Запрещённая реальность. Книги 1-10 - Василий Головачёв

Начальник ГУБО смотрел на гостя иначе. Не без сомнений, но с интересом, прикидывая, соответствует ли данная агенту характеристика первому впечатлению. Перед ним на экране дисплея светилась страница личного дела Матвея Соболева, где, в частности, было написано: «Идеалист. Лишен чувства страха. Уверен в себе. Не теряет надежды в безнадежнейшей ситуации. Не терпит контроля. Свободен от шаблонов мышления. Сдержан. Вынослив. Склонен к риску. Чем сложнее проблема, тем смелее действует. Интуиция развита до экстраспособностей. Любит смотреть на огонь и дождь».

Ивакин, конечно, дал не полную информацию о своем человеке, но вполне достаточную, чтобы его оценить.

– Присаживайтесь, – кивнул на кресло в углу кабинета Зинченко. У него был интеллигентный баритон, в отличие от хрипловатого баса начальника управления.

Все трое уселись вокруг журнального столика с пепельницей. Начальник ГУБО был одет в итальянский летний костюм песочного цвета и кросс-туфли, а его заместитель – в серо-коричневую пару: узкие брюки и рубашку на «молнии» и кроссовки «Адидас». Сам Матвей не одевался броско, и судить по одежде о работниках спецслужб не стоило.

– Вас поставили в известность о характере работы? – задал вопрос начальник ГУБО.

Матвей молча кивнул.

– И все же я напомню основные узлы материала. За последние три месяца в работе управления наметился сбой: произошло четыре крупных провала и несколько странных эпизодов, позволяющих говорить о контроле над деятельностью управления. Есть подозрение, что один из наших сотрудников довольно высокого ранга работает на Купол. Или на небезызвестную всем организацию «Стопкрим», которую чаще называют «Чистилищем». Хотелось бы выяснить, кто именно. Кроме того, деятельность «Чистилища» на грани нарушения закона. Если его не остановить, может произойти нечто, напоминающее тотальное истребление инакомыслящих, виновных и невинных. Причем вину берется определять само «Чистилище», что приводит к абсолютной узурпации власти, к тирании самосуда, суду Линча. – Медведь выжидающе глянул на Соболева, но тот по-прежнему молчал.

– Добавлю, что ситуация складывается чрезвычайная. Если цель Купола – абсолютная власть – корыстна, то цель «Стопкрима» – всеобщая справедливость – благородна. Однако достичь ее террором, ликвидацией скомпрометировавших себя чиновников или мафиози невозможно, история знает подобные примеры.

Матвей и на этот раз промолчал.

– Ваша же цель, – продолжал начальник ГУБО, – в отношении «Чистилища» – выйти на его руководство, определить возможности, связи, планы, методы работы и сообщить нам. Мы же предадим все это огласке, дабы и другим неповадно было. Помощь окажем любую, только попросите. О связи и конкретных шагах договоритесь с моим заместителем, которому я доверяю больше, чем себе. Контактировать будете только с ним. На расходы для оперативных нужд вам выдадут десять «лимонов». Что касается оплаты ваших услуг, назовите сумму.

Матвей поднял брови:

– По закону Русакова, думающий получает меньше делающего, а делающий – меньше пользующегося. К какой категории вы относите меня?

Руководители ГУБО переглянулись, Медведь хмуро улыбнулся:

– Вы подходите под все три.

– Вот и оцените сами. Я не чистый идеалист, как написано обо мне в рапорте, просто существуют определенные нравственные нормы, которые я уважаю. Конечно, живем мы в реальном мире, где профессионализм не всегда оплачивается по достоинству, но хотелось бы все это изменить.

– Ясно. Позиция вполне приемлема, мы договоримся. – Медведь глянул на зама: – Николай Афанасьевич, ознакомьте его с подробностями дела. Будьте добры предоставить любую дополнительную информацию по требованию, независимо от грифов секретности.

Зинченко кивнул.

Начальник ГУБО еще раз прошелся взглядом по фигуре Матвея, попрощался, собираясь уйти, но Матвей его остановил:

– Хочу все же предупредить. О моем участии в работе управления никто не должен знать, кроме вас. В случае утечки информации я буду знать, что виноваты вы оба.

Зинченко с иронией глянул на Медведя. Начальник ГУБО хмыкнул.

– И что тогда?

– Я выйду из игры, уничтожив источник утечки.

Слова Матвея произвели впечатление, только не то, какое он ждал. Впрочем, ему было на это наплевать.

– Вы не переоцениваете себя? – мягко спросил Зинченко.

– Боюсь, это вы недооцениваете меня. Вы оба мне симпатичны, и я надеюсь на хороший контакт. Теперь к делу.

Руководители управления обменялись взглядами, и Медведь ушел, не сказав больше ни слова.

Через сорок минут контору «малого предприятия» покинул и Соболев. Он узнал достаточно, чтобы начать действовать. Интуиция подсказывала, что работа с «губошлепами» окажется непредсказуемой по результатам, зато интересной: светил выход на высшие эшелоны власти, защищенные многими и многими хитроумными службами и комбинациями юридически безупречных поправок к законодательству. Плюс прибранная к рукам прокурорская рать и исполнительная власть. Плюс развитый кретинизм толпы, которой можно скормить любую ложь и которая терпит и любит тиранов больше, чем умных и добрых руководителей.

Отвратительное время и отвратительная правда об этом времени, вспомнил Матвей слова отца. В чем-то старик был прав, хотя жил в иные времена и в иных условиях.

ПУНКТИР РАЗГОНА

В два часа Матвей оставил машину на Ломоносовском проспекте напротив филфака МГУ и отправился искать Кристину. Он не договаривался с ней о встрече, но найти ее не составило труда – первокурсники деятельно готовились к экзаменам все вместе, продолжая занятия и консультации. Кристина Олеговна Сумарокова проходила по спискам третьей группы. Матвей отыскал аудиторию, где занималась означенная группа, и приоткрыл дверь.

Видимо, преподаватель ушел или еще не приходил, потому что студенты, человек десять юношей и столько же девушек, оживленно вели дискуссию. Речь шла о вкладе диссидентов, русских писателей за границей, в мировую культуру. Больше и красноречивее всех говорил красивый смуглолицый парень с шапкой курчавых волос, но спорили с ним только девушки, парни предпочитали бросать реплики и апеллировать к девушкам. Кристина в споре не участвовала, хотя курчавый довольно часто к ней обращался, как бы приглашая присоединиться к его мнению. Заметив Матвея, она вскочила и выбежала в коридор, не обращая внимания на возглас подружки: «Крис, ты куда?» – и на взгляд курчавого оратора. Встречи она не ожидала и явно обрадовалась. У Матвея дрогнуло сердце: