Правильный выбор - Татьяна Ренсинк

сделал вид, что собрался спать. Подобные признания вызвали в нём лишь недоумение и нервозность, что заметил Алексей и тоже смолк, но поставил себе цель добиться своего: найти Милану, объяснить, что ничего плохого не собирался ни сделать, ни желать…

Кто сказал, что с солнцем дождь не дружит, Кто сказал, что снег не тает в стужу? Если б я теплом руки коснулся, То доказать бы смог всё ей.

Как найти в её глазах печальных Луч тепла от моих слов банальных? Если б я к ней подойти посмел бы, То признался бы во всём.

Кто сказал, что мне забыть бы надо Даже малость, что нас с ней связала? Кто сказал, что, если я всё брошу, То всё равно к ней не дойти?

14

Попытки заниматься делами были для Алексея тщетными, как бы он ни пытался не обращать внимания ни на вопросы, что мучили, ни на следивший за ним взгляд, сидевшего за своим рабочим столом, Михаила Михайловича Сперанского. Выдавая себя нервозностью и взволнованными руками, Алексей лишь подтверждал что-то, в чём Сперанский был будто уже уверен…

— Алексей Николаевич, — начал тот и, расслабленно положив локоть на стол, развернулся к застывшему в ответ Алексею. — Может быть, это дело и впрямь не для вас более? — О чём вы, Михаил Михайлович? Я допустил какую-нибудь ошибку? — медленно поднялся во внимании тот. — Нет, что вы, просто я не хочу, чтобы вы повязли в этом. Думаю, не стоит ходить вокруг да около, а поговорить напрямую, — кивнул Михаил Михайлович и, не дожидаясь какого-либо слова, сразу продолжил. — Вам следует найти иное место службы, а, может, и вернуться к военному делу. Зря, может быть, вы ушли в отставку в столь молодом возрасте. Но, в том или ином случае, заклинаю… оставить попытки отвадить друга от дела, в которое он ввязался, пока не пострадали ни вы сами, ни ваши милые родители, которых я чту и уважаю.

— Не может быть, — не верил ушам Алексей, оставаясь стоять, как вкопанный. — Нет… Нет, я не позволю использовать его. — К сожалению, мой дорогой, он уже настолько далеко залез в это дело, столько знает и столько вокруг болтает, что вряд ли его можно спасти. Память у него прекрасная, язык большой, что являются первыми врагами. А вы только сможете навредить себе, влезть ненароком в это сугубо политическое дело. — Политическое? — нахмурился Алексей. — Да, некоторые люди нам нужны, понимаете? Они нужны России, нужны в этой политической игре. А вы нам пригодитесь здесь. — Что?!.. Вы используете моего друга для достижения… каких-то целей? Хотите свергнуть устой, которому были верны? — вскипала душа Алексея, заставляя слова вылетать без какого-либо предварительного обдумывания.

— Остановитесь, Алексей, — строго сказал Михаил Михайлович. — Вы совершенно далеки от истинной цели всего, что затевается, зачем возникли эти общества, кто с ними борется, а, может быть, и, сходясь с ними, кто-то использует в своих целях, совершенно иных, чем они думают? Всех, Алексей Николаевич, всех ждёт сюрприз, но то покажет время, которое они сами себе изберут. И поверьте, что победителями выйдут совершенно другие люди. Люди, о которых вы и не думаете. — Вы играете ими, как с куклами, — не верил в происходящее Алексей. — Я не хочу ввязываться в эту грязь и друга не брошу.

— Болото, мой дорогой, — поправил его Михаил Михайлович. — А затем, ещё раз предупреждаю… Отправьте своего друга подальше от себя, пока не поздно для вас. Ради вашего батюшки, я не хочу, чтобы вы участвовали в этом. Ваша служба у меня была вам лишь маленьким скачком вверх. Теперь вы готовы лететь дальше, и я открываю двери. Ступайте. — Вы предаёте тех, кто считает вас своим другом? — с горечью разочарования сказал Алексей, отступая к выходу. — Я не отдам вам Сашку. Нет. — Это не я их избрал быть моими друзьями. И вы не всё знаете, Алексей. Я тоже кукла. Мне тоже будет больно и страшно. Я не могу сказать вам, на какой я стороне. — Мы не наивные дети, — перебил Алексей и, встав в стойку смирно, поклонился.

Михаил Михайлович смолк и ничего больше не стал говорить. Алексей покинул его кабинет.

— Он не уйдёт, дурак… Дурак, — молвил себе под нос Михаил Михайлович и перевёл задумчивый взгляд на лежащие на столе письма.

Алексей поспешил поймать первого встретившегося извозчика и вернуться на квартиру. Вбежав туда, он скорее засуетился в поисках Ивана.

— Где ты, чёрт тебя подери?!! — крикнул он, видя, что в квартире никого нет и со всей яростью ударил кулаками об стол.

Его взгляд замер на одном листе бумаги, где что-то было начертано небрежным почерком. Глаза с вниманием прочитали краткое сообщение и расширились.

Ничего не говоря, сев на стул от бессилия стоять, Алексей молчал… Ему показалось, что мир отвернулся, а земля завертелась в другую сторону, унося прочь всё, что нужно и дорого для спокойной жизни, о которой мечтал…

15

Я буду жалок и низок, Коли чертовским мыслям Отдам всю душу и силы, Коли о сердце и чести забыли.

От воспитания лгать мне Не даст мой разум и воля. И славный дух, что нынче, Продолжит тонуть в боли.

Засохнув в почве, кровь Не возвратится к жизни, Да не значит, что потом Не будет снова литься, Не будут тупо биться, Друг друга проклиная, Те люди, те, что будут, И те, что здесь, пред нами.

По доброте чьих нравов Народ восстанет снова, Как будто воспитание Им позволяет войны.

Неужто ихний разум Пойдёт по тропам тайны, Позволит вновь восстанию Пытаться выбрать власти.

— La politique n'a pas de c?ur, elle n'a que de la tete,[2] — повторял Алексей на французском несколько раз.

Он сидел за столом в своей светлой от наступившего утра комнате и смотрел лишь на лист, трясущийся в его руке. Углубившись в мысли, Алексей не заметил, как в оставшуюся ещё со вчера распахнутую дверь медленно вошёл Сашка.

Тот остановился и уставился на убивающегося товарища, как на сумасшедшего, повторяющего одну и ту же фразу. Не смея, но всё же