Неосторожность - Чарлз Дюбоу

Почему вдруг морская пехота? Мне это решение показалось тогда очень странным. Никто из наших не пошел в армию. Наши отцы росли, когда еще призывали, но большей частью по возрасту проскочили между корейской и вьетнамской войнами. Хотя отец Мэдди ушел из Принстона, чтобы добровольцем отправиться на войну в Корее – этот поступок никак не сочетался у меня в голове с непотребствами, которые он творил, став старше. А может, отчасти объяснял их. Откуда мне знать, я не служил и не слышал ни единого выстрела, сделанного во гневе.

В последние дни в колледже Гарри не заговаривал о намерении пойти в армию. Мы в основном были одержимы желанием смягчить удар, ждавший нас после выпуска: искали работу в инвестиционных банках, газетах или некоммерческих организациях, подавали документы в аспирантуру. Я знал, что осенью поступлю на юридический факультет, поэтому просто позволил майским дням катиться вперед без особой тревоги.

Я понимал, что Гарри подражает моему внешнему спокойствию, но он редко говорил о будущем. Когда за одним из бесконечных прощальных обедов он объявил о своих намерениях собравшимся – Мэдди, мне, Нэду и нескольким доверенным лицам, – видно было, что новостью это оказалось не только для меня. Даже Нэд, лучший друг Гарри, который нашел место в стажерской программе «Меррилл Линч», вытаращил глаза:

– Ты ведь пошутил? – спросил он.

– Вовсе нет, – ответил Гарри. – Я бы в жизни не стал подобным шутить. Всегда мечтал научиться летать. Для профессионального хоккеиста я недостаточно хорош, а на Уолл-стрит мне работать неинтересно. Я пока не знаю, чем займусь, вот и решил, что будет время подумать, пока послужу родине.

Мэдди, конечно, знала. Более того, она была на его стороне. Если бы он заявил ей, что хочет стать укротителем львов или промышленным водолазом, она бы с той же радостью согласилась.

Поскольку они были женаты, то первый год жили рядом с базой морской авиации в Пенсаколе. Гарри летал на истребителях. У них тогда был пес, коричневая дворняжка Декстер. Мэдди ездила на том же красном «Эм-Джи», что в Йеле. Куда бы они ни шли, перед ними открывался блистательный путь. Старшие офицеры зачастили к ним на вечеринки с коктейлями. Их новыми друзьями стали легендарные футболисты из Университета Миссисипи и Технологического университета Джорджии, женатые на бывших девушках из команды поддержки.

Тогда-то Мэдди и открыла в себе кулинарный талант. Вдохновляясь местной кухней и располагая свободным временем, она бралась за рагу из креветок, соус ремулад, жарила кур и пекла пироги с орехами пекан. Вскоре начала изучать Джулию Чайлд, Поля Бокюза и Джеймса Бирда. Готовила соус бешамель, петуха в вине, террины из лосося, беф бургиньон и сырные суфле. Приглашения на ее обеды ждали, как награды от президента.

Гарри целыми днями совершал тренировочные полеты, отрабатывал задания и занимался теорией на земле. К счастью, не было войны. На выходные они куда-нибудь уезжали, ехали всю ночь, чтобы повидать друзей в Джупитер-Айленд или половить альбулу в Киз. Я несколько раз приезжал к ним, когда учился на первом курсе в Йельском юридическом. А еще их переводили с места на место. Бог-Филд, Северная Каролина. Твенти-Найн-Палмс, Калифорния. Год в Японии. Мэдди говорит, именно там Гарри начал сочинять. Свои первые опыты он никому, кроме нее, не показывал, но она его поддержала. Гарри написал множество рассказов и роман. Все это было уничтожено.

Однажды Мэдди мне сказала:

– Когда я полюбила Гарри, то не думала, что он станет писателем. Он просто был самым уверенным в себе человеком из всех, кого я знала. Всегда стремился быть лучшим. Лучше всех играл в хоккей, потом стал лучшим пилотом, наверное, можно было ожидать, что он станет лучшим писателем. Если бы Гарри захотел быть лучшим похитителем драгоценностей, у него и это скорее всего получилось бы.

Он не бросал начатого. Рассылал рассказы в журналы и литературные альманахи, большей частью малоизвестные. Наконец один опубликовали. Затем еще один. Отслужив свои шесть лет, Гарри вышел в отставку, чтобы полностью посвятить себя писательству. Через несколько лет вышла первая книга, почти автобиографический роман об офицере-летчике, его ожидали сдержанные похвалы и скромные продажи. Однако критика разглядела в нем автора, которому нужно время, чтобы раскрыться.

Они с Мэдди переехали в Нью-Йорк, потом год жили в окрестностях Бозмана, затем в Париже, где сняли квартиру над сенегальским рестораном в подчеркнуто демократичном Восемнадцатом округе. Выплат по трастовому фонду Мэдди хватало на жизнь – без излишеств. Родился Джонни, а вскоре вторая книга Гарри, которую он писал семь лет, получила национальную премию. Поговаривали даже об экранизации.

Но он по-прежнему любил летать. Когда опубликовали вторую книгу, Гарри выполнил обещание, данное самому себе, и купил подержанный самолет. Отремонтировал его и поставил на аэродроме недалеко от дома. В хорошую погоду он поднимал самолет в воздух. Иногда звал с собой кого-нибудь. Летели до Нантакета, огибали мыс Санкати и возвращались. Или на север, в сторону Уэстерли. Иногда Гарри садился, чтобы перекусить, но предпочитал беспосадочные перелеты. Я много раз летал с ним. Это очень умиротворяет. Мэдилейн соглашалась редко. Ей неспокойно в маленьких самолетах.

Утро пятницы. Перед ними аэродром, вдалеке стоят без дела цистерны-заправщики, самолеты местной элиты, готовые сорваться с места, ждут на стоянках, как мальчики, подающие мячи, у кромки корта. Здесь только Гарри и Клэр. Мы с ней рано утром отправились к Уинслоу.

– Я собираюсь полетать, – объявил Гарри, когда мы вошли. – Кто со мной?

Я отказался.

– Я бы с радостью, – сказала Клэр. – У тебя свой самолет?

– Одномоторная «Сессна-182». Красотуля. Была в починке. Первый раз за все лето выдалась возможность подняться в воздух.

– Мне переодеться?

– Нет, пойдет и так.

На аэродроме он подает план полета и проходит предполетную проверку. Сегодня они полетят к Блок-Айленду. Самолет старый, но Гарри все равно любит его. В голубом небе ни облачка. Уже припекает, последняя летняя жара. В маленькой кабине душно. Гарри открывает окна.

– Станет прохладнее, когда поднимемся, – говорит он.

Он в старой рубашке цвета хаки и полинявшей йельской кепке. На шее золотая цепочка. Он говорит Клэр, что на цепочке – медальон со святым Христофором, на счастье. Мэдди купила его, когда Гарри служил в армии. Они выруливают на взлетную полосу; впереди всего один самолет.

Клэр взволнована. Она совсем как ребенок, едва не прижимает нос к пластиковому окну. Двигатель набирает обороты, и самолет начинает разбег перед взлетом. Гарри прибавляет скорость, и они мчатся вперед. Колеса шасси касаются полосы, а в следующую секунду отрываются – и они взмывают. Земля под ними валится вниз – и когда они ложатся на крыло, Клэр видит, что они уже в сотнях футов над землей, и люди, дома и деревья стремительно уменьшаются.

Набрав высоту, Гарри спрашивает:

– А вид ничего, да?

Ему приходится перекрикивать шум двигателя.

Она подается вперед на сиденье и кивает. Видит, как простирается до самого горизонта синева Атлантики. Клэр поражается, как быстро они летят. Расстояние, которое на машине заняло бы час, преодолено за секунды.

– Никогда раньше не летала, – произносит она. – В смысле, не летала на маленьком самолете. Невероятное ощущение.

Гарри показывает на свое правое ухо.

– Надо погромче! – кричит он.

– Хорошо!

Гарри улыбается и поднимает большой палец, его глаз не видно за темными очками. В полете он показывает ей ориентиры. Материк остался позади, они, как боги, скользят над океаном. Рыбачья лодка, белая на синей воде, прыгает, как игрушка. Блок-Айленд виднеется вдали, а потом они внезапно оказываются над ним. Клэр смотрит, как волны разбиваются о скалы.

– Это Блаффс-Бич! – кричит Гарри. – А вон там Моэган-Блаффс и Юго-Западный маяк. Между ними Блэкрок-Бич. Там нудистский пляж, но отсюда вряд ли что увидишь. – Он улыбается.

Клэр поглядывает на него. Гарри в шортах и мокасинах, у него сильные загорелые ноги, покрытые золотистыми волосками. Она хочет их потрогать. Они в первый раз остались одни. Говорить трудно. Клэр понятие не имела, что будет так шумно.

Она складывает в уме слова, но ничего не произносит. Столько хочется сказать, но сейчас не время. Мало того, что шумит двигатель – Гарри в наушниках, из-за них он слышит еще хуже.

– Ты что-то сказала? – произносит он, приподнимая правый наушник.

Клэр качает головой. Она с облегчением ощущает, словно оступилась на краю пропасти, но чудом удержала равновесие. Сердце колотится, ладони вспотели. Ничего не изменилось.

– Хочешь попробовать? – кричит Гарри, указывая на панель перед ней.

– Что? Ты про самолет?

– Конечно! Это просто. Возьмись за штурвал. Тут не как в машине. Рукоятка управляет высотой, то есть позволяет поднять самолет, опустить, повернуть влево и вправо. Если потянешь, самолет пойдет вверх. Нажмешь – пойдет вниз, поняла? Педаль справа – обороты. Видишь? Это альтиметр. Он показывает высоту. Держись на тысяче футов. Это показывает скорость. Сейчас она сто пятьдесят пять миль в час. А вот это, на самолет похоже, видишь? Показывает положение в воздухе. Держи ровно, если не собираешься повернуть. Поняла?