Археолог 2. Заветный ключ - Рудин Алекс

Мост разбомбили во время войны, да так и не собрались восстановить. Построили новый, выше по течению – там, где теперь проходили основные транспортные магистрали.

Со вздохом я вспомнил, что через пятнадцать лет мост всё же восстановят. Его сделают пешеходным, выгнутым крутой красивой аркой над широкой лентой Волхова. И тогда туристы и горожане снова смогут прямо из кремля попасть на торговую сторону, где находился древний княжеский двор – Ярославово дворище.

К тому времени, как я добрался до места раскопок, ноги у меня гудели. По лицу и спине ручьями тёк пот, рубаха под рюкзаком прилипла к телу. Я мечтал только о том, чтобы сбросить с себя одежду и залезть под душ.

Звонкие весёлые голоса слышались у северной стены собора – там, между собором и небольшой Пятницкой церковью располагался широкий пустырь, заросший травой.

А с западной стороны, на широких растрескавшихся ступеньках у входа в собор сидел тощий старик с длинной седой бородой. Старик был одет в грязную монашескую рясу. Тёмные внимательные глаза на худом морщинистом лице смотрели прямо на меня.

– Вам плохо? – спросил я старика. – Может быть, нужна помощь?

Высокая тень собора падала на монаха. Одна половина его лица была в тени, другая – освещена ярким дневным солнцем. Кожа под солнцем казалась коричневой, словно обожжённая глина.

Монах молчал, не отводя от меня спокойного взгляда.

Я пожал плечами, сошёл с дорожки на траву и направился прямо туда, откуда доносились голоса.

***

Июль 1240-го года. Великий Новгород

В низкую дверь спальни постучали.

Жена испуганно взглянула на Александра, прижалась к нему горячим плечом.

Александр успокаивающе погладил супругу по большому животу, выступавшему через сорочку.

– Кто там? – спросил строго, но без раздражения.

Александр знал, что у жены его зря беспокоить не станут – Саше вот-вот рожать. Если стучат, значит, дело серьёзное.

– Беда, княже! – раздался из-за двери голос Гаврилы Олексича. – На вече смута, народ в кулаки кинулся!

Александр ласково набросил на жену шёлковое покрывало. Сам поднялся с постели, одёрнул рубаху.

– Войди!

Гаврила Олексич протиснулся в дверь. Не глядя на постель, поклонился:

– Прости, княгиня! Срочное дело.

И повернулся к Александру:

– Бояре поспорили. Одни хотят собирать войско, другие кричат, что надо отправлять послов к Тевтонскому ордену – просить мира. Ничего решить не могут. Ну, и народ всколыхнулся, как бы до бунта не дошло. Надо ехать!

Кулаки Александра сжались. Поневоле всплыла в памяти та давняя зима, голодный и беспощадный новгородский бунт. Кричащая толпа в кремле, раскачивание саней и комья снега из-под конских копыт.

Позади сдавленно охнула жена.

– Пусть седлают коней, – сказал Александр Гавриле Олексичу. – Ты со мной поедешь. И ещё пятерых дружинников возьми.

– Не мало, княже?

Александр даже не задумался.

– Хватит. Силой всё равно не возьмём. Говорить надо.

На этот раз вече собралось в самом Детинце у толстых каменных стен Великой Софии. Словно люди чувствовали, что одна лишь вера сможет защитить их от врагов, которые со всех сторон подступили к Новгороду.

Крик стоял такой, что бояре не слышали посадника и друг друга. Толпа бушевала вокруг храма, а по трещавшему мосту через Волхов всё прибывали и прибывали новые людские волны со Славенского и Плотницкого концов.

Посадник Степан Твердиславович и владыка Спиридон надорвали глотки, пытаясь утихомирить народ.

Князь с дружинниками шагом пробрались через мост, оттесняя конями ослепших от ярости горожан. Дружинники держались за рукояти мечей, не доставая их из ножен.

Въехав в кремль, князь соскочил с коня. Отдал поводья Ратше – ближнему дружиннику и пошёл прямо через толпу к собору Святой Софии.

Остановился на вечевой площади. Ни на кого не глядя, снял с головы шапку, крытую красным сукном и обшитую собольим мехом. Перекрестился на золочёные главы храма и поклонился в пояс.

Глядя на князя, народ приутих. Некоторые начали креститься.

По-прежнему ни на кого не смотря, князь неторопливо поднялся на деревянное возвышение к посаднику и владыке. Шапку он так и держал в руке и встал перед горожанами с непокрытой головой. Стоял молча, пока вече не утихло.

– О чём спорите, новгородцы? – веско спросил Александр. – Враг пришёл на вашу землю. Разоряет ваши деревни, перехватывает ваши торговые пути.

Боярин Онаний поднялся со скамью, злобно взглянул на молодого князя, который своим спокойствием почти утихомирил вече.

– Шведы далеко, – сварливо сказал он. – А ижорцы – наши данники, а не новгородцы.

– Сегодня шведы побьют ижорцев, – согласился Александр. – И поставят на Неве крепость. А завтра – захватят Ладогу и подступят к самому Новгороду.

– Шведы к Ладоге не пойдут, – возразил Онаний. – Полтора десятка кораблей – невеликая сила. А что крепость поставят – так заключим договор с орденом и отправим войско эту крепость сжечь.

– Мой боярин Гаврила Олексич, – спокойно ответил Александр, – отправлял лазутчиков к шведскому лагерю. Кораблей у них не полтора десятка, а все пять. И воинов как бы не пять тысяч.

– Брехня! – вскипел Онаний.

Александр поднял бровь.

– Брехня? А слышал ты, боярин Онаний, про письмо Папы Римского к шведскому королю и магистру Тевтонского ордена?

Александр поднял глаза на притихшую толпу, которая жадно ловила его слова.

– Вы слышали про это письмо, новгородцы?

Степан Твердиславович побледнел. На тайных сходах бояре между собой решили молчать о письме Папы Римского, в котором он призывал шведов и немцев объединиться для войны с Русью.

Молчали бояре потому, что надеялись через купцов договориться с Тевтонским орденом и заключить мир. Хотя бы и уступив небольшие земли на западе.

Пора вмешаться, решил Степан Твердиславович и выступил вперёд.

– Про письмо Папы Римского нам известно. Для того и созвали вече, чтобы рассказать о письме всем новгородцам и вместе решить – как быть. Что думаешь ты, князь?

Александр прищурился.

– Я думаю, надо собирать войско и ударить на шведов. Крепость у них только начата, за стенами отсидеться не смогут. Нападём неожиданно, прижмём к реке и одолеем.

Толпа одобрительно зашумела.

– Верно князь говорит! Верно! Собрать войско!

– А если в это время немцы нападут на Псков? – спросил посадник. – Где взять войско для подмоги псковичам?

– У Пскова крепкие стены, – ответил Александр. – Не один приступ можно отбить. А тем временем и мы подоспеем.

Посадник покачал головой.

– Если Псков не устоит, то и Новгороду придётся трудно. Рисковать нельзя. Нам лучше сохранить Псков, чем Ладогу. Ладожская крепость старая, отбить её у шведов обратно будет легко. А Псков – твердыня.

Посадник говорил размеренно, нарочно успокаивая толпу. И толпа слушала и слушалась.

– Если собрать войско и ударить неожиданно, – сказал Александр, – можно разбить шведов на Ижоре. Тогда и Ладога уцелеет, и немцы остерегутся идти к Пскову без шведской подмоги.

– А если войско не успеет вернуться? – возразил посадник. – Или шведы окажутся сильнее? Сам же говоришь, что их чуть ли не пять тысяч.

Он смотрел теперь прямо на князя, а краем глаза следил за боярином Онанием. Онаний опустился обратно на скамью, но сидел, вытянув шею, и в любой миг мог снова вскочить на ноги.

Конец ознакомительного фрагмента.