Евангелие Люцифера - Том Эгеланн

— А какая же вера была у нее?

Он задумался, потом ответил:

— Мари-Элиза была христианкой, но совсем в другом смысле, чем мы привыкли. Она увлекалась гностиками,[28] катарами,[29]манихеями.[30] Ее занимала грань между добром и злом, светом и тьмой. Она полагала, что эфир вокруг нас заполнен добрыми духами — светлыми существами, как она их называла, лишенными плоти. И еще верила в темные силы. В злых духов тьмы. Называйте их демонами, если хотите. Дьяволятами. Подручными Сатаны.

Он замолк. Я слышал только его дыхание.

— Мари-Элиза стала теперь светлым духом. Когда я смотрю на фотографии в полиции, мне кажется, что она сияет. Даже мертвая. Она сияет.

— Где она обрела свою веру?

— У нее было два наставника. Учителя. Собственно, вам надо бы поговорить с ними. Один — старик, насколько мне известно. И его жена — моложе. Мари-Элиза в восторге от них. Была.

— Они живут в Париже?

— Нет, в Амстердаме.

Я подумал о Моник, у которой был нидерландский электронный адрес. И еще о паре в Амстердаме, о которой попытался узнать Кристиан Кайзер.

— Как вы думаете, они могут иметь отношение к… к тому, что произошло?

— Никакого. Мари-Элиза очень хорошо разбиралась в людях. Она много раз бывала в Амстердаме и навещала их. Эти встречи вдохновляли ее.

— Что вы знаете об этих людях?

— Не много. Они жили уединенно. Окруженные тайной. Мари-Элиза помогала им.

— Чем?

— Хороший вопрос. Помощь имела отношение к тому, что они изучали. Это все, что мне известно. А занимались они чем-то странным.

— В каком смысле странным?

— Я не разбираюсь в таких вещах. Но насколько я понимаю, они были экспертами по сатанизму. Только не думайте плохо ни о Мари-Элизе, ни об этих исследователях. Их интерес был исключительно академическим.

— Какую роль в их исследованиях играла Мари-Элиза?

— Она была их контактом с внешним миром. Через Интернет большей частью. В Интернете она была ас.

— Вы можете мне помочь связаться с ними?

— К сожалению, нет. Мари-Элиза стерла в мобильном телефоне список контактов. Ноутбук со всеми электронными адресами конфисковала полиция.

Мы поговорили еще несколько минут. Перед прощанием я попросил его позвонить мне, если у него появятся новые сведения.

Он позвонил на следующий день утром. Его едва было слышно. Как будто он вот-вот потеряет голос.

— Кое-что случилось. Совершенно неожиданное.

— Что случилось, Монье?

— Речь идет о Мари-Элизе.

— Вот как?

— И о вас.

— Обо мне?!

— Я получил письмо.

— От… убийц?

— От Мари-Элизы. Ее подруга переслала его мне.

— Надо передать его полиции!

— Они его получат.

— Что она пишет?

— Вам надо прочитать его.

— Почему?

— Вы там упомянуты.

— Я? И что там написано?

— Не по телефону. Нет-нет.

— Как мне его получить?

— Вы можете приехать в Париж?

За окном я увидел большую птицу — орел? Коршун? — которая парила большими кругами, на фоне неба был виден только силуэт. И вдруг она ринулась вниз и исчезла.

Вы можете приехать в Париж?

— Белтэ?

Амстердам… Париж… Каркассон… Рим…

Я искал хищную птицу и думал. Я не могу прятаться здесь, на горном пастбище, всю свою жизнь. Быть в бегах — значит издеваться над собой. Ты становишься добычей. Прячешься и ждешь, что тебя поймают.

— Я только предлагаю, — сказал он. — Я могу отдать письмо полиции.

— Нет-нет! Мне нужно было подумать.

Я опять увидел птицу. Теперь у нее в когтях была добыча. Отсюда не видно какая.

А что я? Конечно, я могу прожить здесь все лето, рядом с пастбищем. В Ювдале. Кристин вряд ли будет против. А они меня здесь никогда не найдут.

Или…

Или же я могу что-то сделать.

Что-то сделать.

Я могу сам напасть на них. Хватит бегать. Пора переходить в контрнаступление.

— Белтэ? Алло?

Я проследил за большой птицей, пока она не пропала из виду. Где-то на скале у нее было гнездо. Совершенно неприступное. Если поеду в Париж, думал я, то сначала заеду в Амстердам, а потом двинусь в Каркассон и Рим. Я могу прийти к тем людям, чьи жизненные судьбы оказались связанными с моей. Я могу что-то сделать. Вместо того чтобы прятаться. Бегство — это состояние души. Рано или поздно из этого состояния надо выходить.

— Конечно, я приеду.

— Прекрасно.

— Я не могу точно сказать, когда это будет, может быть через пару дней, но я приеду!

— Они были здесь вчера.

— Кто?

— Полиция.

— Ну, это же нормально.

— Тогда я еще не получил письма. Оно лежало в почтовом ящике сегодня утром. Я… — Он больше не мог говорить. Накануне он производил впечатление спокойного человека. Как будто то, что его мертвую дочь нашли, успокоило его наконец. Теперь до него полностью дошел весь ужас происходящего. — Полицейские сказали…

Еще раз правда оказалась слишком тяжелой ношей. Он не смог закончить.

— У меня теперь есть их телефон, — сказал он вместо этого.

— Чей?

— Тех, про кого вы спрашивали. В Амстердаме. Я могу послать его эсэмэской, как только мы закончим разговаривать. Имя и номер телефона.

— Спасибо. Это очень поможет.

— Белтэ?

— Да?

Пауза.

— Монье? Вы здесь?

— Белтэ, знаете, почему я хочу показать вам письмо?

— Потому что я в нем упомянут?

— Потому что я надеюсь, что вы сможете содействовать тому, чтобы убийцы Мари-Элизы понесли наказание.

«Вы слишком многого от меня хотите», — подумал я.

По какой-то причине Мари-Элиза напомнила мне о Сусанне. Она тоже умерла очень рано. Я случайно увидел объявление о смерти несколько лет назад. «Равно хороши цветы и дар Союзу по борьбе с раком».

Сусанна была первой девушкой, которую я поцеловал. Мне было шестнадцать. Она была слепой.

май 1970

— Джованни?

Ее голос не сумел проникнуть в пелену, отделявшую сон от сознания. В сновидении он стоял, как и в других случаях, лицом к лицу с Вельзевулом — повелителем мух, магистром демонов, помощником Люцифера и властителем ада. Изо рта демона несло гнилым мясом и тухлой рыбой. Он закутался в покрытые кожей крылья, словно ему было холодно, и издевательски смотрел на Джованни.

— Чего ты хочешь? — закричал Джованни, он ребенок, голосок тонкий, нежный, пугливый. — Чего ты от меня хочешь? Почему ты меня преследуешь?

Вельзевул расправил свои огромные крылья, сразу же бросившие ледяную тень на Джованни.