(не) Его Малыш(ка) (СИ) - Фокс Нана

— Стасик разве вам про меня не рассказывал? — смущенно уточняю и отступаю на шаг назад, как только Степан выпрямляется.

— Вы… — Он запинается, прищуривается и смотрит пристально, будто вспоминает, как меня зовут.

— Агния, — подсказываю я ему и немного запрокидываю голову, чтобы смотреть в его суровое лицо, а не утыкаться взглядом в оголенную грудь, прослеживая глазами за лабиринтом татуировки, витиевато сплетающимся и ускользающим по левому боку за кромку полотенца.

Сталь серых глаз проходится по мне сканирующим холодом. Мне становится зябко, еще и мокрое после дождя платье липнет к телу, доставляя дополнительный дискомфорт. В нерешительности нервно переминаюсь с ноги на ногу, обхватив себя за плечи. Безрезультатно пытаюсь хотя бы немного согреться.

— Агния, — еле заметная ухмылка скользит по его губам, — ты, видимо, ошиблась адресом. Я не знаю никакого Стаса…

— Ну как же?! — взволнованно восклицаю я, а малышка опять недовольно пинает меня, и я машинально хватаюсь ладошками за свой круглый живот. — Станислав Степанович Рейн, — заикаясь, почти по слогам проговариваю, — ваш сын, мой парень. — Пока упускаю, что бывший. — И будущий отец моей дочки, — настаиваю я, скорее, по инерции.

— У меня нет сына, — ни капли не сомневаясь в своем утверждении, спокойно добивает меня этим высказыванием. — У меня в принципе нет ни жены, ни детей.

Качаю головой, все еще не веря в происходящее. В то, что это лишь злая шутка судьбы, лихо разыгранная умелым музыкантом по идеально прописанным нотам.

Паника разочарования скручивает меня изнутри, сжимая сердце в тиски и мешая дышать. Ну как же так? Кто-то из них врет? Кто? Или они заодно?

Да, точно! Просто гулена папаша, закоренелый холостяк, судя по отсутствию кольца на правой руке и не молодежному возрасту, когда-то, видимо, так же бросивший своего ребенка без тени стыда и угрызений совести, поддерживает сейчас легенду безответственного сына — великовозрастного детины, не желающего брать на себя ответственность за новую, маленькую и беззащитную жизнь, теплящуюся у меня под сердцем.

— Но… — всхлипываю я, теряя последнюю надежду на положительный исход дела.

Боже, куда я попала и о какой помощи и поддержке может идти речь?! О чем я только думала?!

Устало вздыхаю, глотая слезы, а в голове полный кавардак. Хорошо, что немногим ранее успела присесть на небольшой пуф, стоящий тут же, в прихожей, иначе упала бы. Меня бьет такая крупная дрожь, что зуб на зуб не попадает. Пытаюсь что-то еще сказать: донести истину, достучаться до сознательности, но лишь открываю рот и издаю невнятные хрипы. Горло саднит, и слезы обжигают щеки.

— Так, дорогая. — Несостоявшийся «дед» строго смотрит на меня, скрестив руки на груди. — Вот только давай без этих театральных жестов! — возмущается он. — Иди в ванную, умойся и переоденься в сухое. — Он кивает в сторону двери, изготовленной из серого матового стекла и расположенной по левую сторону от небольшой прихожей, в которой мы все еще находимся. — А то, не дай Бог, еще заболеешь.

В ответ я только киваю ему, пребывая в полном смятении от происходящего. А мелькнувшие в его грубоватом голосе нотки заботы вводят в приятное замешательство, несмотря на то, что они моментально исчезают и на меня льется холод его недоверчивого взгляда.

Встать не могу, ноги, словно ватные, и голова идет кругом. Пережитое волнение дает о себе знать неприятным спазмом и подкатывающей тошнотой. А если к этому добавить еще и то, что ела я последний раз на борту самолета стандартный, почти безвкусный паёк пассажира эконом-класса, штормит меня ещё и из-за голода.

— Да твою же налево! — цедит сквозь зубы недовольно хозяин дома, захлопывает все еще открытую входную дверь, отрезая нас от улицы и сырых порывов ветра. — Сиди здесь, я сейчас, — кидает мне приказным тоном, ослушаться которого я не смогу, даже если бы очень сильно захотела. У меня просто нет на это никаких сил.

Уходит куда-то вглубь дома. До моего слуха доносятся только его тяжелые шаги, да и те постепенно затихают. Звенящая тишина окутывает меня, накрывая плотным саваном, и такое же безмолвие в моих мыслях. Сижу, смотрю в одну точку на стене прямо передо мною. Хорошо, наверно, быть амебой — бесчувственной, безэмоциональной, бесхребетной…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Глава 14 *Агния*

*Агния*

Мир расплывается перед глазами, теряя четкие линии и растушевывая краски. Озноб охватывает меня полностью, и я лишь крепче обхватываю себя руками, пытаясь хотя бы чуть-чуть успокоиться и заставить свой мозг рационально мыслить. Но отчаяние, словно вредоносная плесень, попавшая в питательную среду, с каждым моим вздохом все сильнее заполняет серостью мое сознание.

В носу свербит, и я громко чихаю, прикрывая рот ладонью.

— Будь здорова, — буднично желает вернувшийся в прихожую хозяин дома. За непродолжительное время своего отсутствия он успел переодеться, и сейчас на нем черные джинсы, сидящие на нем как влитые, и серая футболка. — Пошли, помогу дойти до ванной. — Осторожно придерживая меня, он помогает подняться, и мы шагаем в сторону той самой стеклянной двери.

Помещение ванной комнаты просторное и оформлено лаконично, функционально и без излишеств. Стены, покрытые мозаичной стеклянной плиткой всех оттенков коричневого цвета, словно кусочками солнечного янтаря, придают помещению настроение летнего вечера. Просторная душевая кабина расположена справа от двери, а слева стоит тумба с вмонтированной в нее раковиной, над которой висит огромное овальное зеркало. Еще здесь есть высокий двухстворчатый шкаф с солнечно-желтыми глянцевыми фасадами. Необычно, непривычно и как-то успокаивающе.

— Держи полотенце. — Отворяя одну из створок, он достает большое белое банное полотенце и протягивает мне. — Халат на двери чистый, можешь надеть его.

— Спасибо. — Я смущенно откашливаюсь.

— Погрейся в душе, — кивает Степан Станиславович в сторону кабины, больше смахивающей на транспортную капсулу межгалактического космического корабля с кучей кнопочек и электронным дисплеем. — У тебя не больше двадцати минут, — строго ограничивает он время на гигиенические процедуры. — А-а-а… еще, — добавляет он, тормозя у двери, как будто вспомнил что-то важное, — новая зубная щетка в тумбе под раковиной.

— Хорошо, — киваю немного растерянно.

— Жду тебя на кухне, — говорит он и покидает ванную, плотно прикрыв за собою дверь.

— Хорошо, — как попугай, повторяю я в пустоту.

По привычке запираю дверь изнутри, а затем беглым взглядом окидываю комнату. Полотенце оставляю на невысоком табурете, стоящем как раз около душевой кабины. Быстро скидываю с себя все мокрые вещи и, войдя в современную ультранавороченную кабину, плотно прикрываю стеклянные створки. Нажимаю наугад на одну из кнопок, затаив дыхание, поворачиваю рычаг и тихо охаю, когда сверху на меня начинают падать мягкие потоки теплой воды, словно морось из туч, нагретых июльским солнцам.

От неожиданности первые секунды фыркаю, как кошка, шумно хватая ртом влажный воздух. Водяные струйки бережно стекают по телу, согревая и успокаивая. Запрокидываю голову, подставляя под нежный аквамассаж заплаканное лицо. Закрываю глаза и на время уплываю в нирвану, где полное безмолвие нарушается лишь шелестом тихого потока.

От стоящих на полочке флакончиков с гелем и шампунем исходит тонкий аромат хвои с древесными нотками. Выдавливаю на ладонь каплю прозрачного геля, накрываю второй ладонью и млею от расползающегося по влажному воздуху терпкого запаха. Взбиваю в пену, намыливаюсь и тут же смываю. Волосы тоже приходится мыть мужским шампунем.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Вспомнив о времени, быстро сворачиваю водяной релакс, вытираюсь полотенцем, а затем из него же сооружаю на голове что-то наподобие тюрбана, пряча под него мокрые волосы. Большой банный халат укутывает меня с головы до пят. Затягиваю потуже пояс и босиком выхожу из ванной комнаты.

— Проходи на кухню, завтрак готов, — раздается из глубины дома голос хозяина.