Иностранный легион - Сергей Балмасов

Перед началом атаки легионеров на Русский легион немцы обрушили весь огонь своей артиллерии на этом участке фронта. По свидетельству капитана Смирнова, «хаос был невообразимый. Мы были в ужасе, казалось, что сам воздух дышал огнем…» Русские легионеры настолько быстро бежали к вражеским позициям, что обогнали барражный огонь французской артиллерии и ворвались во вражеские траншеи.[151] Надо сказать, что Русский легион двигался «волнами»: впереди шла 1-я рота, а за ней на отдалении 150–200 метров двигалась 2-я рота. При этом быстрота продвижения русских легионеров была строго рассчитана, т. к. перед ними двигалась волна огня французской артиллерии. Скорость продвижения орудийного огня была такой: первые 200 метров немецкой обороны — за 2 минуты и далее — 100 метров за 5 минут.[152] По воспоминаниям участников того боя, «передать эти страшные минуты сейчас трудно, но нельзя не запомнить то беззаветное геройство, которое вновь проявил русский солдат; казалось, было невозможно подняться во весь рост под тучей пуль, среди сплошных разрывов снарядов, буквально падавших кругом на расстоянии 10 метров. В пыли никто не видел друг друга, каждый был предоставлен сам себе и должен был подняться лишь волей личного порыва».[153] Печально знаменитый редут № 8241, погубивший немало жизней людей Иностранного легиона, пал от атаки всего 10 русских легионеров из 1-й роты Русского легиона.[154] При овладении линий траншей и самого Шато де ля Мотт произошла отчаянная рукопашная схватка с прусскими гвардейцами — специально отобранными двухметровыми великанами. Надо отметить, что Русский легион овладел Шато де ля Мотт на полтора часа раньше установленного французским командованием срока.[155] Во время этого боя особенно отличился будущий Маршал СССР Родион Малиновский, солдат 1-го класса. В приказе французского командования его действия были озвучены так: «Этот отличный пулеметчик, не обращая внимания на опасность, под сильнейшей бомбардировкой стрелял по группам противника, оказавшего сильное сопротивление».[156] 16 сентября 1918 г. линия Гинденбурга была окончательно прорвана. Марокканская дивизия, Иностранный и Русский легионы буквально прогрызли линию обороны противника, где на каждый квадратный метр земли приходились десятки килограммов взрывчатых и отравляющих веществ. Платой за это стала потеря Марокканской дивизией и Легионом 8B офицеров и более 4 тысяч солдат. Русский же легион в ходе битвы за линию Гинденбурга лишился в общей сложности 109 человек.[157] Общие потери Марокканской дивизии только за период с 26 апреля по 16 сентября 1918 г. составили B тысячи офицеров и унтер-офицеров и 14 тысяч солдат. Учитывая то, что всего в Марокканской дивизии было четыре полка, причем полк Французского иностранного легиона в большинстве случаев был на острие вражеского удара, то за этот срок легионеры потеряли не менее 750 офицеров и унтер-офицеров, а также B,5 тысячи солдат… Если учитывать то, штат Легиона составляли около B тысяч человек, то картина получится невеселая: если даже брать узкий срез боев периода с 26 апреля по 16 сентября 1918 г., то есть меньше, чем полгода, то выйдет, что шансов уцелеть там почти не было… Обещанная награда была все-таки дана 1-му батальону Русского легиона французским главнокомандующим Петэном, который B0 сентября 1918 г. удостоил его очень почетного права во французской армии ношения особого отличия — аксельбанта или «фуражира» на левом плече, который имели очень немногие подразделения Франции, включая Иностранный легион. Русский легион, как наиболее отличившаяся при прорыве линии Гинденбурга воинская часть, был награжден самим генералом Доганом. На его знамя был приколот Военный Крест с пальмой на ленте. «Награда эта, — как говорит Доган, — напоминает не только о прекрасной боевой постановке батальона Русского легиона, выполненной им 2 сентября, но и о всех героических делах, в которых батальон принимал участие в апреле 1918 г. Батальон особо отобранных людей, непримиримая ненависть которых к врагу, в соединении с полным презрением к смерти, воодушевляет все их действия, проявляет редкую храбрость в течение боевых операций на Сомме с 26 по B0 апреля 1918 г., содействуя своим героическим сопротивлением и ценой больших потерь остановке продвижения неприятеля на Амьен.

Этот же батальон принял не менее блестящее участие в операциях у Суассона B0 мая и теперь 2 сентября, где он выявил те же качества и ту же жертвенность, сражаясь беспощадно, в целях удержания за собой раз взятой территории и захватывая у неприятеля многочисленных пленных и материальную часть»[158] Этот же источник описывает прорыв линии Гинденбурга 14 сентября 1918 г. во время атаки на северо-востоке плато Лаффокс: «В ночь с lB-го на 14-е сентября батальон оставляет свое бивачное расположение, занимающееся им со времени блестящего боя 2 сентября. Его новое назначение состояло в том, чтобы, выдвинувшись из резерва в 1-ю линию боевого порядка своей бригады, занять участок между Иностранным легионом и 12-м батальоном Мальгашских стрелков справа. Боевая задача батальона заключалась в овладении весьма сильно укрепленного неприятельского узла сопротивления, который представлял значительную опасность для наступления всего отряда. После захвата на фронте этого узла двух траншей необходимо было штурмовать Шато де ля Мотт и, овладев последним, привести его в состояние обороны. В назначенный день и час 1-я рота батальона Русского легиона бросилась в атаку, со своей обычной стремительностью, поддерживаемая следующей за ней в расстоянии 150 метров 2-й ротой. В своем безграничном порыве первая атакующая волна захватывает траншею «Россиноль», почти мгновенно преодолевая вторуюю промежуточную траншею, и овладевает штыковым ударом, соединенным с действием ручных гранат, траншеей «Ав». Этому действию в широкой мере помог отряд, направленный на отметку 82,41, где находился немецкий блокгауз, отбивающийся от нападающего неприятеля всеми своими минометами и пулеметами, прикрытыми бетонными убежищами. Очистив от неприятеля захваченные траншеи, Русский легион продолжил свое наступление и, опередив заградительный огонь своей артиллерии, стремительным штыковым ударом овладевает последним предметом своих действий — Шато де ля Мотт. Быстрота действий русских легионеров была такой, что немцы не успели оказать им сопротивления и в руки атакующих попало много пленных, пулеметов и разных предметов боевого снабжения. Все эти действия были проведены так блестяще и с такой безоглядной стремительностью, что потери батальона были относительно весьма незначительны: всего 9 убитых и 25 раненых. Но впечатления от этих побед в значительной мере увеличили и без того славную боевую репутацию, которую стяжала себе доблестная фаланга русских легионеров в 1-й Марокканской дивизии».[159] Таким было донесение 26 октября своему начальству генерала Догана о доблести русских легионеров. На этом же донесении имеется следующая отметка генерала Жерарда, командующего 8-й французской армией, в подчинение которому входила Марокканская дивизия и русские легионеры: «С апреля 1918 г., времени окончательного развертывания, батальон Русского легиона, вошедший в состав 1-й Марокканской дивизии, давал неоднократные доказательства самого лучшего своего поведения в различных операциях, в которых ему приходилось принимать участие. Качества, которые делали из этой части войск в руках ее начальников весьма ценный боевой инструмент, отмечены в мотивах представления батальона к награде, полученной этой частью 30 сентября 1918 г. При этих условиях желательно оказать содействие к дальнейшему укомплектованию русскими контингентами этого батальона, входящего в состав 1-й Марокканской дивизии. 29 октября 1918 г.». Такого же мнения о качествах русских легионеров был и главнокомандующий французскими войсками маршал Петэн в октябре 1918 г. Надо отметить, что лучшие французские награды — Военный Крест с серебряной звездочкой, именное знамя с пальмами, фуражиры — Русский легион заслужил за каких-то полгода, когда Иностранный легион заслуживал эти награды долгие годы. Это говорит о том, Русский легион был самым лучшим подразделением французской армии. При этом общие потери русских легионеров в период битвы за линию Гинденбурга были внушительными. По свидетельству французских офицеров, во время ожесточенных боев 2-14 сентября 1918 г. на линии Гинденбурга гибнет рядом с простыми русскими легионерами «доблестный врач батальона Клейман, Георгиевский кавалер, протоиерей Богословский». На тот момент ему было 60 лет, и он имел право свободно уехать в Россию и уйти из армии, но он «считал своей священной обязанностью участвовать в сражении и напутствовать шедших в атаку крестным благословением».[160] Обескровленную Марокканскую дивизию и Легион вновь отвели на доукомплектование, и только 15 октября 1918 г. их снова двинули в бой. Проблему доукомплектования Русского легиона решили за счет перевода туда русских из Иностранного легиона. Так, к 1 ноября 1918 г. Русский легион пополнили, согласно разрешению французского военного министра, 152 бывших русских солдата из Иностранного легиона. Это была крайняя мера французского командования, чтобы спасти обескровленный Русский легион, поскольку обычно до истечения 5-летнего контракта выхода куда бы то ни было из Иностранного легиона не было. В это время слава Русского легиона была настолько велика, что в него добровольно записывались даже бывшие русские рабочие-революционеры. В итоге численность 1-го батальона Русского легиона удалось не только сохранить, но и даже немного увеличить. К 1 ноября 1918 г. она составляла 564 человека.[161] Впрочем, Французский иностранный легион до конца войны в серьезных схватках больше не участвовал: его готовились бросить против мощной немецкой крепости Мец, где недавно потерпели неудачу американцы. В конце октября 1918 г. Русский и Иностранный легионы перевозят в Нанси, откуда должен был начаться их заключительный маневр в составе группы армий генерала Кастельно по правому берегу реки Мозель с задачей овладения Майнцем и удара по сообщениям отходящих немцев. Снова своими трупами легионеры должны были прокладывать Франции победу, но штурму Меца помешало наступившее 11 ноября 1918 г. перемирие. Всего за время Первой мировой войны погибло около 11 000 тысяч нижних чинов Легиона и 115 офицеров — «легионная слава» была куплена слишком дорогой ценой… Подвиги русских легионеров не остались незамеченными французами. Многие местные газеты много и хорошо писали о том, что небольшая часть русских «кровью смыла со своей страны предательство», отмечали их высокую роль в битвах от Амьена до «линии Гинденбурга».[162] В своем заключительном слове по отношению к Русскому легиону Доган отметил следующее: «Это было отборное подразделение, все действия которого проникнуты беспощадной ненавистью к врагу. Соединяет полное презрение к смерти с блестящим порывом во имя священного долга».[163] Но за этими словами скрывается другое отношение. Русский легион был приравнен по своему положению к Иностранному легиону, к каторжникам, убийцам и авантюристам, подонкам общества. Вот как ценили по-настоящему французские генералы русских легионеров! На время легионерам приказали снять свои лохмотья и выдали хорошее обмундирование — они должны были выглядеть не бандой уголовников, а строевой частью при вступлении в германские земли. «На всякий случай» Французский иностранный легион пустили в первых рядах оккупационных войск — а вдруг немцы возьмут да передумают с миром? В этом случае первые потери неизбежно понес бы Легион. При вступлении Иностранного легиона в Эльзас-Лотарингию французы, чтобы как можно сильнее унизить немцев, разрешили Русскому легиону пройти по улицам германских городов под русским знаменем. Но разве стоили этого жизни сотен и тысяч погибших русских легионеров, чтобы горсть оставшихся из них в живых прошла под знаменем несуществующей уже державы по земле поверженного врага, тем более что все плоды этой победы достались другим? Вслед за Лотарингией и Эльзасом русские легионеры прошли парадным строем через Саар и Ренанию, 200 километров уже непосредственно по немецкой земле. Следует отметить, что и при капитуляции Германии Французский иностранный легион выдвинули на границу демаркационной линии в Баварии, в район Франкенталя, где он находился с восьмого декабря 1918 г. по начало 1919 г. Французы всерьез опасались, что немцы «одумаются», и тогда Легион должен был первым вступить в бой. Русский легион расположился также на Рейне, напротив Мангейма. И здесь французское военное командование ущемило легионеров: их разместили в зрительных залах кинотеатров города, выдав «героям» в качестве постели матрацы, набитые соломой, которые бросали прямо на каменный пол. Французские же солдаты разместились в гостиницах, в худшем случае — в добротных немецких казармах… Однако, по свидетельству чинов Русского легиона, они пользовались большим, нежели Иностранный легион, расположением французов, которые окружили их знаками исключительного внимания, особенно со стороны их боевых товарищей по Марокканской дивизии.[164] Практически все чины Русского легиона также не остались без внимания французского командования. Маршал Петен, например, лично наградил легионера Введенского орденом Почетного легиона, высшей наградой Франции. Это был очень редкий случай, когда главнокомандующий награждал такой наградой рядовой состав. Маршал Петен высоко оценил заслуги русского летчика из легионеров. Он отличился тем, что за короткий срок в течение нескольких весенних и летних месяцев сбил 4 вражеских самолета.[165] Французское командование особенно отметило роль русских легионеров: «В течение 1918 г., вплоть до заключения общего перемирия 11 ноября, в рядах вооруженных сил Держав Согласия, на территории Франции неутомимо сражался против центральных держав небольшой русский отряд. Этот отряд принял участие и в общем наступлении армий Держав Согласия к Рейну, для оккупации левобережной Германии. Русские легионеры оккупировали город Вормс, в котором находились около 2 месяцев.[166] Присутствием своим на берегах Рейна русские легионеры запечатлели свою верность тем обязательствам, которые приняла на себя Россия, вступив с Державами Согласия в договор о совместном ведении войны Державами Тройственного Союза до конца».[167] Всего через Иностранный легион за время Первой мировой войны прошли, по данным архивов, 5242 русских. Таким образом, по своему количеству русские уступали только итальянцам и находились на 2-м месте.[168] С отъездом же первых в итальянскую армию русские по числу штыков в Легионе стали первыми. Тем самым с России, благодаря самоотверженной работе русских легионеров, было снято пятно позора и предательства, которое легло на нее в 1917 г. из-за действий большевиков, которые заключили с немцами сепаратный мир, приведший к потере огромной территории и национальному унижению русского народа. Несмотря на победу, потери в Легионе не прекращались — баварцы просто убивали одиноких легионеров, «стоило только зазеваться», появиться же им в одиночку в темное время суток означало верную гибель… В то же время у легионного начальства начались другие проблемы: контрразведка докладывала о том, что действия большевистского правительства находят все больший отклик в легионерской среде, причем не только русскоязычной. Вести из России доходили до легионеров довольно быстро, так как теперь они получили возможность регулярного общения с гражданскими лицами. Одним из проявлений симпатий к большевизму среди значительной части легионеров французское военное командование с тревогой отмечало участившиеся случаи дезертирства личного состава Легиона, особенно славян из Восточной и Южной Европы. Не дожидаясь, когда же начальство соизволит отпустить легионеров по домам, они сами, не вынеся тяжестей опостылевшей службы, бежали «куда глаза глядят». Первый зафиксированный случай дезертирства русских из Французского иностранного легиона относится к ноябрю 1918 г., когда легионеры находились в марше по павшей Германии и когда неожиданно из 9-й роты исчезли двое русских, которые переплыли Рейн и бежали в Россию. На другой день исчезли еще двое. Легионное начальство рассвирепело, установило над своими подопечными жесточайший контроль и отвело подразделения легионеров от Рейна в тыл, чтобы тем самым обезопасить себя от дальнейших случаев бегства. Вскоре несколько пытавшихся дезертировать русских легионеров из 3-й и 9-й рот были задержаны жандармами и посажены в военную тюрьму. Одновременно французское командование было вынуждено пойти на освобождение 500 русских легионеров, которые предусмотрительно согласились подписать контракт не на 5 лет, а «до победы над Германией и ее союзниками». Удерживать их далее смысла не имело — они все более заражались большевизмом, зная то, что Советское правительство призвало русских легионеров возвращаться домой. В то же самое время французы всячески тормозили процесс этого возвращения. В ответ на это произошло несколько случаев самоубийств русских легионеров. Начало этому положил наводчик пулемета 1-го взвода Русского легиона Степан Мягков. Он застрелился из собственного пулемета. Последними его словами были: «Разве вырвешься из этой проклятой Франции, уже Волга скоро вскроется, а тут все сиди»… И все же французам пришлось поторопиться с вывозом русских легионеров, чьи контракты истекли с окончанием Первой мировой войны, так как контрразведка установила факт их связи с большевиками из Москвы. От таких «легионеров» было решено избавиться поскорее, так как французы всерьез опасались разложения самого Легиона. Те же, кто подписал контракт на 5 лет, проклинали свою судьбу. Понять бедных легионеров можно: несколько лет находиться без Родины, сражаться под жестоким гнетом за чужие интересы, каждую секунду рискуя расстаться с жизнью, взамен почти ничего, кроме ничтожных побрякушек, от «прекрасной Франции» не получая, а тут еще заставляют служить «ни за что, ни про что» лишних четыре года… А так все надоело, так хочется вырваться наконец-то на горячо любимую Родину, снящуюся в недолгих, но прекрасных, как сказка, снах, из опостылевшей Франции! В январе 1919 г. французское военное командование приступило к реорганизации Иностранного легиона. После вывода из его состава 500 русских, которых готовили к отправке в расположение Деникина и Колчака, оставшихся россиян в Легионе объединили в один Русский батальон и ликвидировали Русский легион. Этой мерой французы рассчитывали улучшить моральное состояние русских легионеров, предоставив им возможность постоянно находиться друг с другом. Однако желаемого результата это не принесло — случаи дезертирства продолжались. В этих условиях русских легионеров решили перевезти в центр Франции, откуда бежать им представлялось гораздо более сложным делом. Россияне пытались вырваться из Иностранного легиона, обратившись в бывшее русское посольство в Париже, однако, когда-то мощная Российская империя пала и посольские работники, за которыми уже не стояло грозной державы, были не в состоянии помочь своим несчастным соотечественникам… В это время французы пытаются привязать русских к Легиону не только «кнутом», но и «пряником» — все они были награждены французскими орденами и медалями, причем офицер русской службы В. Дмитриевский был награжден орденом Почетного легиона, дававшего целую кучу разных привилегий, и произведен в подполковники медицинской службы. Характерно, что «кидать кости» русским легионерам французское военное начальство стало лишь с угрозой бегства их оттуда. А до этого и Дмитриевский, офицер русской медицинской службы, сражался простым легионером за французские интересы. Французам и в голову не могло прийти, что русский медик может быть им более полезным со скальпелем в руках, чем с винтовкой! Хотя, возможно, они поступали так сознательно. В то же время французы притесняли легионеров на бытовом уровне, как могли. Так, мэрии различных французских городов запрещали им играть в футбол на своей территории под предлогом того, что они вытаптывают траву. Тем самым французы лишали легионеров немногих развлечений в их невеселой жизни…