Опасные приключения попаданки - Аннэт Хорол

— Падре, — начала я, и голос мой немного задрожал. Почему-то я чувствовала себя словно провинившаяся школьница. — Тот мужчина действительно напал на меня. Он воспользовался моей слабостью, я была напугана, ранена, голодна. Насильник заприметил меня еще на большой дороге, где он вез тюки вместе со своей женушкой и даже угостил водой. Я приняла этот дар без всякой задней мысли и распрощалась с благодарностью, — тут уж я немного слукавила.

Святой отец слушал меня спокойно и не перебивал, обратив свой взор на огонек свечи.

— Если бы я знала, что судьба сведет нас во второй раз и я окажусь в настоящей ловушке. Западне! Разве есть в этом моя вина, что я попыталась сбежать, падре? — от избытка эмоций я повернулась к святому отцу и даже воздела руки к небу, доказывая, что я невиновна.

— Хорошо, пусть так, — священник подошел ближе ко мне, и я увидела его лицо совсем близко — цвет кожи от бликов свеч приобрел кофейный оттенок, особенно в районе подбородка, где совсем чуть-чуть проступала щетина. Вблизи его бархатная кожа была невероятно соблазнительна и я еле удержалась, чтобы не сделать шаг навстречу и не дотронуться рукой. Я резко отвернулась, потупив взор. Мне не хотелось, чтобы он заметил мое смятение. Но падре, казалось, был увлечен предметом беседы.

— Но затем вы приняли помощь маркиза — Анатоля де Сада, сели за один стол с мужчинами и ужинали их едой, так?

— Да, святой отец. Только я же сказала…

Он вдруг повысил голос и сделал жест пальцами, словно отмахнулся от меня..

— Дитя мое, я вас не виню. Также как я не виню куртизанок и развратных девиц, которыми полны порты. У каждого из нас свой путь к богу, главное, чтобы вы хотели исправления…

Я резко обернулась и зло посмотрела ему в глаза.

— Вы думаете, что я пришла себя продавать? — от злости я чуть не задохнулась. Да знал бы он!

— Я так не думаю. Ведь…, — он сделал многозначительную паузу, — до меня донесли весточку о том, что этим же днем должна была состояться публичная казнь на площади святого Клементия, однако, вмешался случай — очередной мятеж крестьян, в следствии которого погибли солдаты и несколько человек из знати, присутствовавших там. Однако, кое-кто выжил и рассказал, что девушка-воровка, укравшая золото, сбежала.

Он замолчал и в его словах я не уловила сочувствия. На душе заскребли кошки — мне не выбраться из этого круга. Как я раньше не подумала — он представитель церкви, а значит, на стороне закона. Ну, конечно, он не будет скрывать беглую преступницу. К горлу подкатил комок от безысходности и разочарования. Я тихо прошептала:

— Вы не знаете мою историю, не знаете, что со мной приключилось…, — на глаза навернулись слезы и как бы я не пыталась их остановить, они полились горячим ручьем, а я закрыла лицо руками, стараясь не завыть в голос. В это же мгновение я почувствовала, как его теплые руки обнимают меня и прижимают к груди. Он был значительно выше и крупнее, поэтому я практически утонула в его руках. Сквозь слезы я пыталась донести свою участь, абсолютно не стесняясь говорить все, что накопилось на моей душе, прорываясь сквозь душащие меня рыдания.

— Они держали меня в тюрьме… Потом продали частной компании… Лохински… профессор обещал вернуть меня обратно.

Я подняла голову и через пелену слез увидела его губы так близко. Он посмотрел в мои глаза и осторожно погладил мой лоб, заботливо отодвигая от глаз прядь волос. Это жест был такой добрый и такой любящий, что сердце сжалось от нежности. Неужели можно испытывать подобные чувства к святому отцу и не испытывать никакого раскаяния? Неужели в мире может существовать такой всепонимающий мужчина, как он?

— Прошу вас, сжальтесь надо мной. Я обращусь к богу. Обещаю, буду молиться, только не сдавайте меня обратно на казнь.

Что мной руководствовало я не знаю, это был искренний порыв, идущий из глубин моей души. Это была настоящая я. Порыв отчаяния и мольбы, страдания и утешения, добра и греха. Я готова была утонуть в темном омуте его глаз, навсегда отказавшись от собственного я. Не существовало в мире больше ничего, кроме его глаз, губ, теплых и нежных рук, обнимающих меня. Я поднялась на цыпочки и поцеловала моего падре в губы. Так страстно, как была способна. Впилась в чувственные, теплые, мягкие губы, вдыхая аромат ладана, свеч и сырости каменных стен. Кажется, этот запах теперь всегда у меня будет ассоциироваться с ним и с этим вечером. Мне пришлось немного запрокинуть голову назад и теперь его руки закопались в прядях моих волос. Он не отстранялся, а я лишь наслаждалась моментом, прикрыв глаза. Мои руки сами собой начали изучать его тело — сначала осторожно, еле слышно, затем более агрессивно. Я ощущала бугорки его мощного торса, плеч, шеи, бархатного подборка, щек — мне хотелось, чтобы он принадлежал только мне и никому более! Я отберу его у бога! Я практически повисла на нем, упиваясь моментом, как он мягко меня отстранил от себя, затем тихо сказал:

— Дитя мое, я посвятил себя богу, — больше он не добавил ничего, лишь взял мою прядь и нежно поцеловал ее в кончик.

Я отошла в дальний уголок комнаты, утирая лицо. Страсть все еще бушевала во мне, я была в смятении, а глаза горели адским пламенем. Постепенно приходило осознание — я готова была его отобрать у бога, но он не хотел его покидать.

— Простите, — прошептала я, не в силах сказать больше ни слова, выбежала за дверь и кинулась в свою комнату.

По пути я в кого-то врезалась, кажется, это была Августина. Она что-то прокричала мне вслед, но я не слышала. Все, что мне нужно было сейчас — добраться до своей постели и разрыдаться, что я успешно и сделала. Господи, зачем я поцеловала его? Он же не знает меня настоящую, он служит закону, церкви, а тут врываюсь я, ставлю его под удар, еще и становлюсь отверженной девицей. Теперь он уверен, что я своевольница легкого поведения. Я никогда не чувствовала такого ужасного стыда и готова была провалиться сквозь землю.

В дверь робко постучали. Я оторвалась от своих ладоней и вытерла слезы концом простыни. Из зеркала на меня глянула краснощекая заплаканная девушка, и меньше всего мне хотелось сейчас общаться с кем-то, но игнорировать неожиданных визитеров я