Зачем тебе любовь? - Наталья Потёмина

– Да ну? – удивилась Ленка.

– Вот тебе и ну, – ответил Серый. – Может, соблаговолите дать нам короткое интервью?

– А ты что, теперь совсем на телевидение перебрался?

– Давно уже, – как-то неопределенно сказал Серый. – Мотаюсь на старости лет, как цветок в проруби.

– Прям уж и цветок?

– Ну что-то вроде, – усмехнулся он. – Так как насчет интервью?

– Да пошел ты... – рассердилась Ленка. – Ты же знаешь, что только от одного вида камеры у меня сводит скулы и наступает лицевой паралич.

– Правильно тебя выгнали из театра, – засмеялся Серый, – какая из тебя актриса!

– А ты все не меняешься, – обиделась Ленка, – такой же злой.

– Я не злой, я справедливый, – парировал Серый, – но ты же понимаешь – все что ни делается, все к лучшему.

– Сергей Алексеевич, – окликнул его один из таскавших аппаратуру, – вы скоро?

– Да что вы как маленькие! – обернулся к ним Серый. – Идите в гостиницу, устраивайтесь, я вас догоню.

– А мы что здесь встали? – Ленка вдруг ощутила на себе липкую влажность джинсов. – Пойдем тоже, а то я дуба дам в этих чертовых Дубках.

У стойки администратора собралась довольно большая толпа, и Ленка, предварительно чмокнув Серого куда-то в ухо, попрощалась с ним и побежала к себе переодеваться.

Дверь в ее номер была открыта, и еще с порога Ленка увидела свою соседку.

– Вы Бубенцова? – спросила маленькая коротко стриженная блондинка, уютно расположившаяся на выбранной Ленкой кровати.

Ленке ничего не оставалось, как ответить утвердительно.

Вечер не принес новых впечатлений. Серый и Игорь пропали оба, как сквозь землю провалились. Не факт, что они провалились туда вместе, но, учитывая их давнее, еще со студенческой скамьи знакомство, этот вывод напрашивался сам собой.

Люба Курочкина, так звали Ленкину соседку, сразу прониклась к ней необъяснимым доверием. Она всюду ходила за Ленкой и приставала к ней с разнообразными неприличными предложениями:

– А не сходить ли нам в город с целью обозреть местные достопримечательности?

Или:

– А в парк, посидеть в тиши деревьев с томиком Пастернака?

Или:

– А в бар, выпить бокал золотого, как небо, шампанского?

Или:

– А в боулинг, познакомиться с местными пастушками?

Ленке хватило получасового общения с Любой Курочкиной, чтобы понять, как ей крупно повезло. Покой и раньше Ленке только снился, а теперь уж точно он ей не грозит. А может, это тоже к лучшему?

Ленка вспомнила неожиданную встречу с Серым и улыбнулась:

– Шампанское, говоришь?

– Ага, – захлопала зелеными ресницами Курочкина, – так, понимаете ли, хочется почему-то чуть-чуть напиться.

– Понимаю, – не очень охотно откликнулась Ленка, но предложение, в общем и целом, показалось ей небезынтересным.

Для того чтобы попасть в бар, нужно было спуститься вниз и пройти до конца длинного, похожего на бомбоубежище коридора. Ленка с Курочкиной шли вперед по стрелкам-указателям, наступая на нарисованные на полу разноцветные пятки.

Бар оказался небольшим и очень уютным. Местные декораторы, не особенно утруждая себя, оформили его в незатейливом ковбойском стиле. Дубовая барная стойка, тяжелые, обитые потертой кожей стулья, кованые, стилизованные под старину светильники, по периметру расставлены собранные со всей округи сундуки, а по стенам живописно развешаны подковы, хлысты и уздечки.

На немногочисленных посетителей появление Ленки и Курочкиной не произвело особого впечатления. Только одинокий темноволосый ковбой, сидевший у стойки, оглянулся и, ненадолго задержав на них оценивающий цепкий взгляд, тут же отвел глаза.

– Занимай столик, – скомандовала Ленка.

Но Курочкина увязалась за ней и, подойдя к бару, стала вслух изучать меню:

– Ой! И сливочки есть такие мяконькие. И клубничка откуда-то взялась свеженькая. И кофе на песочке варите, да? Прямо в турочках? Какая приятная, я бы сказала даже, неожиданность! Пожалуйста, мне черный кофе с тремя кусочками сахара, шоколадку с орешками, клубничку со сливочками и бокал сладкого, очень сладкого шампанского.

– А ничего, если я сейчас пукну? – вежливо поинтересовалась Ленка.

От недолгого, но довольно тесного общения с Курочкиной у Ленки появилось скромное, но непреодолимое желание ошеломить Любку каким-нибудь ненавязчиво грубым замечанием, чтоб хоть на короткое время унять ее нездоровый, набивший оскомину романтизм.

– Я что-то не так сказала? – обиделась Курочкина.

– Да ладно, не парься. – Ленка безнадежно махнула рукой и обратилась к барменше: – Все, что перечислила барышня, – дважды, и пятьдесят граммов коньяка прямо сейчас.

Пока барменша хлопотала с заказом, Ленка, прислушиваясь к своим ощущениям, цедила коньяк. Не «мартель», конечно, подумала она, но могло быть и хуже.

– Что вы пьете? – проявил интерес ковбой.

– Коньяк, – не удостоив его взглядом, ответила Ленка.

– Ну и как?

– Пить можно.

– Будьте добры, мне тоже граммов пятьдесят, – попросил он барменшу, указывая на Ленкин порядком опустевший бокал.

– Вот только все брошу, – ласково пообещала тетка.

– Ничего-ничего, я подожду, – улыбнулся парень и, обращаясь к Ленке, представился: – Меня зовут Эд.

– Прям так и Эд? – усмехнулась Ленка.

– На самом деле Эдуард, – застеснялся парень, – но друзья зовут меня Эдом.

– А я буду звать Эдиком, – сказала Ленка, чувствуя, как привычное тепло растекается по ее желудку. – Не возражаешь?

– Эдик так Эдик, – легко согласился парень и, тоже перейдя на «ты», спросил: – А ты кто?

– А я Прекрасная Елена.

– Я буду звать тебя просто Ленкой, не возражаешь?

– У-у-у ты какой! – восхищенно протянула она, неловко сползая со стула. – Тогда помоги мне, Эдик, а то я за один раз все это не унесу.

Любка уже заняла удобный столик в углу зала, и не успел Эдик поставить фужеры с шампанским, как она, словно испугавшись, что он разгрузится и тут же отчалит, протянула ему через весь стол руку и первая представилась:

– Любовь!

– Очень приятно. – Эдик театрально склонился над ней, но в последний момент не поцеловал, а только дружески тряхнул ее руку. – Эдуард.

– Боже, какое романтичное имя! – защебетала Курочкина. – Такое мощное, брутальное, мужское! Можно я буду называть вас просто Эдом?

– Да как вам будет угодно! – не стал возражать тот, стрельнув на Ленку темными, чуть раскосыми глазами.

Из последующего совместного разговора выяснилось, что Эд приехал покорять Дубки из Ташкента. Вернее, он сначала прибыл покорять Москву, а потом, после двух отборочных конкурсов, угодил прямым ходом в Дубки. Мама у него была узбечка, а папа русский, или наоборот, Ленка не запомнила. Во всяком случае в Москве у Эдика проживала многочисленная узбекская родня, у которой он останавливался по очереди.