Ангел с мечом - Кэролайн Черри

Она посмотрела на Мондрагона, который ответил на ее взгляд. Вообще не смущен. Она вспомнила, как он сражался — не очень натренирован с шестом, но быстро научился и хорошо держал равновесие, и сумасшедшие не смогли с ним ни справиться, ни даже пройти мимо него.

— Даже не знал, что у тебя есть револьвер, — сказал он наконец. Его дыхание все еще было тяжелым.

— Я неохотно им пользуюсь. — Так, будто она то и дело его применяет. Лучше, если он поверит в это и не станет выдумывать глупостей. Она встала, держась рукой за руль, чтобы не потерять равновесие. Ветер холодил потную кожу. Она тряхнула головой и потянула воздух носом, внимательно всматриваясь в воду перед собой. Огни города уже большей частью погасли, и виднелось лишь несколько искорок. И путь был свободен — если не считать проезд под опорами мостов острова Риммон. Это могло быть ночью непростым маршрутом!

Она подумала над этим и совсем заглушила мотор.

— Куда мы едем? — осведомился Мондрагон.

— Не знаю. — И добавила, желая создать впечатление, будто всегда знает ответ: — На эту ночь хватит проблем. Я слишком устала, чтобы толкать лодку шестом под мостами, и уж совсем не хочу там останавливаться. Довольно с нас сумасшедших на одну ночь.

— Это были сумасшедшие?

— Сумасшедшие или плотовики, что для некоторых одно и то же. — Она снова глубоко вдохнула, пытаясь больше не думать об убитых, и почувствовала некоторую гордость. Ее лодка. Она указывала, как править ею. Она знала, что делала, и ему было ясно, что она это знала. Она видела свою мать, видела, как Ретрибуция Джонс управлялась с рулем — солнце освещало ее лицо, а прекрасные руки были так уверены в том, что делали, уверенны, как ее походка в эти годы сияющей юности; она имела обыкновение ходить так, что сразу было видно — пусть мир уступит ей дорогу.

Альтаир поддернула сползающее полотенце, сошла с полудека в средний проход и повернулась к Мондраго-ну, который сидел на краю палубы.

— Тебя несколько раз зацепили.

— Содрали кожу. — Он встал и схватил ее руку. — Проклятье, девочка…

Она немедленно стряхнула его руку.

— Джонс! Называй меня Джонс!

— Джонс. — Он стоял в солнечном свете и не знал, что сказать.

Как и она. Лодка далеко сошла с курса и ее несло волнами.

— У меня есть мазь, — сказала Альтаир. И добавила, так как снова хотела быть чистой, а не мокрой от пота, как она была, и так как еще ощущала чувство прикосновения к сумасшедшим: — Я приму ванну.

Он ничего не сказал. Она сбросила полотенце, повернулась и свечкой прыгнула за борт.

Второй удар взметнул воду возле нее, и по ее коже ласково пробежали пузырьки, когда Мондрагон вынырнул рядом. Он нашел ее и обнял. Проклятая дура, подумала она, и в мгновение паники: не пытается ли он меня утопить, может, в конце концов, он все-таки убийца, которому нужна моя лодка?

Очевидно, нет. Она вынырнула вместе с ним на поверхность и заскользила по воде, чувствуя, как он плывет сзади нее. Гребок за гребком. Она зажмурилась и снова пришла в себя, перестала грести руками и заболтала в воде ногами.

— Черт возьми, мы что, хотим потерять лодку? — Она увидела ее немного дальше и сильными гребками поплыла к ней.

Он добрался раньше ее, даже намного раньше — крепко ухватился за борт и ждал ее.

Но когда Альтаир подплыла к нему, они едва не потеряли ее снова.

— Джонс, — сказал он таким тоном, каким это слово еще не произносил никто и никогда. — О, Джонс.

А потом им пришлось ловить лодку во второй раз.

ГЛАВА 3

Утро они провели в медленном пробуждении; потом убивали время тем же, чем занимались ночью под звездами на полудеке. Потом снова поплавали. Это была четвертая ванна за два дня, и Альтаир удивлялась себе. Она выстирала также свою одежду, хорошо намылила, а потом повесила на румпель, чтобы та высохла на ветру. И Мондрагон выстирал свою одежду, а потом, после полудня, они завтракали, завернувшись в полотенца, а ветер сушил их волосы. Волосы Альтаир спадали гладко, а у Мондрагона завивались, тонкие, как светлый шелк. Это было очень красиво. Каждое его движение было красивым, и то, как играли его мускулы, и то, как солнце падало на его лицо и превращало волосы в свет. Альтаир ела и при каждой возможности бросала на него взгляды. И вздыхала.

— Куда мы поплывем теперь? — спросил он наконец, и она пожала плечами, не желая об этом говорить. Кажется, он принял это в качестве ответа.

Но когда она убрала после завтрака посуду, когда встала и увидела плывущие вдалеке, как маленькие пятнышки у края Мертвого Порта, плоты, она снова вспомнила ночь и то, каково будет прокладывать путь вокруг окраины только с шестом, потому что не будет больше никакого горючего. И приняла решение. Она снова вздохнула, нагнулась, взяла с румпеля штаны и натянула их. И пуловер.

— Еще сырые, да? — спросил Мондрагон, все еще с полотенцем на теле.

— Все равно сейчас нам нужно уплывать.

— Не хочешь сказать мне, куда мы торопимся?

— Мондрагон! — Она подошла и села перед ним на край палубы, чтобы не перекрикивать шум воды. — Если мы снова поплывем к окраине, мы потратим все мое горючее. А плыть оттуда с шестом очень неприятно. Мимо плотовиков и сумасшедших. — Она показала пальцем на город, на низкие, лежащие в дымке горбы острова Риммон. — Горючего только-только, чтобы добраться до мелководья под мостами Риммона. А оттуда я могу плыть с шестом куда угодно, куда тебе надо, если только это не в порту. У меня скоро ничего не останется, кроме виски; я должна зарабатывать на еду, а здесь течение все время будет сносить нас к Флоту-призраку, что не очень хорошо: там у песчаной косы болтаются сумасшедшие; а она как раз с противоположной стороны от Риммона, и у меня ровно столько горючего, чтобы доставить нас назад; я наблюдала за течениями. Итак, по-моему, тебе лучше рассказать, куда тебе нужно, так как иначе я намерена плыть в каналы, а мне кажется, у тебя есть причины не желать этого. Я думаю, что у тебя, возможно, есть речная лодка, к которой ты желаешь вернуться, или, может быть, этот корабль с Соколиных островов. Я не могу отвезти тебя до причала у Дета, потому что там слишком глубоко, но могу ссадить прямо у дамбы, откуда к порту ведет лестница. Ты просто поднимешься и перейдешь, потом вдоль дамбы к пирсу, потом снова вниз — простой путь. Это самое большое, что я могу для тебя сделать.

На мгновение все стихло. Он опустил взгляд на доски, потом снова поднял, скрестив руки.

— Высади меня в городе, — сказал он.

Ее сердце подпрыгнуло и сжалось.

— Тебе нужны новые проблемы? Мало, что ты уже один раз приземлился в канале? Скажи, где тебя сбросят в следующий раз, я буду ждать там на лодке.

Он пристально посмотрел на нее, сжав губы, но потом скривил их в улыбке.

— Не вмешивайся в мои дела!

— Ясно. Разумеется. Одевайся.

— Джонс… — Он сжал ее лицо между ладоней и заставил ее посмотреть на него. — Ты мне очень нравишься, Джонс.

От этих слов стало больно. Она глубоко вдохнула и почувствовала, как что-то в ней разбилось.

— Эй, если ты сделал мне ребенка, парень, я тебя убью! Неужели ее мать была такой же глупой? Неужели она, Альтаир, появилась на свет таким же образом?

Неужели ее мать однажды потеряла осторожность и влюбилась в мужчину вроде Мондрагона? Или просто отвратительный случай, насилие после однажды проигранного ею боя? Но ничего подобного Альтаир даже представить не могла.

Мондрагон пригладил ее волосы назад и продолжал ее разглядывать. Потом, наконец, отпустил ее и вспрыгнул на полудек, чтобы взять свою одежду. Когда он приобрел такую уверенную устойчивость? Когда он научился передвигаться в лодке? В последнюю ночь у него просто не было выбора, он стоял и размахивал багром с ловкостью, которая росла с каждой минутой…

…боец на мечах, подумала она. Фехтовальщик. Житель Верхнего города. Были всевозможные виды. Уличные забияки. Дуэлянты. В Верхнем городе были и такие люди — некоторые из них были очень богаты. Некоторые из них говорили шелковисто-мягкими голосами и при этом даже не знали, что железную сковороду не окунают в воду, а колючую рыбу не хватают за плавники.

Он знал о колючках ангела смерти, тут все в порядке. Он знал, как ухаживать за хорошим ножом. У него не было ни одного безобразного шрама, кроме того, что он получил в последнюю ночь багром в плечо, и этот шрам останется у него на всю жизнь. Не глубокий, но такой широкий, какой мог сделать только тупой багор. Он сохранит меня в своей памяти, не правда ли? На всю оставшуюся жизнь. Он будет вспоминать обо мне всякий раз, когда какая-нибудь женщина из Верхнего города спросит его об этом шраме.)

Он умел сражаться. Что означало, что он вовсе не был легкой добычей для одетых в черное дьяволов на мосту. Как они вообще справились с ним?

Шишка на затылке. Вот оно.

Мондрагон натянул штаны, еще влажные по швам. Солнце высушит. Не нужно волноваться, что получишь лихорадку.