Царевна-лягушка для герпетолога - Оксана Токарева

Накануне Левушка вместе с новой свирелью принес на бузинном веретене пахнущую травами льняную пряжу, рядом с которой создавалось почти такое же ощущение древности и первозданной силы, как с дяди-Мишиным каролингом.

Присутствие заговоренного суровья и причастность к тайне не помешали нам с Левой душевно порепетировать. Мы решили на госе сыграть дуэтом, тем более что в аутентичной записи явственно прослушивалась втора. А потом я его долго гоняла по творчеству Шопена, наигрывая на фортепиано фрагменты из мазурок, вальсов, ноктюрнов. Наш вещий друг, выиграв конкурс, рисковал завалить сессию, ухитрившись не выучить историю музыки.

— Ну и зачем нам, духовикам, этот ваш Шопен, — изнывал Лева, в очередной раз приняв ля-мажорную прелюдию за мазурку. — Вы же, пианисты, не изучаете Паскулли и Холлигера! Вы просто этих композиторов не знаете.

Впрочем, с моей помощью угадайку по Шопену он все-таки выучил и экзамен более или менее сносно сдал, о чем мне и доложил, не забыв поинтересоваться, что получилось с кроснами.

— Ты, надеюсь, пряжу, которую я принес, не трогала? — спросил он, понизив голос.

— Да уж хватило ума, — сварливо ответила я, разбирая и сматывая мулине.

В конце концов, Лель мог бы и предупредить. Впрочем, спрашивать я ничего не стала и, готовясь к утренней репетиции, пораньше легла спать. А поутру обнаружила на заправленных заново кроснах изрядный кусок сурового небеленого полотна. И в дипломном сборнике появились правки, на которых настаивал мой научный руководитель, а я не знала, как сделать, чтобы не нарушать голосоведение.

— Да ты, Машка, у нас и вправду рукодельница, — не заметив подмены пряжи, похвалил работу отец. — Если цивилизация погибнет, не пропадешь!

— А как сделать, чтобы цивилизация погибла? — заинтересовался Петька, который, почистив террариум питона, загружал в муфельную печь сброшенную во время линьки шкуру.

Иван недавно объяснил младшему, как происходит минерализация органических веществ, и Петька теперь увлеченно занимался озолением любой подвернувшейся под руку органики. Так что я всерьез опасалась за мамины комнатные растения, а в особенности за Левину пряжу и перья из ловца снов.

— Цивилизацию мы губить не будем, — в корне пресек Петькины злодейские планы отец. — Но, если китайцы и индусы со своим ширпотребом объявят нам бойкот, мы заведем овец, вырастим на участке лен, и твоя сестра нас всех оденет в натуральные домотканые порты.

Петька задумался, видимо, пытаясь представить, а я почувствовала, как из-за незаслуженной похвалы у меня горят уши.

Где и как Василиса научилась ткать, я даже не пыталась спрашивать. Из лягушачьей шкуры захочешь выбраться — не таким крестиком вышивать научишься. Планшетом она больше не пользовалась, в сборник вложила записку, в которой просила ей в сетях и мессенджерах не писать. Присутствия подруги в комнате я даже не почувствовала, проснувшись на том же боку, на котором и засыпала. Хотя вроде бы ловец снов висел в Ваниной комнате. Другое дело, что я понятия не имела, какие травы и где припрятал скрытный Левушка.

Впрочем, обижаться на друга я точно не собиралась. После его возвращения о ночных ужасах и назойливых звонках по поводу малагасийской радужной мы просто забыли. Даже форточки перестали закрывать. Благо май выдался на редкость теплый, а с улицы вместо привычной вони выхлопных газов доносились нежное благоухание сирени и свежий весенний запах молодой зелени, к которым, или это мне казалось, примешивался еле уловимый аромат Левушкиных трав. А по улицам не стелился гнилостный тлетворный туман, а кружила белая кипень облетающего яблоневого и вишневого цвета. Под окнами горланили воробьи, в парках пробовали голоса соловьи и зяблики. И все эти звуки и ароматы прославляли жизнь и любовь.

Мы с Никитой после репетиций и зачетов целовались в кино на последнем ряду. А потом я шла в Академию разучивать с Левушкой гобойный концерт Баха. Тигрис вскакивал на окно, нюхал воздух и требовал отпустить его к пушистым невестам. Отец ругался, грозил кота кастрировать, но потом сжалился и отвез на дачу. Тигрис, по словам мамы, моментально пустился во все тяжкие, возвращаясь домой то с расцарапанной мордой, то с разорванным ухом.

Впрочем, в весенних турнирах всегда находились пострадавшие, и Ваня даже как-то принес домой подбитого селезня. Бедняга не рассчитал силы, вступив в бой с более крепким и опытным соперником, и брат его спас от верной гибели. Ванечка и в детстве отбирал на даче у Тигриса и выхаживал лесных птиц, таскал домой голубей, а в прошлом году освободил из браконьерских сетей молодого щуренка.

Селезень прогостил у нас недолго. Отлежался пару дней, оклемался да и улетел, провожаемый Ваниным напутствием найти добрую подругу. При этом брат улыбался такой понимающей и даже заговорщицкой улыбкой, какой я не видала у него со времен поездки на конференцию по приглашению профессора Мудрицкого. В последние дни Ваня вообще ходил веселый, слегка рассеянный, и часто, особенно по утрам, на его лице появлялось выражение абсолютного счастья и умиротворения, точно по возвращении после свидания.

Хотя полотно на ткацком стане потихоньку приобретало вид и размер будущей сорочки-исцельницы, я не могла поручиться, что Василиса стоит за кроснами целую ночь. Подсматривать за подругой и братом и тем более осуждать я не собиралась. Какие еще существовали способы разогнать и согреть в жилах стылую лягушачью кровь?

Другое дело, что костлявая навь все равно продолжала бродить где-то рядом окрест и опричь, пытаясь любым способом пробраться в дом.

— Маш, погоди паковаться, тебе тут передать просили, — как-то после выступления подошел ко мне Никита, протягивая сверток с концертным костюмом.

В конце июня после защиты нашему коллективу предстояла гастрольная поездка в Иркутск, Улан-Удэ и Читу. Мы готовили программу песен семейских Забайкалья, а наши костюмеры изучали архивные снимки, придирчиво выбирали фасоны и ткани, пытаясь воссоздать особый, ни на что не похожий традиционный наряд. Вот только в чехле, который я, чуя недоброе, сразу открыла, лежала, красуясь переливами разноцветных шелков, не стилизация, а несомненный подлинник. Сарафан в шесть полос, запон особого покроя и нарядная рубаха. А ведь староверы, строго блюдя свои традиции, достояние предков ни за какие деньги не продавали.

— Кто тебе это передал? — придирчиво глянула я на своего богатыря.

Хотя Никиту в ансамбле знали, и он даже как-то консультировал наших мальчиков по поводу казачьих плясок с саблями, костюмеры вряд ли доверили бы ему такую ценность как костюм, который мы получали строго под роспись. А уж про подлинник и говорить не приходилось. Василиса, ездившая с экспедицией в Большой Куналей, как-то попробовала узнать у коллекционеров цену. Левушкин гобой столько не стоил.