Приблудяне (сборник) - Виталий Бабенко

— Пошел он знаешь куда?! — возмутилась Иоланта. И даже застыла на месте, ужаснувшись. — Ты хоть имеешь представление, сколько на самом деле билет стоит?

— Ну сколько?

— Три рубля! И то — с правом посмотреть в любой телескоп!

— Я примерно так и думал.

— Ду-у-умал… Раньше думать надо было! В Курортном Секторе. Не-е-т. Я теперь оттуда — ни ногой, хоть ты меня клещами тяни. Это ж надо такое: четвертной билет! Да еще послереформенный! Серьги с натуральной бирюзой — моя давняя мечта — и того меньше стоят. Чтобы заработать двадцать пять послереформенных, я полмесяца трудиться должна. Да я за четвертной сама Обсерваторию открою. Без кафе-бара, но зато и без санитарных дней. Да я…

Створки лифта сходятся и отсекают от нас голоса Фанта и Иоланты, а я, автор, прежде чем догнать своих героев, объясню название сей главы. Почему «кукиш» — это понятно. Но при чем здесь масло? Не вдаваясь в истолкование идиомы, подчеркиваю: очень уж масляно глядели вслед Иоланте сонные глаза толстого заместителя. А яд? И этому есть причина. В километровом коридоре — на полпути между астрономическим чертогом и кассой причала — Фант почувствовал, что по его шее ползет муха. И смахнул ее. Муха оказалась пчелой, которая не преминула ударить обидчика в указательный палец. Вот уж действительно загадка: откуда на Орпосе — на Орпосе! — пчела?

— Ай! — вскричал Фант. — Мало им бестолковой Обсерватории, еще и бешеных пчел выращивают! — И плюнул с такой смачной яростью, что прозрачный купол обсервационного зала содрогнулся.

— Пчелиный яд полезен, — наставительно сказала Иоланта. И после этого они купили билеты на магнитоход, отправлявшийся в Административный Центр Орпоса (АЦОП).

дебют

Пора рассказать немного об Иоланте. Негоже, чтобы героиня повести так долго оставалась в тени.

Вот что вспомнилось мне из ее биографии.

Было это, по меркам Иоланты, очень давно, по общечеловеческим — совсем недавно, но было. Ровно тридцать лет назад. Шел тогда Иоланте, только-только начинался, шестой год.

Нет, не так…

Читать она научилась очень рано — в три года. Научилась — слово ненужное. Не научила-сь — была научена. Старшим братом, который считался и считается в семье старшим до сих пор лишь потому, что успел родиться на сорок три с половиной месяца раньше сестры. К тому времени — то есть не к тому, когда Иоланта родилась, а когда ей было три с небольшим года, — читать брат уже умел. И счел своим долгом передать знания сестрице. Иоланта по сю пору чрезвычайно благодарна ему за это, благо его стараниями получила лишних два-три года чтения. Если смотреть с одного конца, это — штук двести-триста тонких детских книжек. Если с другого — до сотни толстых взрослых. В любом случае, багаж явно, скажем, нелишний. Так вот, брат научил ее читать весьма быстро. Летом девочка еще только складывала буквы, а осенью уже бегло разбирала даже мелкий шрифт. Нет, вундеркиндом она не была. Просто это они с братом задумали такой сюрприз к маминому дню рождения, который в тот год совпал с 66-й годовщиной Октябрьского переворота, (Вообще-то день рождения мамы Иоланты приходится на праздник каждый год — она родилась в ночь с 6 на 7 ноября. Но, безусловно, повторного совпадения именно с 66-й годовщиной больше никогда не было.) Сюрприз удался…

Нет, снова не так…

…Словом, когда пятилетний юбилей Иоланты был уже пройденным, хотя и недавним событием; когда на дворе начиналась осень восемьдесят пятого года (до Чернобыля оставалось восемь месяцев, а до Неприятности в Аркашоне — шесть лет и тоже восемь месяцев), но у Иоланты продолжались бесконечные летние каникулы под названием «дошкольное детство»; когда она уже умела читать и научилась тому около двухсот детских книжек назад, — к ним в дом пришел учитель старшего брата.

Сейчас уже трудно восстановить, что послужило поводом. Может быть, брат Иоланты, учась в своем третьем классе, набедокурил и требовались какие-нибудь меры наказания; может, наоборот, учился слишком хорошо и нужны были уже другие меры — поощрения; может быть, он лупил одноклассников ранцем по головам за то, что они были глупее его (как он по наивности считал), а возможно, одноклассники лупили его за то, что он был отличником, — кто теперь разберет? Факт есть факт: в дом к родителям Иоланты заявился учило. Имени-отчества его я, естественно, не знаю. Посему назову Евгением. Или еще лучше — Фбнтом! Разве это неправдоподобно? Жил-был такой учитель тридцать лет назад (может, и сейчас еще живет) — Фант Иванович (дети звали его Фантомас) — и слыл редкостным занудой. Очень даже жизненно…

Брата в тот момент дома не оказалось, а учитель Фант хотел завести свой строгий или хвалебный разговор непременно при нем, поэтому сидел бестолково на стуле и положительно не знал, что ему делать. Родители Иоланты так же бестолково суетились с никому не нужным чаем и равно представления не имели, какого хрена, простите, от них надо. Слава Богу, в те годы пока еще не было перебоев с чаем. (Правда, чай — особенно грузинский — был уже отвратительный: труха со щепками.) Не будь его, родители тоже застыли бы как истуканы на стульях и испуганно смотрели бы на непонятного гостя.

Ко всеобщему счастью (временному), ситуацию спасла Иоланта. Не тем, конечно, что подсела к учителю и принялась расспрашивать его о проблемах успеваемости, трудностях подтягивания отстающих и борьбе с «процентоманией» (вот тогда она была бы вундеркиндом!), но той простой случайностью, что попалась маме на глаза.

— А вы знаете, Фант Иванович, — оживилась мама, — наша Иоланта уже давно читает! С трех лет!

— Неужели? — искренне удивился Фантомас, одновременно обрадовавшись, что нашлась хоть какая-то тема. — Такая маленькая и уже читает? И с трех лет? С трудом верится.

На «маленькую» Иоланта обиделась, но виду не подала.

— А вот она нам сейчас докажет. Иоланта, почитаешь нам чего-нибудь? — сладко сказала мама.

— Почита-аю, — неохотно протянула Иоланта, предвидя, что попытки увильнуть от демонстрации невиданных талантов Фамильного Чуда не окажут должного действия.

По торжественному маминому знаку папа расторопно подскочил к книжной стенке и выхватил первую попавшуюся книгу. Заметим, данный факт — что книга была первой попавшейся — имеет основополагающее значение. С другой стороны, как раз на это и был рассчитан эффект: ребенок читает ЛЮБОЙ незнакомый текст и ЛЮБОЙ шрифт. Насчет шрифта — все правда: с какой стати детским острым глазкам не разбирать даже самые маленькие буковки? И насчет незнакомого текста — тоже правда. Ведь не может же быть такого, чтобы человек пяти лет от роду знал наизусть «Женскую сексопатологию» Абрама Моисеевича Свядоща? Это уже не вундеркинд будет, а урод. А Иоланта уродом не была. Подчеркиваю. Патологические изменения у нее появятся позже — в результате Неприятности.

Папа, не глядя, сунул книжку Иоланте, девочка важно взяла ее, положила на стол, небрежно открыла где-то на середине, и демонстрация началась.

— «Вид женщины, испытывающей сильное половое возбуждение, на некоторых мужчин оказывает сильнейшее психическое воздействие, вызывая у них не только эрекцию, но и резкое ускорение наступления эякуляции, — принялась Иоланта читать громким голосом с первого попавшегося на глаза абзаца. — Узкий вход во влагалище, хорошее развитие мускулатуры, сжимающей стенки влагалища, умение во время полового акта…»

Иоланта абсолютно ничего не понимала из текста, потому что среди пятилетних редко попадаются испорченные люди. Но она и не требовала от себя вдумчивости. Иоланта только боялась, что дурацкий учило усомнится в ее способностях, поэтому читала очень старательно, повторяю: во весь голос, внятно и в хорошем темпе. Когда не понимаешь ни бельмеса, читается очень легко.

— «…ритмическими сокращениями мускулатуры вызывать сжатие мужского полового органа, а также сжатие его при возникновении оргастической манжетки во влагалище и ритмичное сокращение ее стенок во время оргазма, резко усиливают эротические ощущения у мужчины и ведут к более быстрому наступлению у него оргазма, обусловливая иногда и более резкую его выраженность».

Иоланта захлопнула книгу и с очень довольным видом, правда, не без мстительности, скромно вопросила:

— Хватит?

Если бы Иоланта взглянула на мать, то увидела бы, что она пошла красными пятнами. Отец же, напротив, покрылся кучевой бледностью и стоял, очень смешно разинув рот. Но Иоланта не смотрела на своих несчастных родителей. Она торжествующе взирала на Фантомаса.

— Хва-тит, — по слогам произнес Фант Иванович. Лицо его медленно менялось. На нем проступало выражение изумленной брезгливости и осознание чудовищности дома, куда он попал. Он, верно, ожидал, что в следующую секунду у Иоланты изо рта выскочит жаба. (В те времена еще не было принято говорить с детьми на половые темы. Шел последний год доСПИДовой эры: о синдроме приобретенного иммунодефицита знали только специалисты, а широкая публика пока ведать не ведала. Так что у Фанта Ивановича это было первое в жизни потрясение подобного рода.)