Назло (СИ) - Сурмина Ольга

На кухне горел свет, а безэмоциональный Хоффман что-то переворачивал на сковородке:

— Добрый вечер.

— Да, привет-привет. Ты прямо Соник, я только с постели встать успела, — она выдавила из себя дружелюбную улыбку.

— Кто? — Райт покосился на нее, подняв бровь.

— Забей. Слушай, ты когда-нибудь был ребенком, а? — ее лицо сменилось. Губы вытянулись в нитку и растянулись в стороны, а глаза разъехались, как у лягушки.

— Нет, я таким родился. — Кажется, впервые за долгое время девушка увидела, как его поджатые губы сменила мягкая, дружелюбная улыбка.

— Тяжело твоей маме пришлось… — Хелен кашлянула. Выражение ее лица стало еще тупее: — Что жаришь?

— Мясо. Любишь мясо?

— Ну да, а кто не любит…

Тина не любила. Она вообще была вегетарианкой, но отчего-то Хоффман сегодня об этом даже не вспомнил. Его тело было отягощено другой странной эмоцией, которая накалялась в шее, чувствовалась в кончиках пальцев и усиливалась внизу живота. Эта эмоция ему, безусловно, нравилась, хотя он и не мог ее никак классифицировать. Он поймал себя на мысли, что до этого дня вообще не ощущал такого, и по внешним проявлениям сравнивал это с реакцией от морфина, вколотого его больным пациентам.

То, что с ним случилось его больше не беспокоило. Даже то, что до расставания с бывшей он был другим человеком. Ответственным работником, любящим мужчиной. Даже близость у них с Тиной была такой же нежной и ласковой, наполненная пониманием и взаимным согласием. Райт не мог понять, отпустил ли он то время, но думать о нем о больше точно не хотел.

— Я спать короче. Клевый ужин, спасибо. — Хелен похлопала глазами, проглотив едва прожеванный кусок говядины, размером с ее ладонь.

— В пол восьмого? — у Хоффмана дрогнул уголок рта. Было похоже на нервный тик, или на другое отклонение, потому как в любом случае выглядело не естественно.

— А. Ага, ну, ну да, я притомилась.

— Сидеть целый день дома? И вправду. Очень утомительно. — Райт странно улыбнулся. Так, когда губы расплываются в улыбке, а глаза остаются недвижимы. Возможно даже слегка фальшиво. Он поднялся, медленно зашел за спину соседке и положил ей руки на плечи. Странное чувство эмоционального морфина не проходило, даже наоборот, оно обретало форму и катализировалось. Дыхание учащалось, — ладно. Иди, я буду в ванной. Стучи если понадоблюсь.

«Не понадобишься» — подумала Хел, едва заметно закусывая нижнюю губу, но вместо этого медленно кивнула.

Холодный душ немного привел в себя молодого мужчину, но он все еще чувствовал себя странно. Мокрые волосы липли к спине, капли скатывались по телу и ударялись о днище акриловой ванны. Он тряхнул головой, накинул на себя полотенец и вышел. В квартире было жарко, но приятно, по телу пробежала мелкая дрожь, а затем прошла волна влажной, неконтролируемой теплоты. Темнота. Везде в комнатах было темно и тихо, и только частое, прерывистое дыхание разрывало эту тишину.

День 17

Ему снились тяжелые сны. И все были отрывистые, непонятные, сумбурные. Он видел рот, наполненный слюной, синие губы, голое, женское тело, лежащее на полу в луже какой-то черной жиже. Видел свою больницу, мертвых людей и лавку с мороженным, где продавали свиные органы. Больное сознание рождало все больше и больше странных иллюзий, пока не зазвонил будильник. Хоффман медленно раскрыл глаза, привстал, и вновь почувствовал это, но за ночь это чувство трансформировалось. Он полностью владел собой, поэтому быстро встал, накинул халат и вышел на кухню.

Хелен сидела за столом, пила какой-то дешевый чай и жевала булку. Увидев своего соседа, она вскинула брови и медленно кивнула:

— Утро!

— Не говори с набитым ртом. Подавишься, — немного задумчиво и отстраненно произнес Райт. Казалось, он обдумывал каждое слово. Девушка силой проглотила большой ком теста, и весело спросила:

— Опять на работу?

— Нет. Сегодня дежурит другой врач, так что я целый день буду дома. А что ты ешь?

— Это большущая безвкусная булка, но с чаем ничего. Ну, в смысле раньше она была большой. — Хел потупила глаза, затем встала и вытерла сальные руки о белую майку-алкоголичку.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Понятно. Я не могу на это смотреть. Идем в кафе, я тебя покормлю. — Хоффман выдавил улыбку, но она была больше похоже на сконфуженную гримасу.

— Не, я пас, спасибо. Если честно мне лень, и потом я уже поела. Но спасибо, да. — Она встала, потянулась и было пошла выходить из кухни, как он схватил ее за запястье, дернул на себя и резким движением прижал к своей груди. — А если я буду настаивать?

— Э! Мы это уже проходили! — ее тело за пару секунд вновь наполнилось рефлекторным отторжением. — Убери руки сейчас же! Что, опять? Хочешь меня? — последние слова она сказала тише, как будто боялась, что кто-нибудь услышит.

— Да, хочу. — Сказал он совершенно без эмоций, со слегка прикрытыми глазами. — Помыть. Потому что мы идем в кафе. А я не хочу, чтоб люди за спиной смеялись, увидев со мной такое чучело. — Не дожидаясь ответа он запихнул ее в ванную и резко закрыл за ней дверь, едва ли слыша из-за нее недовольные вопли. Повернувшись спиной к ближайшей стене, он оперся на нее, и шумно выдохнул, поднимая лицо к потолку.

Она вышла из ванной через час. Мужчина уже сидел в коридоре, полностью одетый, и изучал узоры на обоях. Хелен была в полотенце, ее волосы, как и ожидалось, стали мокрыми насквозь, их как будто их даже не промокнули, и не вытирали. Его соседка дрожала и ненавидящим взглядом сверлила своего соседа.

— Тебе холодно. — как утверждение сказал Райт, и на минуту завис. Он явно не знал, что делать.

— Д-да, д-дубина. Окно за-закрой, — она прошла к себе в комнату и обернулась плетом, в то время как Хоффман закрыл там окно.

— Мне начинает казаться, что ты просто издеваешься надо мной. Давно. — Он сказал это с каким-то странным лицом. Внимательным, но при этом отстраненным. Как будто он смотрел сквозь девушку и разглядывал складочки на ее постели. — И, если это подтвердиться, поверь, я найду как тебя наказать.

— Во-первых это ты надо мной издеваешься, а во-вторых ты что, мне угрожаешь? — Хел поджала губы, и кинула на соседа презрительный взгляд, однако, секундой позже ее выражение лица сменило непонимание и страх.

— Считай как хочешь. Двадцать минут тебе, я жду. — С этими словами он вышел из комнаты. Сердце билось, пальцы на руках вздрагивали, а глаза бегали, без возможности сконцентрироваться на одном объекте. Неужели ему хотелось, чтобы она над ним издевалась? Чтоб провоцировала его? Да, хотелось. Безусловно хотелось. Больше всего, что он сейчас чувствовал, ему хотелось, чтобы все это она делала специально. Чтобы был повод, оправдание перед самим собой. Оправдание его собственному наркотическому чувству и это странному, местами неадекватному поведению. Хоффман вздрогнул, когда почувствовал у себя на плече ее руку, и услышал короткий шепот: «я собралась».

Она выглядела не лучше и не хуже, ровно, как и все остальные… подростки? Сидела в кафе, ковыряла вилкой салат и непонимающе озиралась вокруг. Есть не хотелось, не то что бы та булка была сытной, просто не было аппетита. Вокруг вертелись официанты, отдыхали и разговаривали люди, а напротив нее сидел Райт, смотря прямо ей в глаза без каких-либо эмоций:

— Ешь, это вкусно.

— Да, да, сейчас, — она неловко отвела взгляд и наколола какой-то незнакомый овощ себе на вилку. Мужчина, увидев это, улыбнулся. Хелен, немного нервничая, улыбнулась ему в ответ: — а ты? Ты будешь есть?

— Наверно нет. Я просто выпью кофе.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Я… я могу сама за себя заплатить. — Внезапно выдала девушка.

— М, не стоит, это я ведь тебя пригласил. — Лицо мужчины тут же разъехалось в саркастичной улыбке. — И потом, чем тогда ты будешь платить за аренду? — Внезапно он осекся. Ему в голову пришла гениальная мысль. — А вообще, как хочешь. В любом случае я тебя пригласил, но если ты так хочешь, показать свою самостоятельность…

— Знаешь. Я люблю халяву. Но сейчас мне так хочется убрать эту ухмылку с твоего лица, поэтому я скажу — заплачу сама. Мне все равно не хватит денег уплатить следующий месяц аренды, так что я съезжаю. Ты, наконец, получишь то, чего так хотел — покой и одиночество.