Олаф Торкланд в Стране Туманов - Андрей Льгов

— Я с тобой! — первым выкрикнул Сигурд.

— И я, и я, — послышалось несколько голосов.

— Конунгу слава! — раздался крик неугомонного Свейна.

— Слава! Слава! — дружно ответил хирд. Настроение у людей было приподнятое, и никто не хотел возвращаться домой с пустыми руками. К тому же, если домочадцы узнают, что хирдман бросил своего конунга, даже не взглянув в глаза грозящей опасности, они просто наденут на него юбку и отправят к котлу варить похлебку для свиней. И от позора не спасет даже королевское слово, сказанное в его защиту.

Видя такое единство в своих людях, Торкланд тронул поводья, и его конь шагнул на мягкую мшистую поверхность. Ехать было легко, конечно, копыта изредка проваливались, разрывая зеленый ковер, и в образовавшемся углублении появлялась вода, но двигаться шагом было вполне безопасно.

Отряд прошел уже более пяти миль, когда погода начала портиться. Солнце заволокли тучи, и в воздухе снова запахло привычной для Ингленда влагой.

— Вот и началось, — сказал сам себе Олаф. Однако его слова услышали все. Вокруг стояла просто пугающая тишина, копыта коней, зарываясь в мох, не издавали привычного цоканья, птицы молчали, если они здесь вообще водились, редкая листва на деревьях повисла в полном безветрии, тоже не нарушая всеобщей дремы. Поэтому каждый новый звук воспринимался как гром среди ясного неба, а тем более слова, сказанные голосом Олафа, пусть даже тихим. Воины заерзали в седлах.

Вместе с солнцем уходило и бравое настроение викингов. Кое-кто уже пожалел, что не остался в добром лесу Старого Сакса. Но, памятуя последние слова своего конунга, воины не подавали вида, боясь своего вождя в гневе больше, чем всех огненных великанов Муспелльсхейма.

Неожиданно раздался всплеск. Конь Торкланда по самую грудь провалился в черную жижу. Олаф вовремя соскочил с седла, благо что рядом оказалась кочка. Воины замерли на месте. Как выяснилось, королю просто не повезло, его жеребец угодил в яму. Вокруг был твердый мох.

Торкланд что было силы потянул за уздечку, помогая коню выбраться. От такого усилия, прикладываемого великим воином, кто угодно выкарабкался бы, даже если бы и не хотел. Путешествие возобновилось.

Но не проехали они и ста шагов, как в такой же ситуации оказался один из викингов.

В этом месте вдруг исчезли следы врагов. То есть конские следы были, но они явно говорили, что лошади здесь были отпущены и бродили сами по себе, жуя жирный мох.

— Эй, Свейн! Ты у нас самый храбрый, во всяком случае всем об этом рассказываешь. Слезай с коня, бери копье и черенком пробуй дорогу, а мы поедем за тобой гуськом. Через полмили сменишься, — распорядился Олаф.

Свейн, обрадованный похвалой, но раздосадованный поручением, взяв в правую руку копье, пошел вперед, тыкая тупым концом в землю.

Олаф решил ехать прямо. Что бы ни случилось с вражеским отрядом, теперь это не имело для Торкланда значения. Он был увлечен новой идеей, и в Мидгарде существовало мало вещей, способных его остановить.

Уже на первых пятидесяти шагах выяснилось, что ямы участились. Отряд ехал зигзагами, обходя коварные места.

Когда закончились обещанные полмили, Свейн совсем выбился из сил. Торкданд поручил Сигурду следить за сменой впереди идущих и предался созерцанию окружающей местности.

Пейзаж вокруг, изменился, деревья поредели, иногда они проходили через совсем безлесые участки. В этих местах ям становилось так много, что все пространство было покрыто водой, и людям приходилось идти по цепочке зыбких кочек. Идти было тяжело, но Торкланд не хотел бросать лошадей, хотя давно спешился, ведя коня в поводу.

Неумолимо надвигался вечер, люди безумно устали, забыв даже о голоде, они мечтали лишь о том, чтобы завалиться на какую-нибудь твердую кочку и, завернувшись в плащ, крепко заснуть.

Впереди наконец-то показалась стена леса, говорящая, скорее всего, об окончании болота. Олаф устремился туда, желая до темноты выйти на твердую землю. Полоса деревьев приближалась, но перед путниками вдруг возникла неодолимая преграда.

Судя по высокому берегу, отчетливо видневшемуся перед людьми, там действительно была твердая земля, но по иронии судьбы она была недосягаема. Поле зыбкого мха и лес были разделены глубокой затокой.

— Всех огненных йотунов во главе с Суртом на эту землю! Чтобы высушили и выжгли ее со всем содержимым, вместе с этими уродцами пиктами и их никчемными божками ужвутами! — не сдерживая себя, ругался Торкланд.

Это могло происходить долго, но где-то в конце отряда раздался крик, полный страха:

— Мой конунг, посмотри назад!

Торкланд обернулся.

Челюсть его онемела, а взгляд застыл. Нет, великий воин не испытывал страха. Его мозг судорожно соображал.

Вдалеке, с той стороны, откуда они пришли, летела стая огромных птиц, вернее, не птиц, а крылатых монстров с длинными, словно копья, клювами. В закатном небе и на большом расстоянии было нелегко разглядеть чудовищ, но достаточно прикинуть их размеры, чтобы потерять всякую волю к сопротивлению. Каждая из этих летающих бестий была поболее, чем сама священная птица Ра, давняя знакомая конунга. При всем своем норманнском мужестве отряд не продержится и до заката — очень скоро все дружно окажутся в желудках этих тварей. И вдруг последнее размышление натолкнуло Олафа на полузабытое воспоминание о путешествии в гнездо священной Ра на спине гостеприимной птицы. Торкланд вспомнил, как неуклюже садилась она на маленькую полянку, окруженную лесом, чтобы забрать его друзей. Тогда Ра чуть не обломала себе крылья.

Мысль прокатилась под толщей кости его непробиваемого черепа и, совершив свой путь по всем извилинам могучего мозга, окончательно оформилась. От спасительного леса людей отделяло пятьдесят шагов черной воды. Конечно, неизвестно, какие еще сюрпризы готовила людям эта затока, но назад пути не было.

— Вперед, на тот берег! — закричал Торкланд.

Он спихнул в воду всех стоящих вокруг викингов, до кого смог дотянуться, вместе с их лошадьми. Подавая пример остальным, прыгнул сам.

Вода оказалась на удивление теплая, можно сказать, парная, и Торкланд, фыркая и выплевывая гнилую болотную жижу, по усам стекающую в рот, поплыл к противоположному берегу. Кольчуга тянула ко дну, но викинг крепко держался за холку своего коня.

Выплыв на середину, Олаф обернулся. Уже весь отряд пустился вплавь. Головы воинов и лошадей усеяли протоку, внеся разнообразие в спокойную гладь стоячей воды. Однако последним стоило бы поспешить, летучие монстры были совсем близко. Торкланд сам прибавил ходу.

До берега оставалось немного, когда конунг почувствовал, будто кто-то схватил его за ногу и потащил на дно. Король погрузился под воду с головой. Что было силы он врезал каблуком подкованного сапога по тому, что держало его за голенище, и, почувствовав освобождение, в два гребка выплыл на поверхность. Еще маленькое усилие, и у Олафа под ногами появилось вязкое дно. Его конь успел опередить своего хозяина и теперь безуспешно пытался выбраться на скользкий обрывистый берег. Олаф вовремя пришел на помощь жеребцу, дав ему такого пинка, что животное выскочило будто пробка из бутылки и, недовольно фыркая, ломанулось в глубь леса, продираясь сквозь густые ветви прибрежного кустарника.

Олаф вылез на берег сам и подал руки подоспевшим двум товарищам. Оставив их на берегу, он направился в лес, желая успокоить обиженного коня. И тут раздались вопли ужаса.

Торкланд поспешил обратно. Несколько человек барахтались в воде, то ныряя, то выныривая, то снова погружаясь в воду. Торкланд сразу понял, что с ними происходит.

— Бей их ногами, что есть силы лупи! — закричал он, памятуя, как его самого попыталось утащить на дно подводное существо.

У кого-то получилось вырваться, а кто-то исчез навсегда в черной воде. Послышалось лошадиное ржание, конь Свейна забарахтался, по всей видимости попавшись в цепкие объятия жителей дна. Сам воин, бросив обреченного жеребца, что было силы погреб к берегу.

Сверху донесся пронзительный крик, способный привести в ужас даже взбесившегося быка, — стая крылатых чудовищ уже кружила над головами плывущих людей. Похоже, летучие твари были не прочь сожрать все, что шевелится. Олаф не успел поднять глаза, как одно из чудовищ, сложив перепончатые крылья, ринулось к воде.

На счастье людей, бестия решила не мелочиться и схватила своим длинным клювом целую лошадь. Ту самую лошадь Свейна, которая барахталась, борясь за жизнь с теми, кто пытался утащить ее на дно, но, видно, ее судьба уже была решена. Несчастное животное повисло в страшном клюве, подымаясь в воздух, а следом, вцепившись в ее задние ноги, из воды показалось болотное чудище. Оно было отвратительно: отдаленно походя на человека, имело неестественно большое и неуклюжее тело, коротенькие, но необычайно мускулистые руки и ноги. Все оно с головы до ног было покрыто длинной шерстью, по которой сейчас струями стекала вода и грязь. Под прядью бурых волос Олаф заметил два светящихся зелеными огоньками злобных глаза.