Россия в эпоху Петра Великого. Путеводитель путешественника во времени - В. Зырянов

– И зачем, батюшка, – пеняла государю хозяйка, – самому тебе так трудиться? Разве не мог ты послать для осмотра караулов кого-нибудь другого?

– Когда часовые могут изменять, то кто же лучше испытать-то может, как не я сам? – отвечал Пётр.

На другой день состоялся приказ по полку: часового-изменника повесить, и, провертя два взятых им за пропуск рубля, навязать их ему на шею, а другого часового произвести в капралы и пожаловать десятью рублями, предложенными ему накануне».

Помимо многолетней Северной войны, против строительства города работал тот факт, что Петербург был чрезвычайно удален от всех основных центров России. Путь до Москвы был не только утомителен, но и опасен. В апреле 1723 года французский посол Жак де Кампредон истратил на дорогу тысячу двести рублей, потопил восемь лошадей и часть багажа и через целый месяц пути доехал из Петербурга в Первопрестольную совершенно больным. Тракт между двумя столицами длиной 778 километров строился 34 года, с 1712 по 1746 год.

Скверные дороги постоянно усложняли поставки продовольствия в Петербург. Население «парадиза» всё время находилось под угрозой голода, и поэтому цены на продукты, дрова и самые необходимые предметы потребления были чрезвычайно высоки. Датский посланник Юст Юль писал в своих записках, что в 1710 г. «…в Петербурге все было дорого, а съестных припасов порой и вовсе нельзя было достать». И далее: «Большого труда и издержек стоило мне добывать необходимое на каждый день продовольствие». В 1716 году цены в Петербурге были в три раза выше, чем в Москве. В июне 1721 г. Сенявин писал в полицию, что работающие в Летнем саду «сегодня превеликим криком кричали, что помирают голодною смертию». Для того чтобы предупредить возможные беспорядки, городским властям неоднократно приходилось прибегать к политике установления твердых цен на продукты питания.

Все эти препятствия требовали от людей новых и новых жертв, вызывали недоумение и страх. Сохранилось предание об одном финском крестьянине, решившемся оспорить идею императора построить город на Неве. Он якобы сказал царю: «Государь, вы не должны строить здесь город. Рано или поздно если не сами вы, то наследники ваши раскаются в этом. Через каждые десять или по большей мере двадцать пять лет в этом месте бывают такие страшные наводнения, что после них не остается в целости ни одно строение».

Гораздо страшнее для Петра было предсказание-заклятие, которое молва приписывала опальной царице Евдокии Лопухиной: «Петербургу пусту быти!» Эти же слова повторил царевич Алексей во время пыток в казематах Петропавловской крепости. Подобное пророчество часто повторяли священники с церковных кафедр. В одном из протоколов Тайной розыскных дел канцелярии 1722 года рассказывается, будто в трапезной Троицкой церкви «стучал и бегал невидимый дух». Его слышал псаломщик Максимов, и в другой раз – солдат Зиновьев, и потом – часовой Данилов. Вскорости весь соборный причт и «утреню и обедню провели в толках о странном привидении». «Никто другой, как кикимора», – говорил поп Герасим Титов. «Не кикимора, – в пику ему утверждал дьякон Федосеев, – а возится в той трапезе… черт». – «Что ж, с чего возиться-то черту в трапезе?» – «Да вот с чего возиться в ней черту… Санкт-Петербургу пустеть будет».

За подобные рассказы сурово наказывали, но тем не менее слухи о скорой гибели Петербурга упорно продолжали бытовать. Нарастало социальное напряжение. В разных концах России появлялись люди, готовые с оружием в руках воплотить в жизнь пророчество Лопухиной. В 1723 году Лефорт доносил своему королю: «Шайка из девяти тысяч разбойников, с атаманом, отставным полковником, забрала в голову сжечь адмиралтейство и другие учреждения Петербурга и избить иностранцев. Из них тридцать шесть были захвачены, посажены на кол и повешены за бок… Мы накануне какой-нибудь неприятной катастрофы; нищета увеличивается с каждым днем; улицы полны родителей, стремящихся продать своих детей. Приказано не подавать ничего нищим; куда же им деваться, как не идти грабить по большим дорогам».

В конце 1720-х годов в городе появился некий пророк, который заявил, что 23 сентября 1729, «к зачатию Предтечи», с моря хлынет потоп на Петербург, выше всех былых вод, и смоет его с лица земли. Внук царя-реформатора, император Пётр II, вероятно не желая испытывать судьбу, поспешил вернуть столицу обратно в Москву. Обещанной погибели «столицы Антихриста» в заявленный день не произошло, и уже в мае 1730 года новая императрица Анна Иоанновна заявила о намерении снова перенести двор в Петербург.

Казалось, что мистическое провидение противостоит замыслу первого российского императора. Однако неутомимый Пётр вопреки всему всё равно начал неравную борьбу против природы и обстоятельств. Эта борьба стоила царю, горожанам и всей России колоссальных сил и напряжения.

Великое строительство

Принято считать, что Петербург стоит на костях. Многие твердо убеждены, что десятки тысяч согнанных со всей России подневольных строителей положили свои жизни в отчаянной борьбе с природой при строительстве новой столицы. Это укоренившееся заблуждение имеет давнее происхождение. Первыми, кто сообщил миру о массовой гибели участников великой стройки начала XVIII века, были иностранные современники петровских преобразований.

Пленный шведский офицер Ларс Эренмальм писал, что при строительстве Петербургской крепости за 1703–1704 гг. «было погублено свыше 50–60 тысяч человек». Датский посланник Юст Юль в 1710 г. отмечает в записках, что при сооружении Петропавловской крепости «от работ, холода и голода погибло, как говорят, 60 000 человек». Француз Обри де ла Мотрэ в 1726 году записал, что в Петербурге погибло 80 000 строителей. Фридрих-Христиан Вебер утверждал, что в первые годы «погибло едва ли не сто тысяч человек, поскольку в этих пустынных местах ничего нельзя было получить за деньги; обычный подвоз часто также не поступал вовремя из-за противных ветров на Ладожском озере, и это непоступление тоже причиняло большие беды». В другом месте он же писал следующее: «Это как бы бездна, в которой изнемогает и гибнет бесчисленное множество русских подданных. Люди, знающие основательно это дело, уверяют, что при возведении крепости в Таганроге… погибло более 300 000 крестьян, и еще более на Петербургских и Кроншлотских работах, частию от голода, а частию вследствие болезней, развившихся от болотистой почвы». Англичанин Ф. Дэшвуд в 1733 г. отметил, что при строительстве Петербурга и Кроншлота погибло 300 000 человек. Польский поэт Адам Мицкевич писал:

…царь среди болотСтал и сказал: «Тут строиться мы будем!»Вогнать велел он в недра плавуновСто тысяч бревен – целый лес дубовый,Втоптал тела ста тысяч мужиков,И стала кровь столицы той основой…

Археолог А. Д. Грач, много лет посвятивший систематическим раскопкам в местах, которые традиционно считались массовыми захоронениями первых строителей города, никаких братских могил не обнаружил – чаще всего это были выгребные ямы начала XVIII века, в которые закапывались пищевые отходы, в основном кости коров, свиней и баранов, которыми кормили занятых в строительстве работников. Нет сведений о высокой смертности среди «работных людей» и в архивах.

Работу осуществляли сезонные рабочие, которые были мобилизованы из числа крепостных и государственных крестьян из разных губерний на период одной смены. Они валили лес, рыли каналы, укрепляли берега, строили дома и осушали болота. Строительство города первоначально происходило в три смены: первая – с 25 марта по 25 мая, вторая – с 25 мая по 25 июля, третья – с 25 июля по 25 сентября. В период с 25 сентября по 25 марта работы практически не велись. С 1708 года было решено перейти на двухсменную работу: с 1 апреля по 1 июля и с 1 июля по 1 октября. Каждый год запрашивалось разное количество рабочих. В 1712 году было затребовано 28 800 работников, а явилось только 18 532. В 1714 году затребовано 32 253, а прибыло только 20 322. В 1715 году из 32 352 затребованных людей пришло 18 366. Труд строителей оплачивался – работник получал 1 рубль в месяц. 50 копеек из этой зарплаты уходило на «хлебное жалованье», то есть на питание во время работы, 50 копеек он получал после окончания работ. Чуть позже жалованье стали выдавать полностью деньгами.

Рабочий день при постройке Петропавловской крепости длился 15–16 часов, из них 12–13 часов отводилось на работу и 3 – на отдых. Схожий распорядок был и на других участках работы. 10 апреля 1704 г. Меншиков издал следующую инструкцию по строительству Петропавловской крепости:

«1. Работным людям к городовому делу велеть ходить на работу как после полуночи 4 часа ударит или как из пушки выстрелят, а работать им до 8 часа, а со 8-[ми], ударив в барабан, велеть им отдыхать полчаса, не ходя в свои таборы… 2. После того работать им до 11 часов, а как 11 ударит… чтоб с работы шли… и велеть им отдыхать два часа. 3. Как час после полудня ударит, тогда иттить им на работу, взяв с собою хлеба, и работать велеть до 4-х часов после полуден, а 4 часа ударит велеть им отдыхать полчаса з барабанным о том боем. 4. После того иттить им на работу и быть на той работе покамест из пушки выстрелено будет».