Князья веры. Кн. 2. Держава в непогоду - Александр Ильич Антонов

почёт Ростовом Великим. Будешь там митрополитом. — И, чуть склонив голову, Лжедмитрий покинул покой. И стало легче, будто избежал судебного разбирательства.

Филарет вышел следом и увидел в зале боярина Гаврилу Пушкина. Тот поклонился Филарету. Лжедмитрий повелел Гавриле:

— Гони лошадей за князьями Шуйскими. Да чтобы скоро были в Кремле. Скажи, что возвращаю им чины, имущество, достоинство.

Гаврила Пушкин откланялся и покинул дворец. Он «достал» Шуйских в Переславле-Залесском. Как прискакал к городу, песню услышал:

На улице срамота —

Жена мужа продала!

Да не дорого взяла:

Копейку-полушку,

Да к ней колотушку...

Переславские горожане справляли летние Кузьминки на лугу возле Плещеева озера: девки хоровод водили, а мужики и парни да стражники, сопровождавшие Шуйских, шутками заковыристыми баб веселили. Да стало совсем шумно на лугу, как Пушкин известил князей опальных о милости царя.

Шуйские тут же на лугу браги на радостях выпили, с песнями уселись в возки, стражу прочь отогнали и повернули лошадей в Москву. Да чтобы тайно составить новый заговор против Лжедмитрия и положить ему конец.

* * *

Москва была в ожидании торжественных событий. И вот пришли они: коронование и миропомазание Лжедмитрия по старинному чину. Шло торжество в Благовещенском соборе. Священнодействовал «патриарх» Игнатий. Ему помогал протопоп Терентий. Да и другие архиереи прикоснулись к обряду. И всё бы шло хорошо, если бы после торжественной части в русском обычае не появился на амвоне собора латинский патер-иезуит Николай Черниковский. Он начал читать на непонятном россиянам языке то ли обращение к царю, то ли приветствие.

Изумлению и гневу православных не было предела. Они сочли осквернённым собор и стали покидать его. Но только что венчанный на российское царство Лжедмитрий не замечал кощунства над русской святыней и того, что верующие покидают храм во время коронования. Не хотели ничего замечать и «патриарх» Игнатий и протопоп Терентий. Он сразу же после Николая Черниковского произнёс верноподданническую речь.

— Благословен Бог, который освятил тебя в утробе матери, сохранил своею невидимою силою от всех твоих врагов, устроил тебя на царском престоле и венчал твою голову славою и честью, — протопоп Терентий читал, искренне веря, что пред ним святой страдалец за отцов трон. — Государь наш небесный, милостив есть, отврати слух твой от тех, которые говорят тебе неправду. Мы же никогда не сотворили зла твоей царской милости и власти и не сотворим вовеки... Во имя Отца и Сына...

— Аминь! — утвердил Лжедмитрий.

— Аллилуия! — вознёс Терентий.

«Лжецы и проныры, — возмутился самозванец. — Все вы лжёте тяжко и нелепо, все желаете мне худа. И храм покидаете да не обернётесь, — стал ругать в сей миг Лжедмитрий, видя, как прихожане покидают собор. Ему хотелось остановить москвитян силой, крикнуть им гневно: «Эй вы, вернитесь!» Но он молчал и продолжал слушать клеврета.

— Мы только молим всещедрого Владыку Господа Бога о твоём многолетнем здравии... — продолжал Терентий. А спустя год протопоп будет слать на голову своего миропомазанника анафему, считая его исчадьем ада и сыном дьявола.

Характер протопопа Терентия был в сию пору шатким и переменчивым. Он мыслил и действовал так, как сие было нужно тем, кто стоял над ним. Да похоже, и некогда было ему что-то делать по своему разумению, потому что едва успевал выполнять волю других.

Сразу же, после венчания Лжедмитрия, протопоп Терентий исполнил заочный обряд возведения в святительский сан митрополита архимандрита Филарета Романова. Лжедмитрий исполнил начертания пророческого сна. Он повелел престарелому митрополиту Ростовскому Кириллу Завидову отойти на покой в Троице-Сергиеву лавру, где он прежде был архимандритом, а Филарета из Тайнинского, где он пребывал несколько дней, отправил в Ростов Великий.

И многим казалось, что царь живёт только заботами об укреплении русской церкви, печётся о её почёте и процветании. Но это был иезуитский обман поверившего Лжедмитрию народа.

Гермоген, с помощью своего добровольного служителя Сильвестра, день за днём узнавал всё новые измены царя-самозванца русской православной церкви и державе.

Папа Римский Павел V за каких-то три месяца прислал Лжедмитрию три письма-наставления и просил неустанно заботиться всеми мерами о насаждении в России католической веры.

Папский нунций в Польше, Клавдий Рангони, приветствуя нового царя в день венчания, послал ему в подарок крест, чётки и латинскую Библию. Он напоминал, что пора выполнять обещание и позаботиться о соединении двух вер, об унии. Советовал действовать неоплошно, и мудро, и бережно. А в помощь прислал ещё несколько иезуитов. Лжедмитрий не отказывался исполнять обещание, а в ответном послании Рангони просил его прислать побольше книг латинской веры и чтобы были они на славянском языке. Ещё просил слать пастырей-католиков, знающих русскую речь.

Лжедмитрий всячески ослаблял привязанность русских к церкви, сам показывал пренебрежение к Церковным уставам и обычаям, не читал утренних и вечерних молитв, во всём образе жизни следовал иноземцам католической веры. Он не крестился перед иконами, не велел кропить святою водой свою пищу, садился за трапезу без молитвы. Он ел говядину в Великий пост. Наконец, он разрешил полякам, литовцам и венграм ходить по храмам во время богослужения с саблями.

Россияне недолго терпели молча надругание над их святой верой. Они заговорили, они стали пренебрегать порядками, которые заводил царь, начались стычки с поляками и другими иноземцами. И каждое новое ущемление православной веры вызывало более сильный взрыв негодования московитов, всех россиян.

Лжедмитрию всё чаще стали доносить о непокорности русского народа. И это ему не понравилось. Он решил прибегнуть к первым жестоким мерам. И когда шиши донесли ему, что надруганием над православной верой возмущены многие стрельцы, охраняющие Кремль, он приказал схватить семерых «зачинщиков». Он придумал им жестокую казнь и уничтожил руками своих же товарищей.

Собрав в кремлёвский дворец многих преданных стрельцов с сотником Микулиным во главе, он повелел привести обречённых и сказал собравшимся воинам:

— Вот изменники. Они черно хулят всё, что сделал царь. Они и царя вашего поносят, и вас за то, что верно служите России и государю. Делайте с ними что хотите, если верите мне.

Голова Микулин, имея прежде тайный приказ умертвить супротивников царёвых действий, выхватил саблю и крикнул:

— Рубите их, сатанинских слуг, во имя чести России!

И стрельцы налетели на своих безоружных товарищей, порубили их да, сложив в рогожи, погрузили на телеги и увезли на свалку, на съедение одичавшим псам.

Жестокие игры самозванца сделали своё дело: гнев в народе накапливался — горе о порубленных стрельцах туда же