Головокружение - Франк Тилье

Его кто-то уже перетащил.

Сзади что-то хрустнуло. Я обернулся и вздрогнул: за мной стоял Мишель, в своей жуткой мертвой маске.

– Вы что, думали, я сплю? Я знал, что вы не уйметесь. Вы решили сбросить труп в пропасть, значит его надо сбросить, и все тут. И с самого начала вы постоянно мне приказываете и унижаете меня перед мальчишкой. Ну уж нет, так дело не пойдет.

Я рассвирепел, бросился к нему и оттолкнул назад. Он тяжело плюхнулся на землю, потеряв от удивления равновесие, да еще и маска перевесила. Я сжал кулак и замахнулся, а он расхохотался, и из-под маски послышались жутковатые звуки.

– Валяйте, бейте.

Я глубоко вздохнул и постепенно успокоился. Мишель отступил за красную линию.

– Я наблюдал, как вы обращались с собакой, потом с Фаридом, а теперь со мной. Вы пытаетесь скрывать свою агрессивность, но она прорывается наружу. Я не психолог, но такое поведение не говорит ни о чем хорошем.

– Заткнитесь! А теперь вы еще и мальчишку настраиваете против меня. Думаете, я не слышал?

– Я нашел у вас на ботинке прилипшее зернышко апельсина. Вы оставили еду в галерее!

– Теперь там ничего нет, я все съел. Ну, была пара-тройка апельсинов. Вы что, будете из этого делать трагедию?

– А почем я знаю, что вы не врете? Вы ведь эгоист. Мы все здесь в одинаковом положении, все без еды, и всем хочется есть.

– Но работал-то я, а не вы.

– А лед, который я скалывал с ледника, – это что, не работа?

– Работа. Но вызволить вас отсюда могу только я один.

От него несло перегаром. Мне хотелось его удавить… Я ткнул в него пальцем:

– Ступайте за трупом. Немедленно.

Чего я никак не ожидал, так это что он достанет из кармана револьвер и начнет его перекидывать из ладони в ладонь.

– Иначе что?

Я сжал кулаки. Должно быть, Фарид очень крепко спал, если позволил вытащить оружие у себя из-под мышки. В любом случае ни я, ни он не были в одной весовой категории со здоровяком Мишелем. А потому он мог делать все, что захочет.

– Да пошли вы куда подальше!

Мишель угрожающе поднял дуло револьвера, и меня слегка затошнило. В этот миг я отдал себе отчет, до какой степени ситуация опасна. Я этого типа не знал и не мог предвидеть его реакции.

– Спокойно, дедуля, спокойно… Один выстрел – это так быстро.

Голос у него был какой-то странный, непривычно вкрадчивый. И он меня напугал. Я ринулся в палатку, отстегнул баллончик с газом от каски, снял ботинки, сбросил всю одежду, кроме рубашки, и залез в спальник, застегнув сплошную молнию. С цепью это было очень трудно. В затылок дуло, цепь впивалась в грудь.

Услышав, что Мишель входит в палатку, я весь сжался в мешке.

– Теперь у меня сперли спальник?

Я не ответил.

Послышался «пых» газового баллончика. Он зажег горелку и демонстративно поставил ее посреди палатки. Как по маслу ничего не шло. Я похлопал рукой по коремату:

– Пок, ко мне, иди сюда, мой пес.

Пок впервые перешагнул порог палатки и улегся между мной и стенкой. Маска Мишеля устрашающе сверкнула в свете фонаря.

– Ты позволил своей грязной скотине войти сюда, не спросив разрешения?

Я снова ничего не ответил, только обнял собаку обеими руками и прижал к себе. Мой большой плюшевый мишка… С ним мне было гораздо спокойнее. Вокруг меня слышались какие-то звуки, чье-то дыхание, похрипывали легкие, с потолка палатки срывались капли. Рот наполнился горечью страха. Я совсем скорчился в мешке. В моем возрасте вроде бы уже ничего не следует бояться, но я был напуган до смерти.

Прошло только два дня, как мы здесь.

И мы уже готовы друг друга убить.

16

…Сегодня, папа, мы с классом приехали в Трою и забирались в знаменитого коня, который стоит на окраине турецкой деревни.[12] Здорово же троянцы попались, а греки хитро придумали завезти западню прямо в центр города! Потом мы смотрели «Трою», фильм с Брэдом Питом, в основном из-за костюмов и грима, а вечером, в качестве домашнего задания, нам предложили выбрать любого мифологического героя и написать о нем несколько страниц. Я выбрала Геракла. Ты знаешь, что он спускался до центра Земли, да самого Аида, чтобы покорить Цербера? Мне сразу вспомнилась история, которую ты всем любишь рассказывать, про Жана-Кристофа Лафайя. Он хотел стать первым французом, покорившим четырнадцать восьмитысячников. Я его не сравниваю с Гераклом, но я считаю, что у каждой эпохи свои герои, и Жан-Кристоф Лафай – один из них. Правда, он трагически пропал во время двенадцатого «подвига», но разве все герои в итоге не приходят к такому концу? Спасибо, что ты со всем этим покончил ради меня и мамы. Ты, может, и не стал в глазах других тем героем, каким хотел стать, но зато ты мой герой. Наш с мамой.

Поцелуй от меня маму и Пока. Я тебе пришлю фотки через несколько дней, ладно? И напишу. Не волнуйся, здесь все хорошо.

Чао, папа, я тебя люблю. Ты мой герой.

Электронное письмо, посланное с компьютера Клэр ее отцу 23 февраля, за два дня до того, как Жонатан Тувье очнулся в подземелье

В каске, с ремешками от газового баллончика в руке, я вылез из палатки, чтобы попи́сать. Прямо в кромешную тьму, если так можно выразиться. Круг света от налобника падал на черную каменную стену. Я зевал и чувствовал себя каким-то вялым и апатичным. Вдруг в затылок мне ударила сильная струя холодного воздуха и по скалам прошел стон. Я повернулся к пропасти и увидел эту тварь. Пришлось ущипнуть себя за руку. Из пропасти поднималось какое-то существо. Запахло ячменем, гречкой и керосином. Я опешил и попятился назад, пока не уперся спиной в стену. Тварь приближалась ко мне, и движения ее были какие-то странные, то ли замедленные, то ли неправильные… У меня перехватило дыхание, и я в панике, бросив каску и баллончик, побежал в палатку, закрылся и забрался в спальник до самого подбородка. Фарид спал, Мишеля на месте не было. Тут молния на палатке зажужжала и поползла вверх. Я лежал не дыша, зажав руки между колен. Чудище ощупало мой спальник, нашло застежку и одним движением скользнуло внутрь. Тело у него было ледяное, студенистое, а длинные пальцы оканчивались чем-то вроде шпателя или лыжи. Оно прижалось ко мне, и я увидел в его огромных глазах свое отражение. Еще мгновение – и я весь покрылся вязкой холодной слизью, а в грудь мне уперлась острая нога.

Вдруг резким толчком меня выбило из сна, и я в страхе вскочил.

О господи… Я опять здесь, в небытии. Подземелье на самом деле существует.

Вырваться из одного кошмара, чтобы очнуться в другом…

Я был один в палатке, и сразу возникло ощущение, что я один в целом мире. А где остальные? Я потряс головой, все еще в полусне… Все тело болело. Сон был таким реальным, таким… осязаемым. И чудовище, и этот запах… Гречка, ячмень – все это характерные ароматы деревень у подножия Эвереста. И керосин, я прекрасно помнил резкий запах его испарений. Бутыли с керосином несли шерпы, вместе с дровами, мешками и содовой водой. А на ветру хлопали буддистские флажки.

И этот удар в грудь…

Совсем как удары ледорубом, которые я получил когда-то и которые должны были меня убить.

Послышались голоса Фарида и Мишеля. Сквозь ткань палатки мерцал огонь фонаря. Мои товарищи по несчастью о чем-то разговаривали и все время ходили взад-вперед. Пок еще спал и не пошевелился, когда я его погладил.

Я быстро выпростал ноги из спальника. Никаких перемен. Та же сырость, та же темнота. За пределами палатки – та же картина. Ни лучика солнца, который ласково коснулся бы моего лица, и никакой надежды, что положение мое хоть как-то улучшится. Я представил себе, как о нашей «Истине» сказал бы комментатор службы погоды: «Сегодня температура воздуха один градус по Цельсию, как внутри, так и снаружи. Безоблачно, слабый ветер, погода мягкая, черное солнце над всей территорией. Тем не менее ожидаются осадки в виде льда. Не забудьте захватить с собой на прогулку стальные зонтики. Хорошего дня, до завтра… Если вы все еще живы».

Я пошарил вокруг себя в поисках горелки, но ее не было в том месте, где я ее оставил вчера, или только что, или… Я уже не знал, все смешалось. Добравшись до стенки палатки, я нащупал зажигалку Фарида и баллончик с газом. Он был совсем легким. Глаза болезненно отреагировали на слабый свет горелки, и мне пришлось зажмуриться. Справа от спальника я с удивлением обнаружил корки от апельсина, а самого апельсина не было. Значит, остался всего один фрукт. Похоже, я знаю, кто это сделал. Бережно собрав корки, я рассовал их по карманам.

Есть хотелось до судорог. Сейчас бы позавтракать стаканом козьего молока с теплыми круассанами – и глотать бы все это огромными кусками… Я с тоской покосился на оставшийся нетронутым апельсин и ощутил его сок у себя на губах. Рот наполнился слюной, организм требовал свое. Меня душил неутоленный голод. Вставать не хотелось. А зачем? Было такое чувство, что меня заточили в ледышку. Я засунул в ухо термометр, и он показал температуру 36,3 градуса по Цельсию. Метаболизм в теле явно замедлился, и редкий пульс это подтверждал. Мне угрожали гипотермия и опасность летаргии. Если не двигаться, то можно впасть в сонное оцепенение и, значит, принять смерть как данность.