Последнее сражение. Воспоминания немецкого летчика-истребителя. 1943-1945 - Петер Хенн

Я не мог поверить своим глазам и подумал, что, должно быть, слепну или зрение обманывает меня. Герман был накрашен словно проститутка. Он выглядел как одна из них и пах как одна из них!

Я ткнул своего соседа Зиги в ребро:

– Видел?

Зиги сморщил нос, дождался, когда Геринг окажется вне пределов слышимости, и сказал:

– Я знаю – это «Тоска», духи. Ими пользуются «элегантные» женщины.

Не довольствуясь демонстрацией огромного револьвера на поясе, фуражкой гостиничного швейцара с золотой тесьмой на голове и сапогами донского казака на ногах, Герман пользовался женскими духами и красил лицо! Это был последний штрих.

Затем пришло время величественной речи. Мы в зале столовой[77] смотрели во все глаза и внимательно слушали. Через несколько минут Зиги прошептал мне:

– Он оратор, мой мальчик. Этот парень действительно знает, как говорить.

Геринг сразу же перешел в атаку:

– Ребята, я очень рассержен на вас. Вы сбиваете недостаточно вражеских самолетов. Какие оправдания я могу представить нашим соотечественникам из Эссена, Гамбурга и Кёльна, когда они выбираются из своих укрытий, потеряв в ходе бомбежек все, что имели, и носят траур по погибшим? Что я могу ответить их женам, которые спрашивают меня, когда закончится это свинство? Я просто не могу сказать им, что мои истребители – кучка трусов. Четырехмоторные самолеты союзников нужно выгнать из немецкого воздушного пространства. У вас в распоряжении самый быстрый в мире истребитель. Что вы делаете с ним? Вы бежите. Если бы мы имели ваши «ящики» во время Первой мировой войны, то вы увидели бы, что нужно делать с ними.

Я не смог удержаться от мысли, что, возможно, «Мессершмитт-109» в 1917 г. и летал бы словно молния, но притворяться, что эта «сковорода» в 1943 г. была самым быстрым в мире истребителем, это уж слишком.

– Me-109, – продолжал Геринг, – может развивать скорость 725 километров в час.

Я вздрогнул.

«Ради всего святого, Герман, – подумал я, – кто сказал вам такую ерунду? Человек, который в 1938 г. достиг на «стодевятом» 725 км/ч, пилотировал прототип, оснащенный специальным двигателем, отрегулированным так, чтобы в течение нескольких часов работать на максимальном числе оборотов. После этого двигатель годился лишь на свалку. Это был самый большой обман, который вы когда-либо позволяли себе, Герман. Вы, случайно, не забыли это? Вы должны понимать, что летные характеристики серийных самолетов иные. «Сковорода» никогда не превышала скорость 420 км/ч и в очень редких случаях могла достичь 485 км/ч».

Геринг, казалось, собирался твердо придерживаться «своих» 725 км/ч. Я смог расслышать позади несколько покашливаний. Один из моих соседей, фельдфебель, робко наклонился ко мне и спросил низким голосом:

– Вы верите в это, герр лейтенант?

Я задержал дыхание и надул щеки, чтобы не разразиться смехом, подмигнул Зиги и толкнул его в ребра.

– Что такое эти «Москито»? – продолжал Геринг. – Английские самолеты-разведчики, «жуки-олени»[78]. Если вы побеспокоитесь обследовать сбитые «Москито», то заметите, что они сделаны из трехслойной фанеры и парусины и что они фактически развалины. Разве вы не стыдитесь того, что позволяете им разгуливать вокруг у себя над головами, словно это тренировочный полет над Германией?

Я продолжал размышлять: «Вы допускаете очень серьезную ошибку, Герман. Эти «развалины» приводятся в движение мощнейшими двигателями. Причина, почему «Москито» летают так быстро, в том, что они сделаны из парусины и трехслойной фанеры. Наши радары не могут их быстро засечь, так как только двигатели сделаны из металла. Прежде чем наши посты слежения успеют заметить на своих катодных трубках «Москито», он, по всей видимости, уже исчезнет. С двигателями с компрессорами наддува, спроектированными для работы на больших высотах, ваши знаменитые «Москито» имеют потолок от 9000 до 10 700 метров.

Мы всегда получаем предупреждение о них слишком поздно, и эти «птички» делают свои фотографии с высоты, которой мы никогда не сможем достичь. Кроме того, на этой высоте их обычная скорость между 640 и 675 км/ч. Это именно то, чего мы ждем от ваших знаменитых реактивных самолетов, Герман, и это именно то, чего нам не хватает».

Геринг безмятежно продолжал:

– Вы, вероятно, ждете новые машины, которые вскоре покинут авиазаводы. Вы становитесь самонадеянными. Не обманывайтесь и хорошо вбейте себе в головы: вы закончите войну на Me-109. Надеюсь, что вы поняли меня.

Это была бессмыслица. Я ничего не мог понять. О какой войне он говорил? Войне в Италии или войне вообще? В обоих случаях дело было плохо.

Я посмотрел на нашего командира. Он с большим вниманием рассматривал свои руки. В зале не было никакого движения.

Мы слушали, но было очевидно, что в душе мы все задавались вопросом, не пытался ли Герман ввести нас в заблуждение. Я мог предположить, что каждый думал: «О чем же, спрашивается, он говорит?» В принципе он должен был быть информирован лучше всех. Геринг говорил нам неправду, и она не выдерживала никакой критики. Что за тип сказал ему подобный вздор, или он действительно пытался заморочить нам головы? Как маршал великого германского рейха, он должен был обдумывать каждое слово, которое произносил. Люди, перед которыми он сегодня выступал, вернулись с Сицилии, а некоторые из них перед этим из Туниса, и они на своем опыте знали, как летают англо-американские самолеты. Мы слишком хорошо знали эффективность их коврового бомбометания и очередей их «Лайтнингов». В его глазах мы были трусами, потому что знали, что янки обладали лучшим самолетом, чем мы сами, который летал быстрее, чем наши «сковороды».

Геринг начал запинаться и побелел, словно лист бумаги. Сидя за столом, покрытым тканью, он нервно вертел в руках машинописный текст. В своей речи он использовал заметки, раскрывавшие основные пункты, которые он хотел развить.

– Ребята, я недавно узнал, что «Либерейторы» сделали разворот над Линдау[79], вместо того чтобы лететь к Аугсбургу, который был их фактической целью. Некоторые сказали мне, что причиной этого отклонения стало изменение погоды. Другие полагают, что причина была в том, что ваша группа сформировала истребительный барьер севернее Боденского озера. Несомненно, что ваше присутствие в воздухе заставило этих господ дважды подумать. Пожалуйста, я готов допустить, что они были напуганы вами. Однако этого недостаточно. Вы не должны играть роль лишь средства устрашения. Вы должны вселить во врага отвращение к полетам в нашем небе.

Очевидно, что мысли Германа и мои собственные далее шли разными путями.

«Будь я на вашем месте, Герман, – подумал я, – то выбрал бы вариант плохой погоды. «Либерейторы» не в первый раз встречают нас в воздухе, и это пока еще ни разу не заставило их отменить свой налет и освободить свои бомбоотсеки».

– Есть еще одна вещь, которую я хочу сказать вам, – продолжил Геринг, повысив голос. – Когда вы летите с дополнительными баками и перехватываете противника, то не ждите, что можете их сбросить. Я знаю, что вы делаете это, так как считаете, что эти внешние баки обременяют ваш самолет и что с топливом под фюзеляжем Me-109 менее маневренный. Меня это не волнует. В будущем баки будут оставаться там, где они есть. Топливо не должно бесцельно распыляться по небу. В Германии имеется громадная нехватка бензина. В настоящий момент не может идти никакой речи о его растрате. В будущем вы будете выполнять атаки, не сбрасывая свои подвесные баки.

Моя голова начала кружиться.

«Ради бога, Герман, попытайся быть хоть немного более реалистичным. Одна зажигательная пуля, – а Бог знает, что в бою их летит множество с обеих сторон, – и самолет в мгновение ока может превратиться в пылающий факел. А это станет еще проще, если под брюхом у самолета будет болтаться бак, полный топлива. С тем же успехом можно летать на бочке с горючим и щелкать зажигалкой».

Геринг продолжал говорить в течение трех часов. Все мы почувствовали, как нас обдало ледяным душем, и люди перестали слушать. Он просто осуждал всех подряд. Единственными, кто еще пользовался благосклонностью в его глазах, были летчики-истребители на Восточном фронте – его фавориты. Что же касается остальных – летчиков-истребителей в Германии, Италии или на Западном фронте, – то они не стоили выеденного яйца.

Прямо посередине речи внезапно вошел офицер разведки и возбужденным голосом объявил:

– Герр рейхсмаршал, я обязан доложить вам, что «Москито» направляется к Мюнхену.

– Сейчас мы увидим кое-что, – прошептал Зиги.

Надменно посмотрев на нас, Геринг неожиданно произнес:

– Так, господа, и что мы собираемся сделать с этим?

Повисла длительная тишина.

Наконец наш командир поднялся на ноги:

– Быстрее, мы должны поспешить. Все по местам! Вы, вы и вы. Взлетайте немедленно. Кстати, где «Москито»?