Шпионский тайник - Питер Джеймс

Меня приписали к Скэтлиффу на двенадцать месяцев. Радушия и тепла в этом человеке было меньше, чем в замороженном в криогене трупе. Агентов он уподоблял насекомым и в обращении проявлял примерно такое же уважение, какое демонстрирует садовник, встречающий тлю залпом ДДТ.

Выходные Скэтлифф проводил с женой в их доме в Суррее, но большую часть недели жил в Лондоне. Как и Файфшир, он рано приходил на службу и поздно уходил. Рабочий день начинался у него довольно необычно: ровно в 6:15 сексуальная черная проститутка приходила в его квартиру в Кэмпден-Хилл и делала ему минет, а в 7:00 служебный «ровер» министерства внутренних дел забирал его у дома и отвозил в офис.

Фотографии доставили Файфширу огромное удовольствие. В тот год они были его единственным светлым пятнышком. Год и впрямь выдался скверный. Задания мне доставались препаршивые, а когда я, пытаясь выполнить их лучше, предпринимал дополнительные усилия, получалось, как правило, не лучше, а только хуже. К концу того года появились мыслишки, что, может быть, во французской тюряге было бы и не хуже.

Файфшир даже попытался перевести меня из МИ-5 в МИ-6 или какой-то другой департамент Интеллидженс сервис, но Скэтлифф ухитрился сделать так, чтобы ничего хорошего обо мне в остальных отделах не услышали.

В начале мая Файфшир вызвал меня в свой кабинет. Едва я вошел в приемную, как его секретарша, Маргарет, симпатичная разведенная женщина сорока с небольшим, вскочила из-за стола:

– Доброе утро, Макс. Секундочку, я только скажу сэру Чарльзу, что ты здесь.

– Спасибо.

Немного погодя меня впустили в блокгауз Хозяина.

– Доброе утро, юноша.

– Доброе утро, сэр.

– Хорошо выглядишь.

Я предположил, что он, должно быть, смотрел на мою фотографию. Спать я лег только в половине шестого утра, проведя большую часть ночи в подъезде в Уондсворте, пока один наш новичок по имени Родни Твид трахал оформителя витрин по имени Дерек, который снял его в пабе «Дрейтон армс» на Олд-Бромпто-Роуд. Бледный, трясущийся, с покрасневшими глазами и чахоточным кашлем от выкуренной за ночь пачки сигарет, я только и прохрипел:

– Спасибо.

Четверть восьмого утра не самое подходящее время для рабочего совещания, но глаза у Файфшира уже горели энтузиазмом. Он был плотного, крепкого сложения, не слишком высокий, но тем не менее, как говорится, видный. Толстая шея, голова конической, как пуля, формы, длинный, но не торчащий нос – нос того типа, который, если врезать по нему кулаком, скорее повредит кулак, чем пострадает сам. Темно-серые волосы перемежались у него местами черными, а серебристые пряди на висках добавляли представительности и достоинства. Густые, кустистые брови образовывали арку над проницательными карими глазами с тяжелыми, морщинистыми мешками. Эти мешки были единственным показателем возраста – ему исполнилось шестьдесят шесть. Закончив говорить, Файфшир никогда не закрывал рот полностью, губы всегда оставались чуть приоткрытыми, из-за чего возникало ощущение, что он постоянно сосредоточен и внимательно слушает собеседника.

– Я посылаю тебя в Америку. На самую трудную работу. Тебе предстоит пройти по канату через минное поле. Свалишься – поставишь меня лично в крайне неприятное положение да еще изрядно подпортишь вполне дружеские в последнюю пару столетий англо-американские отношения. – Файфшир помолчал, посмотрел на меня в упор, потом продолжил: – Как тебе известно, мы шпионим как за дружественными государствами, так и за враждебными, поскольку, как показывает история, страны имеют привычку время от времени переходить из одного стана в другой. Ради нашей национальной безопасности мы должны получать точную и подробную информацию о целях и намерениях каждого государства в области как внутренней, так и внешней политики. Когда британских агентов ловят во враждебной стране, на наших с ними отношениях это почти не сказывается, поскольку шпионаж воспринимается в таких случаях как нечто само собой разумеющееся. Но когда нашего агента задерживают союзники, они очень, очень огорчаются. Не потому что не делают ничего подобного – они, разумеется, занимаются тем же самым, – а потому что задержать агента – это значит разворошить осиное гнездо. Средства массовой информации тут же поднимают шум, начинают задавать неудобные вопросы. Итак, юноша, правило номер один: не попадаться.

– Я-то думал, что Соединенными Штатами занимается МИ-6, разве нет?

– Так и есть, но только МИ-6 действует слишком независимо, что не идет на общую пользу. Когда я возглавил МИ-5, нам даже приходилось отчитываться перед МИ-6. Теперь этого нет. – Он улыбнулся. – Я всегда придерживался той точки зрения, что смогу выполнять свою работу эффективно, только если буду присматривать за МИ-6. С этой целью несколько лет назад в МИ-5 был учрежден отдел тайных операций, действующий во всех странах, где враждебное проникновение МИ-6 причиняет нам серьезный вред. Одно из таких мест – Соединенные Штаты. Базой операций МИ-6 в этой стране является британское посольство в Вашингтоне. Наша собственная база по нескольким причинам находится в Нью-Йорке.

Кроме премьер-министра и меня об этом знают лишь несколько человек. Мы действуем под легальным прикрытием – большая компания, специализирующаяся на производстве корпусов для компьютеров и калькуляторов. Компания имеет отделения по всем Соединенным Штатам, ее головной офис расположен в Нью-Йорке, предприятие и офисы – здесь, в Англии, откуда и контролируется вся ее деятельность. Называется она «Интерконтинентал пластикс корпорейшн» и занимает одно из ведущих мест в своем сегменте рынка. Преимущества компании, работающей в компьютерной сфере, очевидны: мы в курсе всех новейших достижений в данной области, и при этом нам не надо предпринимать каких-то особенных усилий.

Тебя посылает в Штаты английская материнская компания. Цель поездки – изучить и представить отчет о методах управления и способах регулирования производства. В этой роли ты имеешь полное право заходить куда угодно, разговаривать с кем угодно, осматривать все, не вызывая при этом ни малейшего подозрения.

У меня складывается впечатление – не буду утруждать тебя деталями, – что, приобретя «Интерконтинентал», мы, возможно, получили больше, чем рассчитывали. Я хочу, чтобы ты прошелся по их штату самым частым гребнем, какой только найдешь, и ничего, абсолютно ничего не упустил. А теперь, прежде чем я продолжу, есть ли у тебя вопросы?

– Есть, сэр. Я совершенно не разбираюсь в компьютерах.

– Разберешься, юноша. Прежде чем приступать к работе, разберешься.

12 августа, через три месяца после того разговора, я поднимался на лифте в офис «Интерконтинентал пластикс корпорейшн» на Парк-авеню, где мне предстояло начать первое рабочее утро в качестве подающего надежды аналитика производственного контроля из Лондона.

Три месяца я дышал, пил и ел, засыпал и просыпался с компьютерами и пластмассами – по двадцать четыре часа в день. Я посетил элитный Массачусетский технологический институт, побывал в ведущих электронных фирмах Японии, Германии и Англии, навестил самые дальние уголки света, чтобы увидеть, как работает «Интерконтинентал». Одному Богу известно, что из всего этого отложилось у меня в голове; поднимаясь в лифте, я испытывал нехорошее чувство, что недостаточно.

А еще через три дня, 15 августа, Файфшир попал в госпиталь – в тяжелом состоянии, с шестью пулями, разорвавшими все его важнейшие внутренние связи. Он ехал в машине с президентом Мвоабских островов Баттангой, направлявшимся на конференцию неприсоединившихся стран. Два мотоциклиста в шлемах расстреляли машину из автоматов, когда она остановилась на красный свет. Баттанга и водитель погибли на месте, Файфшир получил тяжелые ранения. Чуть позже ответственность за преступление взял на себя некий представитель Армии освобождения Мвоабских островов. Правительство островов категорически опровергло сам факт существования такой организации и обвинило Великобританию в заговоре. Какую выгоду могли преследовать англичане, объяснено не было, но в заявлении содержался намек на возможное в скором времени открытие на островах крупных месторождений нефти.

Глава 10

Сампи включила душ. Я развязал синюю ленточку и вскрыл конверт. В нем лежало письмо и небольшой тонкий предмет длиной примерно в дюйм и шириной в треть дюйма. Предмет был цвета белого мрамора, но на верхней стороне имелось что-то вроде металлической коробочки с кружком твердого прозрачного пластика посередине, за которым виднелся серый треугольник с блестящими проводками, расходящимися во все стороны наподобие паутины. С другой стороны предмет напоминал сколопендру и опирался на двадцать четыре согнутые металлические ножки. Здесь же имелся штамп, «Малайзия», и серийный номер. Опыт трехмесячной работы в компьютерном бизнесе помог мне идентифицировать предмет: силиконовый чип. Чип был запрограммирован делать что-то, но что именно – я узнать не мог, не имея под рукой компьютера.