забронирован номер — Джина и Ким Риз, — продолжает мама.

— Sì![35] Пожалуйста, ваши паспорта.

Ну, по крайней мере, от служащих отеля она свой возраст скрыть не сможет, ухмыляюсь я про себя.

— Это ваш первый визит на Капри? — спрашивает администратор, заполняя бланк.

— Э… ну… — На этот раз мама в замешательстве, потому что не может придумать, как покороче изложить наши обстоятельства.

— Я — в первый, а мама уже бывала здесь раньше, — говорю я, желая избавить его от необходимости выслушивать семейную сагу.

Полагаю, на таком маленьком острове эта история по налаженным каналам сарафанного радио достигнет его слуха еще до завтрака. Кстати, завтрак, как нам, сейчас, сообщили, континентальный и подается в патио при столовой.

— У вас комната 220, с окнами в сад. Ваш багаж скоро прибудет. Желаю приятно провести время.

В ответ на эту реплику, как по сигналу, в дверях, соединяющих холл и бар, возникает Марио и прислоняется к косяку — черные брюки, кремовый двубортный пиджак и безмятежность, достойная Бог- гарта из «Касабланки». Мы не останавливаемся.

— Не будете коктейль? — Он в смятении, куда только подевалась его беззаботность.

— Может, позже! — щебечет мама, вдавливая кнопку вызова лифта до упора.

— Я делаю для вас особенное! — заманивает он. — Сжимаю свежую клубнику…

И все, до чего сможешь дотянуться, добавляю я про себя, пока мы втискиваемся в acsencore.[36]

Может быть, эти южные итальянцы и не высоки ростом, но где они недобирают статью, там с лихвой восполняют тестостероном — им как будто досталась двойная порция мужского гена. И к этому не стоит относиться легкомысленно: столкновение итальянской самоуверенности и настойчивости с нашим вечным британским страхом кого-нибудь обидеть может привести к летальному исходу.

— Я не поддамся! — обещаю я себе.

Хоть я отчасти и благодарна Марио за то, что он флиртовал со мной, а не с моей матерью.

6

Первое, что я замечаю в комнате, это величественную вазу граненого стекла, в которой красуются десять красных роз. Идеальной формы бутоны и длинные, как трости, стебли.

— Как ты думаешь, может, кто-нибудь проводил здесь медовый месяц и не забрал цветы, уезжая? — спрашиваю я маму, мягко касаясь кончиком пальца изогнутого, как кошачий коготь, шипа.

— Нет, они свежие, — говорит она. — И скорее пурпурные, чем чисто красные. — Как будто от этого они становятся менее романтичными.

Честно говоря, мне кажется, благовоспитанные желтые хризантемы больше подошли бы для матери с дочерью. Красные розы, вне зависимости от оттенка, неизменно напоминают человеку, что в его жизни недостает безнадежно влюбленных воздыхателей. Не то чтобы мне нужен был безнадежно влюбленный воздыхатель (вечно путаются под ногами, целуют следы — так и споткнуться недолго), но невольно замечтаешься о некоем мужчине — может быть, даже чем-то похожем на того, что встретил нас в порту, — который не таясь размахивал бы букетом и кричал во всю глотку «Ti amo!».[37]

В дверь стучат.

— Багаж, наверное, — говорит мама, продолжая рыться в косметичке.

Я розовею от надежды и бросаюсь к двери.

— Buon giorno — ho le sue vilage![38] — объявляет паренек.

В жизни не видела так щегольски одетого подростка — зачесанные назад волосы и темно-синий костюм. Прелестно, но не хватает капитанской фуражки.

— Куда поставить багаж? — спрашиваю я маму, чтобы скрыть свое разочарование.

— Scusi![39] Извините. Я говорю по-английски, — извиняется паренек.

— Ничего, моя дочь понимает, — улыбается мама и указывает в мою сторону плойкой.

— All'angolo…[40] — говорю я и машу рукой в угол.

Паренек с большим шиком затаскивает чемоданы в номер и ставит их на раскладной стеллаж, потом подробно рассказывает, как работают автоматические жалюзи, как закрывать и открывать сейф, пользоваться мини-баром, звонить администратору и поворачивать кран душа на нужный угол. Вручив чаевые, я вытаскиваю его из ванной, пока он не вздумал продемонстрировать мне, как управляться с биде.

— Милый мальчик, — улыбается мама, когда он уходит. — Персонал здесь очень любезный.

Интересно, на кого она глаз положила? Лучше бы на пожилого администратора.

Я плюхаюсь на стул, сбрасываю кроссовки и с удовольствием ощущаю прохладный кафель усталыми ступнями. Я провожу пальцами ног по изумрудным полосочкам на полу, а мама раскладывает на своей кровати одежду. Вернее, на своей половине кровати. Может быть, здесь и две кровати, но между ними не просунешь даже махровый тапочек из тех. что приготовлены для нас в ванной. Если я начну говорить во сне, то лучше бы по-итальянски, чтобы мама ничего не поняла… Кстати. И я самым мягким и ненавязчивым тоном, предназначенным для случайных замечаний, говорю:

— Мама, если можно, не рассказывай всем подряд, что я говорю по-итальянски, — я сама скажу, когда буду готова.

— Ты просто хочешь получить возможность поподслушивать! — подначивает она, развешивая в шкафу свою одежду своеобразной радугой: белый-желтый-оранжевый-красный-розовый-фиолетовый-синий-зеленый.

— Именно этому меня и учили, — замечаю я и наконец, нахожу в себе силы расстегнуть свою сумку.

Я всю жизнь слушаю чужие разговоры. Они говорят, я повторяю. Такая пассивная роль. Это так бесит, что порой руки опускаются. Хоть бы раз спросили, а что я об этом думаю.