Матросы: Рассказы и очерки - Всеволод Вишневский

— Верно, браток?

Сосед спрашивает:

— Что?

— Жми, говорю, наша сверху! (Брыкнулся, залаял счастливо.) Гав–гав… Ты откуда?

— Москвич.

— Пехота?

— Да.

— Где бывал? Под Воронежем был? А?

— Да.

— Крепко там шили. Ух, чисто!

У Всеволода слово прет, не удержишь, а сам на койке шевелится, дрыгает. Сосед смотрит, а Всеволод говорит — хлещет:

— Мы, понимаешь, нарвались раз. За Купянском. Ну, вот — два шага. Белые. Ох, дали им, ох, дали! А ты в старое время служил?

— Служил.

— А как эту сиделку зовут? Севастопольская, ей–богу. Курить у тебя есть?

— Есть.

Закурил, внутри головы дым пошел. Туманит. Всеволод чешет:

— Месаксуди? «Лимонные»? Мы в Иловайской табаку взяли вагон. Белые бросили. Тоже дали им — крепенько. Был под Иловайской?

— Был.

— Ну вот. Ты партийный?

— Нет.

— Когда обед–то дадут? Есть хочу — кишки пищат. Газеты тут дают, а?

— Дают.

— Люблю. А после тифа когда выписывают? А?

— Как когда.

— Давай, братишка, вместе, ей–богу. Оба и дернем. Тебе в какой полк? Дай еще молочка, а?

Дал.

— Куда тебе, в какой полк, слышь?

Молчит.

— Чего ты?

Молчит. Потом говорит Всеволоду:

— Я сразу хотел вам сказать. Вы как–то не дали. Я… офицер.

— А–а.

Сестренка пришла.

— Латыш живвой. Усё, говорит, в порядке. Но шьто это «усё»? Сыкрэты, а?

И глаза щурит. Веселая баба. А корзинку латыш сберег, значит.

— Сестренка, давай мне молока банку.

Принесла, ставит.

— Ставь не сюда, ставь туда — я должен им… (Кивнул на соседа.)

Поставила соседу.

— Сестренка, и папиросу приволоки. Задолжал им тоже… (Кивнул на соседа.)

Поглядел на дивчину. Моя будешь, радость! Почувствовала. Лапку ей тиснул, притянул к себе:

— Живем, детка. Топай скорей, неси.

Да здравствуют выжившие! Вас ждут и комендант, и эшелоны, и братки. Ешь плотнее! Кто помирает — отдаешь нам порцию. Ходи ножками.

Всеволод идет… Сам… Сам! Уй, ножки подгибаются!.. Врешь, наша сверху. Гробовозам нас не видать! В загробное рыданье, в последнее дыханье трам–та–ра–рам!

Вы, гробовозы, эту мечту про смерть выкиньте.

А отхожее солнцем гружено, одним солнцем. Прет, без всякого! Краску всему дает. Мухи кружатся… Зеленое сверканье! Движенье, жужжанье! Ах, красота!

Полной грудью дышит Всеволод. Восторг! Это не лекарства, не гроб!

Топает ножками Всеволод. На койку… Сестренка волочит папирос коробку — долг покрыть.

— Сестренка, даешь газеты.

— В читальне.

— Тащи сюда, скажи, помираю (и рявкает), гав–гав!

Смеется детка.

— Вот самашечий матрос.

— Уйди, а то сальтамарталь покажу, куколка–а.

Пошла детка.

Газеты есть — какие хочешь. Бумага желтая и розовая, тонкая и коричневая — оберточная. Чудное дело — сколько газет.

— А ну, где сводки?

«Взят Иркутск»… Ффу–ты…

«Занят Мурманск»… Купай их, Вас–ся!

«Взят Екатеринодар. Захвачено около двадцати тысяч пленных». Крой, Вас–ся! Когда выписка после тифа, кто знает?

Ну, глядите на меня — это плохая грудь? Знаете, во флот да в гвардию с какой грудью брали! И кровь перестала сочиться… Выписку!

Жизнь, жизнь есть. Двадцатая моя весна!

Кронштадт

1930 г.

ОЧЕРКИ

ВОЛЖСКИЕ БИТВЫ

Лето 1918 года было знойным, предвещало грозу. И гроза грянула на востоке. В конце мая в Сибири началось контрреволюционное восстание чехословацкого корпуса. Части корпуса, поддержанные белогвардейцами, вскоре захватили ряд пунктов и в Поволжье. Враг наступал быстро…

На Волгу спешат молодые полки Красной Армии. В помощь им создается Волжская военная флотилия. Морякам брошен клич: «На чехов, на белых!» И моряки не заставляют себя ждать.

В Нижнем Новгороде, на территории ярмарки, возникает морской городок. Сюда прибывают эшелоны матросов — почти сплошь черноморцы из Новороссийска. Спешно принимаются за вооружение судов.

Противник нажимает. Уже пала Казань. В Нижнем, не прерываясь ни на миг, кипит работа. Дорога каждая минута. Местные заводы и мастерские все–таки не поспевают с установкой орудий. Матросы почти поголовно кидаются на помощь рабочим. Идет непрерывный боевой субботник. Над гладью Волги стоит стук и скрежет молотов и сверл. Орудия, подтаскиваемые вручную, громыхают по палубам. Вот, разгоряченный, работает организатор флотилии товарищ Н.Г. Маркин, балтийский матрос. Вот подгоняет болты к орудийным установкам механик товарищ Федоров, черноморец…

Приходит новый эшелон с орудиями из Балтики. Конвоиры должны отправиться обратно, в Кронштадт. Но, увлеченные общим порывом, они записываются добровольцами на суда. Помню, как сейчас, звонкий голос одного из них — того, который крикнул нам: «И мы пригодимся!»

Не узнать уже волжских буксиров, служивших еще недавно господам Башкировым — виднейшим судовладельцам на Волге. Буксиры стали военными кораблями. Подняты военные флаги, блестит свежая краска бортов. Стоит вахта. Бравый боцман товарищ Поляков, погибший потом в боях, наводит чистоту на нашем «Ване» («Ваня–Коммунист» № 5),

Наконец суда уходят на фронт. На высоком городском берегу чернеют толпы провожающих. Хор пароходных гудков шлет прощальный привет.

За Нижним, на открытом просторе Волги, загремели наши орудия и пулеметы. Это была предбоевая проба оружия и вместе с тем огневая военно–политическая демонстрация. Красная флотилия гремит. Слушайте все! Идем в бой, закрываем врагу проход по Волге.

Под Казанью началась страда. Дни побед сменялись неудачами. Тяжелая артиллерия противника пенила Волгу, трудно приходилось красным кораблям. Но, несмотря ни на что, готовим ответный удар.

Ночь проходит в тревожном ожидании. Наутро товарищ Маркин предлагает всем, кто не чувствует себя сильным, уходить с корабля. Мы смотрим недоуменно: неужели среди нас найдутся трусы? Два–три человека, пряча глаза, завозились со своими вещами. Зашумела команда: «Сорвать с них матросские ленточки!.. На попятный, сволочи?..» Струсившие остались.

Идем в дело. Снарядов уже остается мало. Противник встречает бодро. Показываются его корабли — «Милютин», «Ливадия» и другие. Расстояние до них уменьшается со страшной быстротой. Наши артиллеристы входят в азарт. Выстрелы частят. Стоит непрерывный грохот. Подана команда взять винтовки: сойдемся, видно, с врагом грудь с грудью.

Наконец время вмешаться и пулеметчикам. Снарядов уже нет. Противник у самого носа. Стоя на открытом мостике, четверо пулеметчиков полоснули белочехов из четырех пулеметов. Ленты с патронами опустошались одна за другой. Из пароотводных трубок пулеметных кожухов хлестал пар. Пулеметчики впились глазами в ближайший корабль противника, который все шел и шел нам навстречу… В боевом упоении они решетили его беспощадно. Над головами свистели осколки вражеских снарядов. Ни черта! Уже палуба пожелтела от расстрелянных гильз. Пулеметные надувальники стали матово–серыми от порохового налета.

Белый корабль все ближе. Сейчас схлестнемся… Что это? Белый корабль вдруг быстро отходит в сторону. А–а, удирает! Не устояли его пушки и пулеметы! Мы строчим из пулеметов вдогонку. С палубы нам что–то весело и грубо кричат. Верно, работа пулеметчиков по вкусу пришлась ребятам.

В неделю мы сломили сопротивление врага, выбили у него из рук инициативу и пробились вперед к деревне Маркваши, ближе к Казани. По ночам видны яркие городские огни, днем в бинокль видна Бакалда — казанское предместье.

27 августа к нам пришло подкрепление: три миноносца из Балтийского моря — «Прочный», «Прыткий» и «Ретивый». Они пришли из Балтики длинным водным путем — по Мариинской системе. Поддержка была очень кстати. А не вмешайся в дело ее присылки сам Ильич — не дождались бы миноносцев.

Дело было так. Продвижение миноносцев задержалось в Рыбинске. Ильич, занятый тысячей государственных дел, учуял опасность этой задержки, оценил положение. Дал краткую телеграмму. Вот они, эти исторические строки телеграммы:

«Рыбинск Комиссару отряда миноносцев Старшему командиру Копия исполкому Совдепа Приказываю самым срочным порядком закончить погрузку орудий, снарядов и угля и незамедлительно следовать в Нижний. Работа эта должна быть выполнена в самый кратчайший срок. Местный Совдеп и советские организации должны оказать полное содействие. Каждая минута промедления ложится тяжелой ответственностью и повлечет соответствующие меры по отношению к виновным. Телеграфируйте исполнение. Председатель Совнаркома Ленин. 23 августа 1918 года».

И уже 27 августа миноносцы были на фронте. Флотилия усилилась. Можно было действовать решительнее.