Ненасытность - Маргит Сандему

Однако Кристоффер не задумывался об этом. Он чувствовал угрызения совести из-за того, что опасался, как бы другие больные не подумали, что Марит его фаворитка. Ведь это было совсем не так, просто он беспокоился за нее, она вызывала у него дополнительное чувство ответственности.

Проснувшись на следующее утро, Марит была шокирована тем, что ширму убрали и на нее были теперь устремлены вопрошающие, выжидающие взгляды. Как она должна была вести себя здесь? Последние годы она едва осмеливалась разговаривать с людьми, и когда кто-нибудь обращался к ней, она прикрывала рукой лицо и бормотала в ответ что-то нечленораздельное.

И вот теперь она была окружена целым полчищем любопытных женщин. И все они молчали.

Она обратила взгляд к окну. На подоконнике стоял в плошке цветок, такой красивый, каких она никогда не видела. Он был почти плоским, с удивительными красными и желтыми прожилками. Цветок этот был чем-то похож на те растения, которые она изредка встречала на скалах, но он был намного крупнее.

На грязно-коричневой стене висел шкафчик, в котором стояли различные пузырьки и бутылки с этикетками. Судя по всему, там были лекарства.

Кровать ее была железной, в чем она убедилась, взявшись рукой за край. Раньше она никогда даже не слышала о железных кроватях.

Одна из женщин заговорила с ней, и она почувствовала в горле клубок, ей стало страшно. Женщина спросила ее: «Как тебя зовут?» Ей нужно было ответить, но как она могла это сделать, если гортань ее словно перехватило обручем и у нее было единственное желание — скрыться от посторонних глаз.

«Нет, не закрывай ладонью лицо! Ты должна, должна ответить, не бойся, Марит», — мысленно убеждала она себя.

Насмерть перепуганная, она повернула голову к соседней кровати.

После обхода пришел доктор Вольден.

Худое лицо Марит просияло, когда он вошел, щеки покрылись красными пятнами. «Странно, — подумал он, — а ведь казалось, что в ее теле вообще не осталось крови!»

Медсестра сообщила ему, что Марит чувствует себя хорошо. Конечно, она была катастрофически истощена, ей пока еще нельзя было есть, но в это утро у нее поднялась температура.

Он сказал, что это нормально, что так и должно быть после операции.

Все же сообщение медсестры обеспокоило его.

Он сел на край постели Марит. Ширмы больше не было, и все лежащие в палате женщины разом прекратили свою болтовню и навострили уши. Это его не смутило, он должен был поговорить с Марит, которая была так одинока в этом мире.

— Дело идет к улучшению, — сказал он подбадривающим тоном и тут же устыдился своих слов. Марит просияла.

Она была ужасающе худой, но все-таки лицо ее было по-своему привлекательным. Мелко вьющиеся волосы были, конечно, спутаны, но медсестра обещала вымыть их, как только Марит немного окрепнет. Ее руки, тонкие, как щепки, беспомощно лежали на одеяле. Взгляд был затуманен, но глаза каким-то странным образом сияли.

— Да, Марит, первый этап пройден, — сказал он. Мне хотелось бы знать, что ты намерена делать, когда выйдешь отсюда. Насколько я понял, ты собираешься уехать? Твои вещи находятся в больнице. Куда ты отправишься?

Женщины зашептались:

— Только доктор Вольден может быть таким внимательным к своим пациентам!

— Да, мне он помог пристроить на время детей…

— Так куда же ты собираешься ехать? — повторил Кристоффер.

— Мне некуда ехать, — еле слышно ответила она. — Мне пришлось покинуть дом, я не имею больше права на проживание в Свельтене. Я хотела отправиться за помощью к соседям, потому что плохо себя чувствовала. Мне просто нужно было добраться до людей, я была так напугана…

Он кивнул.

— И что же ты собираешься делать теперь? Вид у нее был жалкий.

— Я… не знаю. Из Америки мне не пишут. Когда я была еще ребенком, они много раз говорили мне, что я смогу приехать к ним туда. Но теперь они, наверное, так не думают.

Марит отвернулась.

Кристоффер не знал, что ей сказать.

— Но что бы тебе хотелось, если не считать поездки в Америку?

Она снова посмотрела на него.

— Мне хотелось бы работать. Но я не знаю, где. Я ничего не умею. Мне негде жить. Я не осмеливаюсь разговаривать с людьми, не осмеливаюсь ни о чем их спрашивать.

— Лично мне кажется, что ты весьма говорлива, — заметил он.

Она тут же загорелась от его слов, что было ей явно во вред.

— Да, но это только с вами, доктор! Вы такой добрый.

— Ну, ну, — улыбнулся он. Немного поразмыслив, он сказал:

— Что ты скажешь на то, чтобы работать здесь, в больнице? Вопрос с жильем мы легко уладим, если ты сможешь выполнять самые простые обязанности. Но, конечно же, это будет тяжелая работа: мыть полы и все такое…

Что он такое говорит? Предлагает Марит ту же самую работу, в которой отказал Лизе-Мерете? Да, именно так: он отказал своей возлюбленной в ее просьбе поработать в больнице и предложил эту работу другой!

Впрочем, здесь была разница. Дело было в самом характере работы и в том, что Марит действительно нужна была эта работа. И даже не столько сама работа, сколько сознание того, что у нее есть какое-то будущее. Это было необходимо для ее выздоровления. Теперь в нем заговорил врач. К тому же этот молодой отпрыск рода Людей Льда был психологом.

На глазах у Марит появились слезы счастья.

— Я буду работать день и ночь, лишь бы мне только позволили!

— Это дневная работа, — с улыбкой ответил он и встал. — А теперь тебе надо просто выздоравливать и набираться сил, остальное я устрою. Тебе нравится здесь?

— О, да! Здесь все такие добрые. Я поговорила сегодня немного с моими соседками по палате. Они такие приветливые.

Кристоффер огляделся по сторонам, встречая доброжелательные улыбки слушающих их разговор женщин.

— Это хорошо, что вы приняли Марит в свою компанию, — непринужденно заметил он.

Он переходил от одной кровати к другой, находя для всех приветливые слова — и этот его незапланированный обход поистине вливал жизнь в пациентов. Все просто лезли из кожи вон, чтобы показать ему свое восхищение и свое почтение. Наконец он ушел.

Было бы большим преувеличением сказать, что Марит разговаривала с остальными. С ее болезненной застенчивостью весь разговор сводился к фразам: «Как тебя зовут?» «Марит». «С чем ты лежишь здесь?» «С чем? Ах, да, с воспалением слепой кишки».

Обнаружив ее застенчивость, они не стали приставать к ней с расспросами.

Но теперь все, кто мог, приподнялись на своих подушках и просили ее рассказать о себе. И Марит принялась рассказывать, сначала ужасно смущаясь, а потом, заметив их интерес к себе, рассказала о том, как ее нашел доктор и другие люди на вершине холма.

Эта история показалась всем увлекательной. И тут Марит сделала нечто неслыханное, на что она не считала себя способной: она заставила себя спросить у них, чем они больны.