Анжелика и заговор теней - Анн Голон

Квебек французский. Неожиданное чудо, остров, маленький Париж, уголок Версаля, говорливый, элегантный, благочестивый, беспечный, преданный искусству, роскоши и войне. Город, в котором плетутся политические интриги, затеваются и совершаются грандиозные авантюры. Недаром ведь отец де Верной, которому она исповедовалась летом, сказал ей: «И поезжайте в Квебек. Я назначаю вам такую епитимью. Поезжайте в Квебек. Имейте смелость встретиться с ним лицом к лицу. Может быть, это принесет пользу американской земле».

Он умер, убит. В память о нем она обязана выполнить епитимью. «Идите в Квебек. И неважно, что на плече клеймо — цветок лилии». Жизнь прекрасна. Этой зимой она пойдет на бал, будет играть в карты и вздыхать среди ночи. А в солнечные дни она будет прогуливаться с Онориной по крепостной стене и смотреть на дикие далекие горы Лорентиды.

Глава 8

Он вошел, угадал, что она спит. Сумрак хранил запах женщины, который стал ему очень знаком. Вид женской одежды, разбросанной там и сям, вызвал у него улыбку. Где была суровая, диковатая, маленькая гугенотка из Ла-Рошели в костюме служанки, которую однажды во время плавания в Америку Рескатор привел в свою каюту, пытаясь приручить ее. Где же та бесстрашная пионерка, которая во время этой ужасной зимы в Кеннебеке оставалась всегда рядом с ним, деля все невзгоды?

Он собрал кучу кружев, корсаж (его шелк еще хранил изгибы женского тела). Сначала она была анонимной служанкой, затем компаньонкой старателя в Новом Свете и вот, наконец, его Анжелика стала мадам де Пейрак, графиней Тулузы.

— Господь ее храни! — прошептал он, бросив ревнивый взгляд на альков, где угадывалось сияние волос.

Она спала. Он подошел к письменному столу красного дерева, взял ночник, зажег его. Тихо приблизился к Анжелике, Стоя у изголовья, начал рассматривать ее, Она спала глубоким, но чутким сном. Недавно Анжелика испытала сильное волнение. Ей нужно восстановить силы. Обычно сон ее был легким. Сердце спящей женщины реагирует на каждое движение, шорох, готово откликнуться на зов ребенка или любой подозрительный шум. Но самое грудное уже позади. Она может сказать себе, что теперь все в порядке и что ее близкие вне опасности. Она может спать спокойно, а не так, как тогда, Ему редко приходилось наблюдать изящество и грацию отдыхающего, свободно раскинувшегося женского тела, красоту спящего лица, и это вызывало соблазн. Где она теперь? Бродит где-то далеко, недоступная как никогда… Она скитается одна по побережью…

В этот момент любовь его граничила с болью.

Не один раз за это лето он мог бы ее потерять, много раз он находил ее иной. Она была многоликой.

Он никогда не забудет момент, когда она бежала по пляжу, смеясь и плача одновременно, протягивая к нему руки. Никогда он не забудет прикосновения ее лица, когда она бросилась к нему, крепко обняла, шептала бессвязные слова любви, которые долгие годы хранила в своем сердце. Она выкрикивала их ежеминутно, готовая умереть, если ему» это угодно, но только здесь, только не удаляясь…

Моя жена!

Жоффрей де Пейрак опустил лампу, чтобы лучше рассмотреть бриллиантовый перстень на ее пальце. Он преклонил колени и поцеловал ее руку. Как крепко она спит! Он даже встревожился. Каждый раз его охватывал подсознательный страх. Он поставил светильник на ночной столик около кровати, подошел к Анжелике снова. Всмотрелся в лицо, увидел, как вздрагивают веки, трепещут от дыхания губы. Затем он насмешливо поругал себя. Сколько раз он наблюдал агонию смерти, а теперь вдруг вздумал искать ее признаки на этом прелестном спящем лице! Она отдыхала, восстанавливала свои силы.

«Кто защитит ее, когда меня не будет рядом? Какие мужчины?» — спросил он себя. Он представил, как к этим нежным губам приближаются чужие губы, чтобы испить желания, и передают этой чувствительной женщине силу страсти, которая оглушает и воскрешает. Эта мысль его не рассердила. Он согласился, к счастью, с тем, что есть мужчины, готовые защитить ее, носить на руках и спасти в минуту безысходности.

Неизвестное прошлое Анжелики, его образы жили под ее сомкнутыми веками. Он ничего не знал. Снова ему вспоминались обрывки рассказов. После происшествия с Коленом Патюрелем она проявляла сдержанность, и он не мог вызвать ее на откровенный разговор. Это тоже было его ошибкой. Он грубо обращался с ней, под маской гнева скрывая боль, становился несправедливо придирчив.

Моя любовь!

Он наклонился к спящей и приник губами к ее полураскрытым губам Он бывал сердит, когда нарушали его сон, но сейчас ему так не терпелось увидеть, как она откроет глаза и узнает его, заметить в них отражение его собственной радости, что он поддался этому нетерпению Какое слово она скажет мне первым?

Анжелика пошевелилась и прошептала:

— Спи, спи, любовь моя!

Но она открыла глаза, и он увидел гак близко счастливое сияние ее изумрудных зрачков, еще затуманенных сном.

— Ты улыбалась во сне. Что тебе снилось?

— Я была на пляже, ты нес меня на руках.

— Какой пляж? — сыронизировала он. — Пляжей много… Она засмеялась, обняла его за шею, привлекла к себе, прижимаясь щекой к его щеке — Я спрашиваю тебя… — начал он.

— О чем?

— На каком пляже ты была самая красивая, волнующая, ослепительная? И я не знаю. Я вижу тебя повсюду: и в ветреную погоду, и под солнцем, и на утесе в Ла-Рошели, или бегущей мне навстречу… И не знаю, как решить На каком из этих пляжей ты была самой красивой?

— Неважно! Это меня мало волнует, лишь бы я бежала к тебе!

Наклонившись над ней, он провел пальцем по ее изогнутым золотистым бровям, поцеловал кончики ее пальцев, прикрыл се обнаженные плечи кружевным покрывалом. Но она сбросила покрывало, села, подняв руки, сняла через голову рубашку.

— Обними меня! Обними меня!

— Безумная, — засмеялся он, — замерзнешь! Холодно!

— Согрей меня!

Обнаженные руки обняли его шею, привлекли его. Она прильнула к нему изо всех своих сил, со всей слабостью.

— О, любимый…

И он увидел, как по ее чудесному лицу прошли волны, его озарила светлая улыбка экстаза, ее сменило выражение отчаяния и боли, которое часто сопровождает радость глубокой любви.

«Мужчина, который меня любит, желает меня. Он нуждается в теплоте моего тела, а мне нужен его жар. Он меня пугает и успокаивает. Он выскальзывает из моих рук, и, однако, я знаю, что он всегда будет здесь, со мной. Он больше никогда не убежит. Какое упоение!»

Она откинулась на подушки, обнаженная, красивая. Волосы рассыпались вуалью. Она собрала их одной рукой и обнажила белоснежное плечо, чтобы лучше было ласкать ее груди, к которым он любил прикасаться жадными губами. Его губы спускались вдоль мраморного тела богини, тронутого позолотой.