Экономика для обычных людей: Основы австрийской экономической школы - Джин Кэллахан

Допустим, Рич готов отдать первую крысоловку всего за трех крыс, в то время как Хелена готова отдать целых пять крыс, лишь бы получить ловушку. Предположим, что они достигают соглашения, обменяв одну крысоловку на четыре крысы.

Для участников обмена ценность каждой следующей приобретаемой единицы будет меньше, чем ценность первой. По мере того как у Рича растет запас крыс, он будет использовать каждую новую крысу для удовлетворения менее насущной потребности. Обеспечив себе дневной запас пищи, он может начать коптить крыс, чтобы сохранить их на будущее. Но копчение крыс не будет для него столь же важным занятием, как заготовка крыс для того, чтобы не умереть с голоду. И другой участник сделки, Хелена, не посчитает вторую крысоловку столь же ценным приобретением, как первая — в конце концов, она может поставить ее только на второй по оживленности крысиной тропе. Каждая следующая крысоловка будет использоваться менее важным, с точки зрения Хелены, способом, чем предыдущая.

Аналогично каждая дополнительная единица, от которой отказываются участники обмена, будет для них более ценной, чем предыдущая отданная единица. Это происходит потому, что сначала они отказываются от наименее важных, по их собственной оценке, направлений использования благ. Когда мы рассматриваем последовательные меновые сделки, то ловушки и крысы, которыми обмениваются в каждой сделке, ничем не отличаются от тех, которыми обменивались в предыдущей и которые будут обменены в следующей; на самом деле действующие люди отказываются от различных по ценности направлений использования обмениваемых благ, вначале от наименее ценного, затем от чуть более ценного и т.д. Каждая дополнительная крысоловка, изготавливаемая Ричем, отнимает у него дополнительное свободное время. Чем больше Рич мастерит крысоловок, тем меньше свободного времени у него остается. Конечно, хорошо было бы использовать и первые единицы отдыха, от которых он отказался, но вскоре он уже не сможет столь же легко сокращать время отдыха, потому что оно необходимо ему для поддержания сил и здоровья.

Таким образом, после того как в ходе первого обмена Рич получил четырех крыс, он уже не нуждается в них столь отчаянно, как раньше. Точно так же, имея одну ловушку, Хелена может приобрести еще одну, но эта вторая будет иметь для нее меньшую ценность. Изобразим шкалы ценностей при обмене крыс на крысоловки, с точки зрения наших героев:

Рич Хелена 1-я крысоловка < 3-х крыс 5 крыс < 1-й крысоловки 2-я крысоловка < 4-х крыс 4 крысы < 2-й крысоловки 3-я крысоловка < 5-ти крыс 3 крысы < 3-й крысоловки

Мы предполагаем, что Рич потребует по крайней мере четырех крыс за то, чтобы отказаться от второй ловушки (больше трех, которых он требовал за первую), в то время как Хелена наверняка отдаст четырех крыс (меньше, по сравнению с пятью в первой сделке). Несмотря на то, что и для Рича, и для Хелены ценность следующих единиц, которые они могут приобрести, снизилась, у них все еще есть возможность совершить обоюдовыгодный обмен. Они совершат вторую сделку, поменяв еще четырех крыс на одну ловушку.

Однако оценки наших героев не позволят им произвести обмен в третий раз. Хелена хочет отдать за третью крысоловку не более трех крыс, в то время как Рич желает получить за нее не менее пяти крыс. На этом рынке торговля прекратится. Он достиг состояния, которое называется простым состоянием покоя (подробнее мы исследуем его в главе 6).

Важно отметить, что факт совершения обмена вовсе не означает, что ценность обмениваемых благ эквивалентна для обоих участников. Напротив, лишь тот факт, что они ценят обмениваемые блага по-разному, заставляет их совершить обмен. Для Хелены ценность двух ловушек была выше, чем ценность восьми крыс, в то время как для Рича восемь крыс представляли большую ценность, чем две крысоловки.

Карл Менгер отмечал: утверждение, что обмен совершается в момент, когда оценки его участников становятся эквивалентными, ведет к абсурду. Если два человека совершают обмен, только считая, что ценность получаемого равна ценности того, что придется отдать, то почему бы мгновением позже им не совершить обратную сделку. Если вы продаете свой дом за 200 000 долларов, это означает, что для вас ценность 200 000 долларов выше, чем ценность дома. И наоборот, для покупателя ценность вашего дома выше, чем ценность 200 000 долларов. В противном случае (пренебрегая трансакционными издержками) нет никакой причины, по которой, как только обмен состоялся, вы бы немедленно не вернули себе дом, отдав 200 000 долларов. В сущности, если считается, что обмен совершается в точке, где оценки его участников эквивалентны, нет причины, по которой вам и вашему партнеру по сделке не следовало бы еще раз поменять дом обратно и повторять этот цикл бесконечное число раз.

Если рассматривать обмен с точки зрения человеческой деятельности, можно увидеть, что люди не обмениваются благами просто ради того, чтобы получить удовольствие, наблюдая, как блага переходят из рук в руки. Обмен возникает не из-за человеческой «склонности к торговле». Для того чтобы обмен состоялся, обе стороны должны считать, что в результате его совершения они окажутся в выигрыше. Это необходимое условие любой деятельности — действующий субъект должен считать, что данное действие повысит степень его удовлетворенности по сравнению с ситуацией, которая сложится, если он воздержится от совершения этого действия. Он пытается двигаться от того, что есть, к тому, чему следует быть.

Сказанное выше проливает свет на фразу, которую можно часто услышать при обсуждении обмена. Кому из нас друзья, рассказывая о совершенной покупке, не жаловались на то, что им пришлось заплатить «грабительскую» цену? Оставим в стороне случай мошенничества, когда рассказчик был введен в заблуждение относительно качества или характера товара, — это и в самом деле грабеж. Мы исходим из того, что купленный товар обладает соответствующим качеством — пусть, скажем, это будет бутылочное пиво известной марки. Придя на работу в понедельник утром, ваш друг говорит: «В выходные мы были на бейсболе. Пиво по пять долларов за бутылку — это грабеж!»

Что он имеет в виду? Если его никто не обманывал и не заставлял покупать пиво силой, но он все-таки совершил покупку, значит, для него ценность пива была выше, чем ценность пяти долларов. В противном случае почему он пошел и купил его? Если пять долларов значили для него больше, чем пиво, то все, что надо было сделать, это положить их обратно в карман и пройти мимо. Учитывая, что ваш друг добровольно отказался от чего-то, по его мнению, менее стоящего, чем пиво, продавец мог бы предъявить точно такую же претензию — он тоже может чувствовать себя ограбленным! На самом деле, ваш друг этим говорит: «Хотелось бы, чтобы пиво было дешевле». Однако мы все хотим отказываться от меньшего, чтобы получить большее — другими словами, увеличить свою прибыль. Это и составляет универсальное основание любой человеческой деятельности. Поскольку все мы стараемся улучшить свое положение, у нас нет причин ожидать, что другие люди, например этот продавец, будут действовать иначе.

Чего-то не хватает

Пока что у наших героев нет возможности использовать экономический расчет в своей небольшой экономике. Рич и Хелена могут лишь сравнивать конкретные количества конкретных благ и решать, какой набор благ для них более ценен. Однако они не в состоянии вычислить, сколько выиграют или потеряют в результате той или иной сделки, причем ни до, ни после ее совершения. Можно констатировать, что Рич предпочитает восемь крыс двум ловушкам, но нет никакой возможности ответить на вопрос, насколько сильно его предпочтение. Предпочтение — это ощущение Рича. Не существует линейки, которую мы могли бы погрузить в его душу и определить «размер» этого ощущения. Конечно, какие-то виды удовлетворения Ричу более желательны, чем остальные. Но, как мы показали, фраза типа «эта крысоловка мне нравится в два раза больше, чем другая» является просто фигурой речи. Если бы кто-то попробовал понять ее буквально, мы бы задали ему вопрос Ротбарда: «Вдвое больше чего?»

Посчитать в крысах и ловушках тоже не получится. Выражения типа «восемь крыс минус две ловушки» или «одна ловушка плюс три крысы» не имеют арифметического смысла.

Попытка использовать в качестве общей единицы ценности труд, как это делали Маркс и британские экономисты классической школы, завершилась неудачей. Трудовые издержки Рича — это его субъективная оценка того, от чего ему пришлось отказаться, чтобы выполнить данную работу. Для Хелены ценность труда Рича — тоже ее субъективная оценка плодов его усилий. Попытки вычисления прибыли и убытков на основе отрезков времени или расхода энергии полностью игнорируют экономический смысл происходящего. Рич мог бы тратить столько же времени и усилий на перемалывание в древесные опилки уже существующих крысоловок, сколько он тратит на изготовление новых, но в нашем сценарии Хелена, конечно же, не будет платить ему за уничтожение ловушек! Тот факт, что создание крысоловок имеет ценность, а их уничтожение — нет, полностью зависит от оценок участников обмена, и не может быть определен посредством физических измерении. Нетрудно представить ситуацию, когда те же самые физические действия будут оцениваться противоположным образом. Если бы в результате массовой охоты крысы оказались полностью истреблены, а по всему острову валялись бесполезные крысоловки, их производство вообще не имело бы никакой ценности, а вот их уничтожение в целях очистки острова от мусора имело бы ценность.