Пушкинский круг. Легенды и мифы - Наум Синдаловский

Интерес к мифотворчеству среди лицеистов всячески поощрялся. Дружеские, а порой колкие и ядовитые эпиграммы на товарищей часто были результатом коллективного творчества. Авторство куплетов так называемых лицейских «национальных песен» с рифмованными характеристиками преподавателей, наставников и однокурсников было общим. Прозвища возникали вдруг, ниоткуда, спонтанно, как это и водится в фольклоре. Как правило, они были исчерпывающе точными… Все они отражали остро подмеченные индивидуальные черты характера или личные свойства того или иного юноши. Впоследствии безошибочность большинства лицейских кличек подтверждалась официальными характеристиками, данными лицеистам их наставниками и учителями.

M. A. Корф

Многие прозвища следовали за их носителями практически по пятам всю их послелицейскую жизнь. Мы уже знаем прозвища Антона Дельвига. Вот еще некоторые. Михаила Яковлева за его комический дар перевоплощаться и «создавать живые карикатуры на окружающих» товарищи называли «Паясом» и «Комедиантом». Владимир Вольховский за спартанский образ жизни получил почетное прозвище «Суворчик», или «Суворочка». Сильверия Броглио за его итальянское происхождение называли «Маркизом». Сергея Комовского за личные черты характера прозвали «Смолой», «Лисой», «Лисичкой-проповедницей», «Фискалом». Внешне добропорядочный и даже несколько чопорный Модест Корф за благонравие и любовь к чтению религиозных книг был прозван лицеистами «Дьячком».

Вряд ли кто из лицейских догадывался, что в детстве у Пушкина уже имелось прозвище. На улице мальчишки звали его «Арапчонком». В интернациональном лицейском братстве такая кличка никаких эмоций не вызывала. Обостренное внимание лицеистов отмечало совершенно иные человеческие качества. Так, у Пушкина в Лицее было два прозвища: «Обезьяна» и «Француз». С «Обезьяной» все ясно. Эта кличка связана не столько с его весьма характерными внешними данными (к ним, кстати, он и сам относился весьма критически), сколько с врожденной привычкой сопровождать свою речь и поведение постоянным паясничаньем, кривляньем и ужимками. Да он и сам называл себя то «помесью тигра и обезьяны», то «потомком негров безобразным».

Столь же определенное отношение к внешности поэта было у его петербургских друзей. Даже Дарья Федоровна Фикельмон, которая к Пушкину относилась весьма доброжелательно, записала в своем дневнике: «Невозможно быть более некрасивым — это смесь наружности обезьяны и тигра». Что же говорить о его откровенных врагах. Известна легенда о том, как Пушкин однажды при всех сказал, что у Дантеса перстень с изображением обезьяны. На самом деле Дантес носил перстень с портретом Генриха V. Однако с удовольствием подхватил предложенную Пушкиным игру и дерзко воскликнул: «Посмотрите на эти черты, похожи ли они на господина Пушкина?»

А. С. Пушкин. 1831 г.

О разнообразном восприятии пушкинской внешности в кругу его друзей свидетельствуют воспоминания, дневники и письма современников поэта. Многие, признавая его некрасивый облик, сходились на том, что Пушкин обладал некой магнетической силой, способной завораживать окружающих. Буквально на глазах он превращался в красавца, способного вскружить голову самой неприступной собеседнице. Отсюда несомненные успехи Пушкина у женщин. Одной из них удалось-таки сформулировать эти его качества: «изысканно и очаровательно некрасив».

Сложнее обстоит дело со вторым лицейским прозвищем Пушкина: «Француз». Из всех лицейских прозвищ, сопровождавших большинство товарищей и друзей поэта, эта кличка Пушкина считается наиболее трудной для понимания. С одной стороны, Пушкин действительно любил читать французские книги, хорошо знал французский язык и французскую литературу, первые свои стихи писал исключительно по-французски. Причем его французский отличался редкой грамотностью. Это отмечали даже французы. Один из них, по словам Чаадаева, говорил, что письма Пушкина, написанные по-французски, «сделали бы честь лучшему писателю — знатоку французского языка». В значительной степени это объясняется его домашним воспитанием. В доме в большинстве случаев говорили на французском языке, а русским пользовались исключительно для общения со слугами.

E. A. Энгельгардт

С другой стороны, сохранилась неофициальная характеристика поэта, написанная Егором Антоновичем Энгельгардтом, вторым директором Лицея, в которой есть и такие строчки: «Ум Пушкина, не имея ни проницательности, ни глубины, — совершенно поверхностный, французский ум… Его сердце холодно и пусто, в нем нет ни любви, ни религии…». Кто знает, может быть, лицеистам со свойственной их возрасту наблюдательностью в сочетании с юношеской категоричностью удалось угадать именно эти черты характера своего товарища. Действительно, на дворе был 1812 год и отношение к французской нации было однозначным. При этом надо не забывать то, о чем не очень любят писать исследователи биографии поэта. Характер Пушкина всегда оставался непредсказуемым и взрывным. Он мог ни за что оскорбить и обидеть. Сходился с товарищами не так просто и в лицее дружил далеко не со всеми. В той же характеристике, цитату из которой мы приводили, Энгельгардт, заканчивая перечисление отрицательных свойств характера Пушкина, пишет: «Это еще самое лучшее, что можно сказать о Пушкине». И вправду сказать, что лицеист Пушкин — прилежный ученик и послушный юноша, — это значит всерьез погрешить против истины. Достаточно напомнить, что среди фамилий выпускников, расположенных в выпускном списке последовательно, начиная от более успешных и заканчивая самыми нерадивыми, его фамилия находилась на четвертом месте, с конца. Даже такой преподаватель, как Куницын, о котором Пушкин восторженно воскликнул:

Куницыну дань сердца и вина!

Он создал нас, он воспитал наш пламень,

Поставлен им краеугольный камень,

Им чистая лампада возжена,

вынужден был отметить, что «Пушкин — весьма понятен, замысловат и остроумен, но крайне не прилежен. Он способен только к таким предметам, которые требуют малого напряжения, а потому успехи его очень невелики». Правда, надо иметь в виду, что на самом деле учеба, как таковая, Пушкина не особенно интересовала. Из «Евгения Онегина» хорошо известно его запоздалое оправдание на этот счет:

Мы все учились понемногу

Чему-нибудь и как-нибудь.

Однако при этом он не был, как это может показаться, легкомысленным или неспособным. Просто его интересы были избирательны. Большую часть свободного от лекций времени он отдавал общению с товарищами, чтению и литературному творчеству. Не последнее место в его лицейской жизни занимали и юношеские влюбленности. Пушкин был не по годам влюбчив, и предметом его подростковых страстей, подогреваемых кипучей африканской кровью, мог стать кто угодно: от престарелых фрейлин императрицы до девически юных застенчивых младших сестер лицейских друзей, посещавших своих родственников.

Первую строку в скандально известном так называемом «дон-жуанском списке» А. С. Пушкина занимает некая Наталья, в которой многие исследователи видят дочь министра внутренних дел, графа Виктора Павловича Кочубея, Наталью Викторовну. Атрибуция осложняется тем, что среди девиц, к которым Пушкин был неравнодушен в лицейский период, известны несколько Наталий. Одна из них — горничная фрейлины Волконской, другая — крепостная актриса графа Толстого, и наконец, третья — дочь графа Кочубея.

О самом Кочубее Пушкин придерживался невысокого мнения. В одной из эпиграмм, ходившей по городу после смерти графа и которую петербургская молва приписывала Пушкину, говорилось:

Под камнем сим лежит граф Виктор Кочубей.Что в жизни доброго он сделал для людей,Не знаю, черт меня убей.

Впрочем, к его дочери эта эпиграмма никакого отношения не имеет. Пушкин познакомился с Наташей Кочубей в 1813 году, когда семья Кочубеев проводила лето в Царском Селе и девушка любила посещать лицейские балы. Впрочем, они могли встретиться и на дорожках царскосельских парков.

По лицейским преданиям, именно юная Наташа Кочубей, а вовсе не Бакунина, как считают многие, была «первым предметом любви» Пушкина. Косвенным подтверждением этого служит то обстоятельство, что в черновых набросках «Евгения Онегина» любимая героиня Пушкина первоначально называлась не Татьяной, а Наташей. Считается, что с именем Натальи Кочубей связано и пушкинское стихотворение «Измены», датируемое лицейским 1815 годом. Более того, память о своей первой любви Пушкин пронес через всю жизнь. В 1830-х годах он задумал роман о русской жизни 1810–1820 годов под названием «Русский Пелам». Сохранились наброски плана этого романа. Одной из главных его героинь должна была стать семнадцатилетняя девушка, в пушкинском плане она фигурирует под именем Натальи Кочубей.