Эффект Плацебо (СИ) - Vladi N

— Не все так просто, сын, — Ричард встаёт из-за стола и подходит ко мне. Кладёт ладони на мои плечи и цепляется взглядом за глаза. — Виктория должна была оставить завещание, по которому я назначался опекуном. Мы обговорили все заранее, прежде чем втягиваться в эту авантюру.

— И что пошло не так?

— Завещания не было.

— Она могла просто не оставить его? — Чарли вздергивает бровь, переглядываясь с Ником, который задал вопрос.

— Исключено. Я сам лично видел его. Она заверяла бумагу у своего нотариуса.

Отец ждал моего следующего вопроса. Все это было написано на его лице.

— Но как тебе могли передать опеку при живом отце? — выдаю то, что, точно знаю, тревожит всех в этой комнате. И по тяжёлому взгляду отца понимаю, какой сейчас прозвучит ответ.

— Итон Барлоу не является отцом Тиффани. И именно это должно было быть озвучено в завещании.

Глава 13

Oh Mother — Christina Aguilera

Тиффани

Какой-то одновременно счастливый и кошмарный сон только что видела. Мама. Моя мама. Моя родная. И… Живая.

Чувствую, что лежу на кровати. Кто-то гладит меня по голове. Ласковые женские руки перебирают волосы, нежные слова пробивются сквозь завесу из посторонних звуков в ушах.

— … было ожидаемо, Вики… Надо было ее подготовить…

Мужчина. Что-то ещё говорит. Ему отвечает все тот же тихий, но такой знакомый голос. Стараюсь распахнуть веки, но какая-то невидимая сила тормозит процесс.

— … Рон, у нас больше нет времени ждать…

Тяну носом воздух, заставляя разговор в момент прекратиться. Рецепторы заполняются запахом свежей выпечки и ароматного фруктового чая. Что-то внутри подсознательно отзывается на эти забытые ощущения. Чувствую сначала абсолютное расслабление, после чего тело наполняет прилив адреналина неизвестного происхождения. Это заставляет меня резко распахнуть глаза.

Снова искусственный свет лампы бьёт по неподготовленным зрачкам. Старательно поднимаю веки, чтобы сфокусироваться на женщине, чье лицо я вижу прямо перед собой. Все те же светлые волосы, узкий подбородок, прямой нос и карие глаза. Сейчас они напряжённо вглядываются в мои, распознавая каждую испытываемую эмоцию. Когда же в моем сознании, наконец, четко вырисовывается женский образ, я, словно загнанный зверь, подрываюсь на кровати и забиваюсь в самый дальний угол. Подтягиваю колени к груди, не сводя глаз с женщины, которую столько лет считала умершей, и начинаю бесконтрольно плакать.

— Ты жива… Господи… Ты жива…

— Милая, — мама подаётся вперёд, тем самым вынуждая меня вжаться в эту пресловутую стену ещё сильнее. Когда она видит мою реакцию, то разочаровано отстраняется, оборачиваясь на Рона в поисках поддержки. — Дай мне все объяснить тебе.

— Что ты собираешься объяснять? — истеричный смешок вырывается из воспаленного горла, перемешиваясь с всхлипами. — Как ты бросила родную дочь? Позволила всем думать, что ты умерла, оплакивать тебя, пока сама преспокойно жила?

— Тиф…

— Боже! Боже! — утыкаюсь лицом в коленки, размазывая слезы. Этого просто не может быть! Я похоронила ее больше десяти лет назад.

— Я говорил, что ей нужно время, Виктория. Девочка не готова.

— У нас нет больше времени! — рявкает в ответ мама. — Они найдут нас. Надо уходить. Он знает, что я жива.

— Посмотри, в каком она состоянии, — Рональд подходит ближе к кровати и сочувственно разглядывает меня. Странно, но сейчас я больше доверяю этому почти незнакомому для меня мужчине, чем родной матери. — Как мы все это осуществим?

— Рон, дай нам поговорить. Пожалуйста.

В ее голосе столько неприкрытой мольбы, что мужчина безоговорочно оставляет нас наедине. Поднимаю глаза и встречаюсь с ее, такими родными, но стертыми из памяти временем. Виктория Барлоу, красивая, статная и свежая, какой я ее и помню, сидит передо мной и пытается подобрать слова, чтобы объясниться. Во мне же борются два диких и противоречивых в своем проявлении желания: крепко-крепко стиснуть ее в своих объятиях или кричать, что есть мочи, о том, как мне сейчас больно осознавать ее предательство.

— Я не знаю, как оправдаться, родная. То, что тебе пришлось испытать… То, какой стресс ты пережила…

Ее брови хмурятся. Красивое лицо искажается от раскаяния. Но я по-прежнему продолжаю молчать. Слезы катятся градом, не давая никакой передышки.

— Я была в безвыходном положении, Тиффани. Мне грозило то, что сейчас ждёт тебя, если этого не удастся избежать, — она ждёт моей реакции, но я лишь продолжаю слушать. — Итон подставился по-крупному. А я больше не могла терпеть весь этот ужас. Ричард помог мне сделать так, чтобы меня перестали искать.

— Ричард? — хриплю, поражённая информацией.

— Да. Только он знал, что я жива. Именно он сфальсифицировал мою смерть.

— Но как же… Как же опознание?..

— Там так же был старший из Хоггардов. Твой отец в тот момент в очередной раз скитался по стране, чтобы скрыться от тех, кому задолжал. Мы все просчитали, — наблюдаю за ее реакциями на свои же слова. Мама говорит спокойно, четко определяя рамки произошедшего. — Ричард вытащил меня из такого кошмара, что и представить страшно. И если мы сейчас же не уберемся из этого города, то тебя ждёт этот же ужас. Я не могу этого допустить.

— Почему? Что тебе мешает бросить меня ещё раз, если ты уже однажды сделала это? Оставила наедине с беспробудным пьяницей и игроманом, который почти все вытащил из дома, после чего заложил и родную дочь? — слова вылетают из меня пулями, четко попадая в цель. Виктория морщится после каждой сказанной фразы. В карих глазах застыли предательские слезы.

— Это не так, доченька, — каждая буква даётся ей с огромным трудом. — Я всегда наблюдала за тобой. Рядом были мои люди и люди Ричарда. Но когда ситуация вышла из-под контроля, мы с Роном вернулись в Лондон.

— С Роном? — выгибаю бровь.

— На данный момент это неважно. Милая, я готова вымаливать твое прощение, делать все, чтобы вновь завоевать твое доверие, но сейчас, — она протягивает ко мне свою ладонь и кладёт поверх моей, разгоняя по телу совершенно особенные мурашки, — нам нужно бежать из этого города.

— Почему? Что происходит?

— Они знают, что я жива и что я здесь. Я не смогу защитить нас от этих людей.

— Стоп, мама! — повышаю голос и выпрямляюсь на кровати. — Что за игры ты снова ведёшь? Почему мне нельзя сообщить Хоггардам, что я с тобой? Они же с ума сходят! Киллиан…

— Киллиан, — она тяжело и понимающе вздыхает, — я знала, что это могло произойти.

— Что ты?..

— Я имею в виду тебя и его. Вместе. Я знала, что вы можете притянуться друг к другу. Вы слишком похожи.

— Так дай мне сообщить ему! Если объединить усилия, то мы сможем справиться!

— Тиффани, опомнись! — она берет меня за плечи и хорошенько встряхивает. — Ты не понимаешь, что это за люди! На что они способны ради достижения целей! Это не шутки, не игры, не фарс! Они убивают и насилуют за меньшее! Раскрой ты, наконец, глаза!

— Они защищали меня все это время, в отличие от тебя.

— И тогда, когда тебя избили и бросили под забором так же, как когда-то меня? И когда гоняли ночью по одному из захудалых переулков Лондона?! — она злится. Все написано на лице — каждая гневная эмоция, каждая нецензурная мысль отпечатана. — Я всегда любила Киллиана как своего собственного ребенка, но он вырос и стал одним из них. Ему нельзя доверять.

— Ты бросила меня, мама! — ору ей в лицо, пытаясь перекричать здравый смысл в собственной голове, который упорно твердит прислушаться к ее словам. — Бросила! Оставила одну!

— А он разве нет? Он не бросил тебя?

Эти слова резко отбрасывают меня в ту пресловутую ночь, когда я застала его в постели с другой женщиной.

— Откуда ты знаешь? — голос срывается, а слезы снова катятся из глаз.

— У меня свои источники, родная, — все в ней кричит о сочувствии. — Он стал одним из этих людей: опасным, циничным и равнодушным. Они считают, что всеми остальными можно пользоваться и крутить, как им вздумается. Сломать человека для них ничего не стоит. И он сломает тебя. Выкинет за ненадобностью. Такова его суть. Он — эгоист.