Всегда бывает первый раз (сборник) - Лариса Райт

– Надо пробовать, – уверенно сказала Паола, энергично тряхнув своей огненно-красной шевелюрой, и протянула Натке салфетку. – А то затопишь Жирону.

В общем, с Паолой было весело. С ней Натка всегда чувствовала себя отдохнувшей и взбодрившейся. Кстати, это четвертое задание как раз могло намекать на то, что с Паолой сегодня она так и не встретилась. Впрочем, подругу вряд ли обрадовала бы перспектива нарваться на очередную смену Наткиного настроения, да и тащиться снова в Жирону желания не было. Куда лучше пройтись, подышать свежим воздухом и подняться наконец по серпантинной дороге, что ведет к вершине древней Вилья-Велья.

Вечерело. Сумерки очень быстро, как это бывает только на юге, сменились абсолютной темнотой. К счастью, в этот момент Натка уже спустилась с горной, скалистой тропинки, по которой срезала путь, на шумную, яркую набережную. Она отмахнулась от продавцов дешевых безделушек, призывно кричащих «Venga!»[15] и «Mira!»[16], и бросила пару монет застывшему за фруктовым прилавком миму. Он того заслуживал. Одетый в зеленый обтягивающий костюм человек с трудом угадывался за прилепленными к нему разнообразными фруктами. У ворот крепости Натка какое-то время постояла в нерешительности, однако когда мимо, беззаботно треща, пронеслась стайка испанских подростков, отбросив сомнения, начала восхождение. Через пять минут она уже была у маяка и думала о том, что в следующий раз обязательно придет сюда днем, чтобы увидеть не только лунную дорожку, но и парусники, и набережную, и балконы с развешанным бельем и цветочными горшками, и буйную южную растительность, и даже свой замечательный дом.

Она решила, что достаточно отдохнула. Несмотря на то что Натка довольно долго шла быстрым шагом, чувствовала она себя прекрасно, будто кто-то извне вложил в нее запас лишних сил. Она ощущала себя готовой ко всему: к очередному заданию, к разговору с сестрой, к встрече с мужем. Натка зашла в открытую на смотровой площадке таверну, чтобы купить бутылку воды, и тут же обнаружила, что к последнему пункту своего списка все-таки не готова. В кафе было пусто. Только за центральным столиком сидел посетитель, который, увидев Натку, изобразил целую гамму противоречивых чувств: изумление, растерянность, стыд, подозрение, гнев и даже радость. Или радость ей все-таки показалась? Натка подошла к столику. А что еще было делать? Убегать глупо. Сделать вид, что не заметила, – поздно.

– Можно присесть? – Она постаралась, чтобы голос прозвучал непринужденно.

– Конечно, – Андрей даже галантно встал, чтобы отодвинуть жене стул.

– Что ты здесь делаешь? – хором спросили они друг друга.

Натка изобразила рукой приглашающий жест, показывая, что уступает мужу первенство.

– Прячусь.

Решил играть в правду? Неплохо. По крайней мере, лишил ее возможности недоверчиво усмехнуться. Она все же решила уточнить:

– От меня?

Андрей помотал головой, вздохнул и посмотрел ей прямо в глаза:

– От себя.

– Понятно, – сказала Натка, которая совершенно ничего не понимала.

– Врешь, – он не преминул воспользоваться предоставленной возможностью недоверчиво усмехнуться. В усталых глазах заплясали совсем не веселые искорки.

– Вру, – согласилась Натка. – Может быть, объяснишь?

Глаза Андрея совсем потухли. Он скривил рот и сказал:

– Где-то я уже это слышал.

– Будь любезен объясниться! – разъяренная Натка размахивала перед лицом Андрея смятым конвертом. Она обнаружила письмо случайно. Просто собиралась постирать джинсы и для порядка заглянула в карманы. А не заглянешь – постираешь купюры, документы или даже зажигалку. Случалось и такое. Вот и конверт с приглашением на работу от испанской фирмы рисковал быть прокрученным в барабане и навсегда утратить свое значение. Но она его обнаружила, а потом обнаружила иностранный адрес, и тогда уже не удержалась от искушения заглянуть в само послание. Оно было написано по-английски, и Наткиного словарного запаса вполне хватило на то, чтобы понять – ее мужу предлагают постоянный (постоянный!) контракт в Испании. – Что все это значит?! – Натка наскакивала на Андрея разъяренной наседкой и постоянно приквохтывала: – Ты! Ты! Как ты… Как ты…Ты вообще… Ты когда? – Связная речь понемногу восстановилась, и она наконец сумела сформулировать то, что интересовало ее больше всего: – Когда ты собирался мне сказать?

Виноватый вид мужа, его глубокая растерянность и тщетные поиски нужного ответа помогли Натке догадаться. Догадка была шокирующей.

– Постой! Ты… ты вообще не собирался мне говорить? Так, да? Я права?

Тяжелый вздох и опущенные глаза Андрея подтвердили ее предположение. Натка сузила глаза и голосом, не предвещающим ничего хорошего, поинтересовалась:

– И, позволь полюбопытствовать, почему?

– А зачем? – Он пожал плечами, посчитав тему для разговора исчерпанной. Натку всегда бесило желание мужа заползать в скорлупу, убегая от откровенных разговоров. И тогда она тоже задохнулась от возмущения:

– Как это «зачем»? Ты собирался решать столь важный вопрос один?

– Чем он такой важный? – Голос спокойный и почти равнодушный. Андрей уже полностью оправился от неожиданной атаки жены. Виноватый взгляд испарился, плечи распрямились, совесть успокоилась. Невозмутимость он разыгрывал настолько искусно, что Натка сама готова была вручить ему Оскара за исполнение этой роли.

– Ты собираешься менять работу… Да какую работу?! Страну! И не считаешь нужным ставить меня в известность?

– Знаешь, Ната, иногда я готов согласиться с твоей мамой. Ты очень любишь строить из себя жертву и делать из мухи слона.

– По-твоему, обнаружить то, что муж эмигрирует тихой сапой, означает превратить мошку в огромного зверя?

– Нет. Конечно, нет. Если муж тайком от жены эмигрирует – это действительно проблема, – он выдержал эффектную паузу, заставив Натку покрыться красными пятнами то ли от раздражения, то ли от нетерпения, и договорил: – Только у тебя ее нет.

– То есть?

– Я не собираюсь эмигрировать.

– Хорошо, – она с готовностью подняла руки вверх и даже делано рассмеялась. – Хорошо. Не эмигрировать – работать в другой стране. Ты уж объяви, пожалуйста, как часто ты собираешься появляться дома, входим ли мы в твои дальнейшие планы и…

– Входите. Поэтому ни в какой другой стране я работать не собираюсь. И обсуждать тут было нечего, ясно? – Андрей гневно тряхнул газету, которую все это время пытался читать, и уткнулся в какую-то статью. Однако в текст он просто смотрел, что не ускользнуло от Наткиного взгляда.

Она, все это время гневно возвышавшаяся над мужем грозной фурией, присела с ним рядом на диван и жалобно спросила:

– А почему, Андрюш? Почему нечего обсуждать?

– Потому что нет у меня желания заниматься мазохизмом. Только лью из пустого в порожнее, а толку!

Натка растерялась, уткнулась мужу в плечо и почувствовала, что Андрей напрягся и даже отстранился невольно. Но она, решив не замечать этого, сказала:

– Я не понимаю.

– Нет? – Он взглянул на нее не слишком доверчиво.

– Нет! – Искренность в голосе не была поддельной, но муж сомневался:

– Не понимаешь или не помнишь?

– А что я должна помнить, Андрюш?

И вот тут он взорвался:

– И ты еще спрашиваешь?! Разыгрываешь святую невинность и строишь из себя обиженную! Это четвертое приглашение, Ната! Четвертое за нашу с тобой совместную жизнь. И мне, знаешь, надоело что-то с тобой обсуждать и на что-то надеяться, когда это абсолютно бесполезно! – Он давно отбросил газету и напрочь растерял все свое хваленое олимпийское спокойствие. Муж почти бегал по комнате, размахивая руками, и говорил так громко, что Натка испугалась:

– Детей разбудишь.

Андрей затих и остановился. Тогда Натка продолжила:

– Я ничего не знала о первых трех приглашениях.

– Не знала или не хотела знать? – Его взгляд вцепился в нее цепким вопросом и не хотел отпускать.

Она не понимала, в чем провинилась, но почувствовала смущение. Ее обвиняли, на нее нападали, и если бы она знала почему, то непременно начала бы защищаться. Натка сделала последнюю попытку:

– Андрюш, давай поговорим спокойно.

Он только отмахнулся:

– Ната, я устал разговаривать.

– Да мы и не начинали!

– Тебе только кажется. – Голос мужа звучал обреченно. – Я веду эти разговоры уже лет двадцать.

– Какие двадцать… – И тут она вспомнила. И не только вспомнила, а поняла все его предыдущие попытки.

– Натка, смотри, идет, идет!

– Где? Где? Да отойди же! Дай посмотреть! Ну пропусти, Андрюшка, я же все-таки мама!

– А я папа, – отвечает он с гордостью в голосе. – И она ко мне, между прочим, побежала.

– Прям побежала? – Натка всовывает голову мужу под мышку и видит годовалую Ниночку, медленно и неуверенно, но самостоятельно переставляющую ножки.