Физрук: назад в СССР (СИ) - Гуров Валерий Александрович

Рыжий — а это был, конечно же, он — попытался проскользнуть между мною и стенкой кабинки, но я успел схватить его за веснушчатое ухо.

— Пусти, гад! — взвыл он.

— Тебя сразу к директору, — уточнил я, — или сначала в толчок макнуть?..

Сидоров на мгновенье притих, но потом пригрозил:

— Я бате скажу… Он тебя… он тебя…

— Ага… Старшине Сидорову будет очень интересно узнать, что его сынуля занимается вымогательством, — сказал я, вытаскивая его за ухо из кабины. — Пойдешь по малолетке, а там, на зоне, когда всплывет, что твой папаша мент…

Аргумент подействовал. Рыжий притих. В этот момент на волю вырвался конопатый пацаненок, тот самый, который извещал меня о заболевших и прочих отсутствующих, а теперь подвергался нападкам Сидорова. Он намылился было слинять, но я его тормознул:

— Абрикосов! Вернись!

Он нехотя обернулся.

— А теперь расскажи, что тут у вас происходит?

Конопатый испуганно помотал головой.

— Ты этого не бойся, — сказал я. — Он хоть и сын милиционера, а законов не знает… Он ведь у тебя деньги вымогал?..

Абрикосов нехотя кивнул.

— Так это чистая уголовка… Для начала мы его поставим на учет в детскую комнату милиции… Что, Сидоров, обрадуется ли папаша такому повороту твоей судьбы?..

В это время прозвенел звонок. Конопатый с чистой совестью покинул место экзекуции. А рыжего я слегка попридержал.

— Слушай сюда, Сеня…. Нравится тебе или нет, но я буду с тобой и твоими дружками еще долго. Я вас всех срисовал в спортзале… Абрикосова оставишь в покое. Узнаю о других твоих делишках — пеняй на себя!

И я отпустил его. Он кинулся к двери, но на ходу обернулся и, сияя малиновым ухом, крикнул:

— Ничё, мы с тобой еще посчитаемся!

— Свисток нормальный принеси! — крикнул я ему вслед.

Сделав свои дела, я вышел из сортира и продолжил путь. Неплохо я здесь устроился! Второй день в прошлом, а уже приобрел не менее трех врагов… Военрука Гришу, Шапокляк и еще этого, рыжего, ментовского сынка… А ну как папаша к нему присоединится⁈.. И опять я не добрался до Пионерской без помех.

— Александр Сергеевич! — окликнул меня грудной женский голос.

Я обернулся. Возле открытой двери одного из кабинетов стояла дама в розовой кофточке — та самая, пухлогубая, которая на пару с биологичкой конвоировала меня на торжественной линейке. Фрекен Бок, то бишь…

— Вы никуда не торопитесь? — спросила она тоном девицы из «Брильянтовой руки».

Цигель, цигель, ай лю-лю…

— Вообще-то не очень, — промямлил я.

— Тогда прошу вас зайти.

И она поманила меня в класс. Судя по пробиркам на столе и таблице Менделеева, что висела рядом с доской — это был кабинет химии. За партами никого не было. Следовательно, у химички тоже было «окно».

— Мы с вами еще не познакомились, — продолжала она, протягивая наманикюренную руку с золотым обручальным кольцом на безымянном пальце. — Екатерина Семеновна!

— Данилов! — отрекомендовался я, пожимая ее чуть влажные пальчики.

— Помогите мне, — выдохнула она, маня в сторону другой открытой двери, в проеме которой виднелись полки, заставленные химической посудой. — Здесь требуется мужская сила.

Похоже, эта окольцованная милфа меня откровенно клеила. Не то чтобы у меня были весомые аргументы против адюльтера на работе, но и в прежней жизни я предпочитал не связываться с замужними, если минусы преобладали над плюсами. Для оценки рисков, которые могут проистечь из интимной связи с Фрекен Бок, у меня не хватало данных. Впрочем, инициативы она не проявила. И моя мужская сила ей потребовалась для того, чтобы открыть прикипевшую крышку банки с какой-то химической дрянью. На этом мы и расстались.

Теперь я рванул к Пионерской, уже напрямую, благо до него оставалось шагов двадцать, не более. Протянул руку к двери, дернул. Заперто. Хотел было развернуться и уйти, как вдруг из-за тонкой филенки послышался слабый голос, который произнес:

— Григорий Емельяныч, пустите!.. Что вы себе позволяете? Я на помощь позову!

Глава 7

Помощь уже пришла. Я не стал долго раздумывать. Рванул дверь на себя. Запор оказался хлипким, особенно — для тренированных мышц Шурика Данилова. Когда я ворвался в Пионерскую, там уже было вполне все пристойно. Военрук недоуменно взирал на дверь (я не я, и хата не моя), а старшая пионервожатая стояла на максимальном от него расстоянии, под большим портретом Ленина, поправляя юбку и хмуро одергивая белую блузку. Не знаю, может быть они оба надеялись, что я сделаю вид, будто ничего не замечаю, однако — не на того напали.

— Григорий Емельяныч, — проговорил я, обращаясь к донжуану местного разлива. — Мне бы вас на пару слов.

— Хоть на две пары, — не моргнув глазом, отозвался тот, зыркая на меня недобро, как пролетарий на буржуина.

Мужик он, конечно, крепкий и уверенный в себе, так что мое появление его точно не испугало. И, наверняка, разозлило, хотя виду он не подал. Я шагнул к нему и в этот момент мимо нас вихрем пронеслась Симочка и выскочила в коридор. Такая диспозиция меня более чем устраивала, моего оппонента — тоже. Он даже аккуратно притворил за девчонкой дверь. Будь у него такая возможность, военрук ее бы и запер, но я, похоже, сломал замок. Оставшись с противником лицом к лицу, я не стал тратить время на лишние реверансы, а сразу перешел к сути вопроса.

— Ты что же, гнида, — говорю, — решил пионервожатой прямо под портретом вождя попользоваться?..

— На спортивных матах в спортзале, конечно, удобнее, — осклабился тот, — но я не привередлив…

Ага… Он похоже он узнал о легкомысленном поведении Симы в спортзале с молодым физруком и подумал, а чем он хуже… Решил взять коня, то есть кобылку, а точнее пионервожатую, под уздцы.

— Че сказал? — я придвинулся ближе, пытаясь нависнуть над противником широкой комсомольской грудью.

Но военрук в плечах не уже меня оказался.

— Че слышал! — оскалился он. — Ты мою Людмилу Прокофьевну в койку тащишь, а я с твоей девкой помилуюсь. Все по чесноку, студент! Сима-то не против… Настоящих мужиков днем с огнем не сыщешь. Студентики, что бороды не бреют не чета нам.

На этом словесные аргументы у меня закончились. Не буду же я объяснять этому павлину, что ни с красавицей математичкой, ни с «отличницей» Симой у меня ничего не было и не будет. Или будет? А даже если и будет, то какое его псовое дело?

Его обманул мой относительно мирный тон и первый удар он пропустил. Ба-бах! Собрав расставленные вдоль стены стулья, он пролетел через весь кабинет. И, видимо, удар мой его ошеломил. Меня — тоже. Я не ожидал, что у Сашка вместо правой руки кувалда. Надо бы поаккуратнее в следующий раз, все-таки учитель блин… В смысле, я учитель.

Однако сдаваться мой супротивник не собирался. Живуч, зараза, как блоха на собаке. Он вскочил и первым подвернувшимся под руку стулом запустил в мою голову. Хорошо, что у кандидата в мастера спорта Данилова и реакция под стать силушке оказалась. От стула я уклонился. Тот врезался в дверь, раскинув по сторонам ножки. Дверь вдруг начала открываться.

— Отставить! — рявкнул бывший батальонный разведчик, а ныне директор школы, входя в помещение. — Что тут происходит⁈

— Простите, Пал Палыч, — откликнулся я. — Это целиком моя вина… Решил показать Григорию Емельянычу пару приемов самбо, но не рассчитал силу броска…

— Это так, товарищ Петров? — осведомился директор, шевеля усами в сторону военрука.

— Все верно… Ага…

— Хорошо… Надеюсь, в следующий раз для спортивных упражнений вы изберете спортзал… А вот за чей счет вы отремонтируете стул, решайте сами… Кстати, Григорий Емельяныч, у вас скоро урок… А вы, Александр Сергеевич, на сегодня свободны. Вместо физкультуры в седьмом «А» будет сочинение… Кстати, сходите в гороно бухгалтерию, там вам выдадут подъемные, как вновь прибывшему специалисту…

Наведя по военному порядок, Разуваев чинно удалился. Следом за ним двинулся и военрук. Проходя мимо меня, он прорычал: