Сердце акулы - Ульрих Бехер

Он что-то искал.

В Порто Леванте нашлась старая женщина по имени донна Раффаэла — поистине Эолийские острова могли бы называться Островами старых женщин, - у которой наша художница, работающая на пленэре, оставила для просушки свой холст с еще свежими красками.

Под вечер супруги встретились в траттории «Монте Роза». Ангелус привез лишь несколько гуашей, причем среди них не было ни одного вида Панареи, — сплошные наброски, этюды, и на каждом из них — какие-нибудь сказочные существа, которые либо парили в небесах, либо плескались в море. Выяснилось, что, находясь на борту рыбачьей шхуны, Ангелус творил куда более плодотворно, чем на Острове лангустов, «словно созданном для творчества». Установив мольберт на носу шхуны, он срисовал резные раскрашенные фигуры, украшавшие нос, иные из них были выдержаны в традициях древнего финикийского искусства. Возвращаясь назад после второй поездки на Панарею, он едва не лишился мольберта, который чуть не унесло в море, когда шхуна пошла на хорошей скорости.

— Ну и не о чем было бы жалеть, - сказал он. — Все равно никуда не годится.

— Что — никуда не годится?

Ангелус усмехнулся в светлую бородку:

— Мой мольберт.

На Панарее он вопреки ожиданиям почти не работал, занимался, в основном, тем, что смотрел на старух, которые ловили в море лангустов.

Создание:

— А я-то думала, привезешь что-нибудь в розовато-серых тонах.

— У меня есть кое-что розовато-серое. — Эта вечерняя встреча супругов стала для добродушного Херувима поистине часом сплошных улыбок. — Вернее, именно такой оттенок был у него, когда... пока он... ну..

— Пока — что?

— Пока он был еще живой. А теперь он карминно-красный, как мантия кардинала. — Ангелус вытащил из своего рюкзака лангуста длиной около тридцати сантиметров. — Представляешь, за триста лир купил. Я попросил сварить его там же, на месте, потому что подумал, может...

— Может — что?

— Может, тебе показалось бы... ну, как-то жутковато, по-моему... Такое живое чудище - и прямо в кипяток.

— Вот еще! Что тут страшного? Ах да, ты же у нас ангел...

Туриан встал и лениво прошел в другой конец двора, там зачерпнул ведро воды из резервуара, потом другое, третье... Он был похож на библейского персонажа. (Однажды синьор Априле важно объяснил им, что у девушек на Липари потому такой свежий цвет лица, что они умываются только дождевой водой. Туриан тогда едва удержался от вопроса: где же они прячутся, все эти юные красавицы?) Пока Создание варила спагетти, Ангелус сбегал вниз и принес из траттории литр слегка пенящегося капистелло, и наконец они расположились на террасе под тремя колоннами, где шныряли кошки, и устроили «баснословно дешевый пир, достойный богов». Потом, заказав у Априле по чашке кофе, долго сидели и смотрели на закатное золотисто-зеленое море на северо-востоке между склонами пемзовых гор, на треугольник Стромболи над горизонтом, однако ни муж, ни жена не проронили о вулкане ни слова.

— А как продвигается твоя работа, Лулубэ?

— На ночь я оставила холст у одной старушки, донны Раффаэлы в Порто Леванте, чтобы краски подсохли.

— И что ты думаешь — хорошая будет вещь?

— Понятия не имею! — Создание поджала губы.

— Ну а что это будет? Что ты пишешь?

— Что? Да я только-только начала. Сама не знаю пока. — Создание снова поджала губы.

В один из таких вечеров, еще до темноты, они бродили вдоль набережной в Липари, между растянутыми на скалах для просушки рыбачьими сетями с пробковыми поплавками, потом свернули на Vico Jove.

— Переулок Юпитера, — перевел название Ангелус.

— И здесь даже целых две гостиницы.

— Гостиницы — пожалуй, это эвфемизм.

— Вон, смотри: «Albeigo al Jove». «Гостиница „Юпитер“». Наверное, здесь живет мистер Кроссмен.

— С чего ты взяла, Лулубэ?

— По-моему, это бы ему подошло. Жить у Юпитера. Даже если здешний Олимп — такой вот плохонький.

— Спросить в гостинице о Кроссмене?

— Может быть, он не откажется выпить с нами капистелло?..

Туриан справился о мистере Кроссмене в обеих маленьких гостиницах, но вернулся ни с чем. Они пошли дальше, теперь уже по Vico Venere.

— Переулок Венеры, - снова перевел Ангелус. — А вот и «Гостиница ,,Венера“». Может быть, мистер Кроссмен поселился здесь?

— С чего ты взял, Ангелус?

— По-моему, ему бы это пошло. Жить у Венеры. Пусть даже ее Олимп — такой вот паршивый с виду.

— Не думаю, чтобы он очень интересовался Венерой.

— Да?.. Ты права, здесь он тоже не живет, — сообщил Туриан, вернувшись после очередных бесплодных расспросов. — Возможно, он вообще не живет на Липари.

— А где же?

— Ну, например, по ту сторону Монте Розы, в Канетто, где каменоломни.

— Не думаю...

— Или уже уплыл отсюда совсем.

— Не думаю...

— Нынче вечером ты что-то, Лулубэ, совсем ни о чем не думаешь. С чего бы это?

— Было бы немножко обидно, если бы...

— Что?

— Если бы он уплыл совсем.

— Почему?

— Он — моя модель.

— Кроссмен? Он тебе позирует?

— С какой стати! Просто мне кажется, я могла бы использовать для картины его... внешность.

— Верно, голова у него интересная.

— Поэтому мне хотелось бы увидеть его еще как-нибудь, раз или два. И хорошо бы — при дневном свете.

— Ага... Постой, он ведь говорил, что работает на археологических раскопках, там, в крепости. Хочешь, я завтра туда схожу и спрошу о нем?

— Нет, — вдруг резко ответила Создание. —  Я не намерена бегать за этим кроманьонцем.

Ангелус усмехнулся в бороду с не вполне осознанным чувством облегчения. Наследующий вечер, в сверкающих сумерках они совершенно случайно встретили англичанина в Греческой долине.

Донна Луиза — так теперь старик Априле величал госпожу Туриан — приготовила «баснословно дешевый ужин богов» в более ранний, чем обычно, час, из чего следовало, что предстоит более долгая, чем обычно, вечерняя прогулка. Туриан спросил у хозяина, есть ли в Канетто гостиницы. Ответ он получил отрицательный: в Канетто живут в основном рабочие пемзовых каменоломен, «рабы господина Томми Ферлаццо».

— Кто это такой?

— Пемзовый король Липарских островов.

— И зовут его Томми?

— Да. Потому что он долго жил в Соединенных Штатах.

Туриан:

— Может быть, Кроссмен поселился у этого Ферлаццо.

Создание:

— Не думаю. Насколько я его знаю...

— Мы его очень мало знаем.

— ...Он не стал бы жить у «пемзового короля».

— Но, судя по всему, в гостинице он тоже жить не стал.

— И где же, по-твоему, он поселился?

Ангелус улыбнулся не без ехидства:

— В какой-нибудь пещере.

Они миновали Сарацинскую башню и спустились в Piano Greco, Греческую долину, освоенную людьми еще в древности, тысячи лет назад. Здесь уже готовились к сбору винограда и оливок. Из долины не видно было ни Мессинского пролива, ни фейерверков над Стромболи, быстро сгущались ранние сумерки, уже взошел на   ярко-фиолетовом небе поразительно быстро прибывающий яркий месяц, совсем белый, с едва заметным золотистым оттенком, и в его свете пыльно-серая листва грациозно изогнутых олив тоже казалась призрачно-белой. На дорожке, которая сворачивала вверх по склону, они увидели указатель — отливающую серебристым цветом глыбу пемзового камня с надписью: «Кваттро Пани — 7 км».

Вверх по тропинке метнулись вдруг три призрака, таких же белых, как месяц в вышине. Вампиры-альбиносы? Нет, мимо промчались три полуодичавшие финикийские собаки с головами, как у летучих мышей. Следом за ними кто-то шел — видимо, от него и пустились наутек эти бесхозные псы. По тропинке шел человек в серебристом облачке пыли.

— Hello! — сказал Кроссмен так спокойно, будто они договорились здесь встретиться. Удивительно, что даже сейчас он был в солнечных очках.

— У вас лунные очки? — по-английски сказала Лулубэ, желая сострить. Он пропустил ее шутку мимо ушей.

— Я уже пятый час на ногах. Был там, наверху, в Кваттро Пани. Да, «Четыре хлеба» — так называется эта деревушка. Такая бедность, что я даже засомневался... Засомневался, найдется ли у них там хотя бы четыре куска хлеба.

— Прогуливались по окрестностям? — полюбопытствовал Туриан.

— Нет... Я, понимаете ли... услышал, что в деревушке есть крохотное кладбище, решил осмотреть. —

В темных стеклах очков поблескивали лиловые вечерние сумерки.

«Неужели он нашел своего отца?» — пронеслось в голове Лулубэ. Она осторожно спросила:

— И стоило осматривать?

— Стоило ли? Наверное... Потому что на этом малюсеньком кладбище обнаружился превосходный обелиск из вулканической лавы. На нем выбито девятнадцать фамилий. Почти все — очень молодые люди, они погибли или пропали без вести в России. Девятнадцать крестьянских парней из Кваттро Пани, где всего-то едва сотня жителей наберется.