Чудная баба - Нина Садур

Шамшид берёт одеяло, садится обратно, за стол.

Хорошо-то оно, хорошо, когда есть одеяло. Тем более в такой стране продувной Одно бы пошить такое одеяло, чтоб всю мою зимнюю Родину укрыть наконец. Я, видишь ли, патриот. Но силы мои на исходе.

ШАМШИД (теребит угол скатерти). Моя жена теперь на Памире Она приедет летом, продавать бусы из индийских камней, здесь у вас на Арбате. На Памире нужны одеяла. Жена кашляет на Памире, ей там холодно. Лёгкие жена застудила не там, не в наших горах, а у вас, под землёй, в московском метро, когда продавала бусы из индийских камней. Теперь кашляет на Памире у родни. Ваш подземный кашель в наших горах гремит. Больше не будет хлопок убирать. Мало платят. Раньше я хорошо знал русский язык. Теперь забыл. Ты очень быстро говоришь. Говори медленнее. Какой у тебя хороший дастархан. Это таджикский хлопок.

ПАОЛО. Возьми дастархан. Думай, что всё вернётся.

И Паоло и Шамшид вернулись из своих грёз, они видят друг друга и жалеют друг друга.

ШАМШИД. Не плачь ни про что. Паоло, скажу тебе. Рискую работой, но ты добрый старик, Павел Иванович, и я скажу. В Жэке говорят, ты не пускаешь слесаря к себе, а сам течёшь на нижних жильцов. На Зухру-апу течёшь и сына её, чеченского головореза Гыгыза. Не сокращай себе дни жизни, Паоло. Пусти слесаря к трубам своим. Я тебе просто так сказал, я больше ничего не возьму. Ты и так много мне подарил. (Встаёт.)

Паоло боится остаться один со своей тайной.

ПАОЛО. Нет, нет, подожди, Шамшид. Ещё темно. Рассветёт не скоро. Не очень-то тебе можно выходить в тёмный двор. Хочешь, я расскажу тебе что-нибудь про моих соседей? Что-нибудь весёлое, увлекательное и дикое?

ШАМШИД (вежливо). Зачем? (Ему неинтересны тайны, он бытовой человек, хитрый дворник.)

ПАОЛО. Пойми, не могу я сказать тебе, что искала наша экспедиция. Это тайна государственного значения.

ШАМШИД. Про конкретных людей? Про жильцов? ПАОЛО. Ну да! Ну да!

ШАМШИД. Хорошо. Я должен знать их нравы. Я дворник у них под ногами. Узнать всё равно придётся.

Паоло берёт сигарету и зажигает спичку. Шамшид зачарованно смотрит на огонь.

Тема адского огня, нашей сегодняшней дикой жизни возможно, первые нотки зороастризма, ведь таджик зороастриец…

Вообще, в этой сцене можно и так сделать: что ударный момент, когда Паоло и Таджик бьются одеялами. Такой танец-битва. У Паоло советское одеяло, а у таджика цветной курпач, и этот танец-битва – он битва двух цивилизаций. Которые обе подыхают.

Тут возможны и девы восточные, и всё, что я расписала раньше в этой сцене.

Эта сцена где-то в середине сцены, когда речь зашла о курпачах. Далее всё идёт на спад и примирение.

ПАОЛО (поводя зажжённой спичкой). «Чтоб вы знали, уроды – химия первооснова всех знаний человечества».

Картина 3

Московская школа. Кабинет химии.

МАРЬЯ ПЕТРОВНА, ПЕТЯ, ЛЕНА, ЭЛЕКТРИК

Марья Петровна у стола с ретортами показывает опыты по химии.

Искра от реактива падает на подол её платья, и тот начинает медленно тлеть.

Лена и Петя сидят за партами.

Здесь много деловитости, современная московская и дневная школьная жизнь.

Марья Петровна поёт таблицу Менделеева.

Дети изображают элементы (пластически, строят формулы и реакции смешений элементов таблицы). Это красиво, надо бы вообще без иронии, а на «полном серьёзе», с сопением и старанием, показать, как реагируют элементы друг на друга в опытах.

Мы тут ещё не знаем, что Марья Петровна тихо и тупо преподаёт детям алхимию, мы на скучном школьном уроке химии…

МАРЬЯ ПЕТРОВНА. Чтоб вы знали, уроды, – химия первооснова всех знаний человечества! Химия изучает соки металлов! Соки – это вещества, питающие всю материальную сторону мироздания. Это любой идиот знает. Ну да ладно. К доске пойдёт… Зацепина, что ты так пялишься на меня?

ЛЕНА. Я не пялюсь.

МАРЬЯ ПЕТРОВНА. А что же ты делаешь?

ЛЕНА. Не знаю.

МАРЬЯ ПЕТРОВНА. Не смейтесь, дети. (Никто и не смеётся.) У Лены Зацепиной папа безработный дальнобойщик, а мама вообще неизвестно где. Лена у нас голодная ходит всю дорогу, и сапоги у неё рваные. Она даже читает по складам, очень тупая девочка. И как человек неприятная: в голове туман, в глазах вечная мерзлота. Скоро её отдадут в детдом, а в детдоме, дети, с сиротами такое вытворяют, и пожаловаться некому. Так, Зацепина?

ЛЕНА. Так.

МАРЬЯ ПЕТРОВНА. А ты знаешь, Зацепина, что сирот на органы продают?

ЛЕНА. Знаю.

МАРЬЯ ПЕТРОВНА. Знаешь. Так что готовься, Зацепина, никто за тебя не заступится. Советская власть кончилась. И обратной дороги нет! Да шучу я! Хоть бы улыбнулась, хоть из вежливости! Нет, ты кончишь пялиться на меня, а? Что, думаешь, самая красивая? Лазуткин. Петя, скажи, красивая у нас Зацепина?

ПЕТЯ. Зацепина страшная.

МАРЬЯ ПЕТРОВНА. На себя посмотри, Лазуткин. Тихонький, сладенький, сопельки жуёшь, губу до пупа отвесил, а твои товарищи от тебя шарахаются. Как думаешь, кудряш, почему?

ПЕТЯ. Не знаю.

МАРЬЯ ПЕТРОВНА. Родители у тебя богатые, а ты сутулый и шею гнёшь. У тебя что, шея без костей совсем?

ПЕТЯ. Не знаю.

МАРЬЯ ПЕТРОВНА. «Не знаю» – на том свете не зачтётся. Ха-ха-ха! (ржёт своей старой шутке, дети мрачно слушают). Зацепина, ну какого лешего ты пялишься на меня? Только не говори – «не знаю»!

ЛЕНА. На вас платье горит…

МАРЬЯ ПЕТРОВНА. Думаешь, я поверила?

ЛЕНА. Не знаю.

МАРЬЯ ПЕТРОВНА. Думаешь, я сморгну? Думаешь, я вниз посмотрю, руками начну хлопать по ногам, крутиться начну сама вокруг себя?

ЛЕНА (тоскуя). Не знаю.

МАРЬЯ ПЕТРОВНА. Думаешь, я сдамся? Опыты!!! Лазуткин, быстро повтори мне вчерашний урок!

ПЕТЯ. Аш два эс о четыре плюс натрий о аш получится натрий эс о четыре плюс аш два о!

МАРЬЯ ПЕТРОВНА. Опыты! Мне нужны опыты! Повторяем пройденное! Золото добудь!

ПЕТЯ. Я забыл, как!

МАРЬЯ ПЕТРОВНА. Тогда фил. камень, идиотик!

ПЕТЯ. Мы взорвёмся!

МАРЬЯ ПЕТРОВНА. Кретин! Смешай элементы и брось, что получится в окно! Смелей, мальчуган, я рядом!

Петя подбегает к столу с препаратами, начинает переливать жидкости по колбам-ретортам. Из колб валит дым, потом густые белые хлопья, сыплются чёрно-красные искры.

Лена же достаёт из-под парты лодочку с парусом и играет ею, гоняя её по парте, как по волнам. Лену застилает то дымом, то густым снегом, то осыпает красными искрами – так она втянута в Петины опыты.

Вылетишь из школы, Зацепина, вылетишь, я говорю! Не сметь застилаться дымом! В метель не заворачиваться! Ручонкой мне там не махай из вьюги, кораблём не кивай! Не искрись, сволочь. Дети, дети, Зацепиной тринадцать лет, а она в игрушки играет! Ты и в тридцать будешь такая же дура?

ЛЕНА. Не знаю. (Эту короткую реплику она тоненько спела среди диалога, криков и хаоса.)

МАРЬЯ ПЕТРОВНА. Ну почему идиотство такое? Почему облако? Почему парус? Это химия, гадина, пойми, это не речка!

Марья Петровна летит к парте и отнимает кораблик у Лены.

Лена в отчаянии рвёт на себе волосы.

ЛЕНА. Это дедино. Деда мне подарил. Мой деда подарил лодочку. Деданька мой.

Тут бы хорошо, чтоб Лена, как ребёнок и сирота.

Танец и пение, нежное и трогательное, как положено детям, которые любят своих близких. совсем что-то простое. сердечное.

ПЕТЯ (об опытах). Ух ты!

МАРЬЯ ПЕТРОВНА. Врёшь, Зацепина, нет у тебя дедушки родного никакого. Ты в буфете булки обкусанные доедаешь. Ты от голода синяя. Никто об тебе не заплачет. (Она ещё допевает тему «мотив» Лены, но злобно, извращённо. Учитываем, что Марья Петровна сгорает.)

ЛЕНА. Он сгорит, мой корабль.

МАРЬЯ ПЕТРОВНА. Ты хоть стихии не путай, дочка лимитчиков. Корабль принадлежит стихии воды.

ЛЕНА. С вашим платьем сгорит. Завоняет. Дедушка обидится, мой Паоло Иванович… нахмурится он.

ПЕТЯ. Получилось!!!

(Петя двумя короткими репликами скрепил всю сцену.

Он немножко заслоняет Лену от гнева Марьи, но и опытами пленён)

Петя с дымящимся препаратом бежит к окну и бросает его в окно.

Взрыв.

Дым рассеивается. Все в лохмотьях.

На полу догорают взорванные клочья учительского платья.

МАРЬЯ ПЕТРОВНА. Я жива. Это такое чудо! Дети, не удивительно ли вам, что все мы живём на этом свете? Да, да, все мы однажды родились, пришли в этот мир и живём, и смотрим друг на друга, разговариваем. Все мы кружимся на круглой нашей милой планете под названием Земля. Под одним солнцем и одной и той же луной. Я после работы, дети, приду домой, окорочков нажарю, в постельку закопаюсь и телевизор включу. Я её даже не застилаю на день! А зачем – это же моё самое любимое место в мире! Я всегда в неё стремлюсь! Всегда и отовсюду! Прибегу, лягу. Стану пальцами ног пошевеливать. Не выразить, дети, не выразить этого чуда. Можно только поздравить нас всех. Поздравляю нас всех – мы все родились и живём на этом белом свете. Садись, Лазуткин, два.